Патриот. Смута. Том 6 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

— А вы, господа, голландцы, свободны. Думайте до утра. На рассвете, если желание есть потренироваться. — Я расплылся в довольной улыбке. — Заметьте, именно потренироваться, не прогуляться ради дуэли. Ни в коем разе. Решитесь, милости прошу.

Вильям ван Врис и двое его сотоварищей поднялись, сделали каждый по реверансу и вышли. Уверен, на душе командира наемников клокотало невероятно. Эмоций за разговор накопилось много. А у его сопровождения еще больше. Они же побольше части все молчали.

— Игорь Васильевич, поражаюсь, как вам удалось сделать такое. — Проговорил француз, выдержав небольшую паузу.

— Это пустяки, Франсуа. Ты мне помог понять этих людей. Увидеть их чуть глубже и раскрыть.

Перевел взгляд на пленника, задал первый вопрос:

— Кто ты такой? Мил человек.

Уважаемые читатели, спасибо!

Пожалуйста не забывайте ставить лайк!

И конечно — добавляйте книгу в библиотеку!

Впереди — много интересного. Судьба Лжедмитрия, Шуйского, Ляпунова и прочих исторических личностей.

Впереди Тула, а за ней Серпухов, Москва и… Земский Собор!

Глава 2

Пленный гонец сидел, трясся, смотрел по сторонам, явно прикидывая, как можно куда-то исчезнуть, улизнуть. Уверен, явись здесь чет и предложи ему отправиться в Пекельное царство, в сам ад — он бы согласился. Только бы не быть здесь.

Это читалось в его полных ужаса глазах.

— Я-то, я…

— Имен не надо. — Упростил ему задачу. — Кто послал? С какой целью?

— Так это… Царь Дмитрий с письмом. Прознал он, что эти, немцы… Тут они. А они за нас раньше… За царя-то… — Он шмыгнул носом, но от меня глаз не отводил. — Вот и велел к ним. А еще велел всем, кого встречу… Прямо всем и каждому говорить, что царь идет.

Он нервно сглотнул, опять затрясся.

— Многим сказал? — Я усмехнулся. Не верилось мне, что такого человека вообще слушать кто-то будет.

— Так я это… Я-то… Тут окрест и нет никого, считай. А если и есть, то это… Боязно же.

М-да, с виду идеальный посыльный, для передачи писем, неприметный. А с иной стороны — трусливый слишком, чтобы помимо работы гонца что-то еще делать.

— Куда царь идет? — Я смотрел на него и понимал, что это человеку невероятно страшно, он весь трясется не знает, что говорить, и мыслит сейчас, как бы прожить лишний день.

— К Туле, г… г…

— Господарь? Так, видимо, вернее будет. — Подсказал ему.

— К Туле, господарь.

— А чего ты меня так боишься? А? — Задал вопрос в лоб. Может быть, сам по себе он такой, малодушный. А может…

— Так это… Господарь. Слухи то какие. Слухи-то… — Он икнул, замолчал, в землю уставился.

— Какие же слухи?

— Так что люты вы. — Он задергался. — Я-то только со слов, я-то не знаю сам. Милостивы вы и добросердечны. Крест бы мог положить, тут же бы сделал. Но руки-то, руки…

— И что со слов? Говори, ничего не будет тебе за правду. Не лги и жить будешь.

— Спасибо, господарь, спасибо. — Он ощутил себя чуть более уверенно и как-то даже подобрался. Шмыгать носом перестал.

— Говори.

— Так это. Разное говорят. Очень разное. Кто про то, что на юге татарский лютый хан, или сын хана, что вновь идет Москву жечь. Как предки наши с ними жили. Дань платили, так и нонче будет. — Он перевел дух, испуганно глаза поднял, потом опустил вновь, как будто испугавшись сам своего поступка. — Кто говорит, что сам Иван великий из могилы восстал и идет с воинством своим на Русь. А кто, что сам… — Он сбился, начал заикаться. — Сам… Сам…

— Да давай уже, кто там, этот. Сам! — Прикрикнул на него.

— Сатана. — Прошептал он тихо.

И смех и грех. Видимо, слухи о моем появлении дошли до Калуги в прилично так искаженном виде. Грозный, хан татарский, дьявол. М-да.

— Ясно. — Продолжил я расспросы. — к Ляпунову письма ты вез?

— А, что, какие? Кому? — Он встрепенулся, ничего не понимая.

Только что рассказывал о том, кем меня считают, а здесь о каком-то ином человеке разговор. В его состоянии уследить за ходом моих мыслей и переменой в форме допроса было невозможно.

— К Ляпунову, Прокопию, что из Рязани. Он тоже идет к Туле. — Я посмотрел пристально, добавил. — Ты письма вез⁈

— Так я, так это… — Он задергался. — Не ведаю я. Ляпунова, это да, это слышал я. Боярин Рязанский, воевода там и людей вокруг него. Много, получается, людей. Но я… Но мы…

Он говорил, словно блеял.

Ясно, про письма к Прокопию он не знает. Да и вообще — были они или нет, неясно. А вопрос очень сложный. То, что мне писал рязанский воевода это правда или отвод глаз. Если мы с ним встретимся, то, за кого он будет в бою — за меня или за Дмитрия? Как здесь поймешь?

По-хорошему войска вора мне нужно разбить до прихода рязанцев. А значит — считать надо. Сколько от Калуги, сколько от Рязани до Тулы. Мне-то осталось всего ничего. Три дня, при хорошем раскладе.

Завтра вечером Богородицкое, потом Дедилов ну и Тула, к вечеру третьего. Насколько эти поселения крупные, я не знал. Но вряд ли они могли хоть как-то помочь или затормозить мое продвижение.

Хотя если до этих людей добрался гонец, то и там, может быть кто-то уже был и подбивал служить царику.

Решил спросить, хотя не надеялся на разумный ответ.

— Голландцы вам зачем? Их всего полсотни.

— Да я-то, я откуда, го… господарь.

— А ты подумай, что говорили, что думали, зачем тебя отсылали.

Он напрягся. Казалось, я прямо вижу, как мысли текут в его голове. Мучительно, неуверенно, тяжело.

Выдал наконец-то.

— Опытные они, толковые. А у нас-то, казаки одни. Учить некому. Сам воевода ругался на чем свет стоит. Что все, кто толковый, к ляхам ушли или просто разбежались. Кто куда. — Он икнул, добавил. — А кто собрался-то… Поносил князь всех словами бранными. Не для ваших ушей такие. Даже не просите.

Ясно. Разговор налаживался, человек начинал ощущать себя чуть увереннее. Глядишь, удастся выудить что-то получше, побольше.

— Воевода, кто? Кто войска ведет? Что за князь?

Он уставился на меня глазами совершенно глупыми. Ну давай, гонец, скажи имя!

— Князь. Трубецкой. Дмитрий Тимофеевич.

— Ясно. Еще кто? Заруцкий, Сапега, Ружинский? Говори. В Калуге они? Подле Дмитрия? Лисовский, Просовецкий что?

— Нет, нет… Князь один войска ведет, все. — Он голову в плечи вжал. — Ну и сам Дмитрий. Идет.

Царь значит с войском. Это и хорошо, и плохо. С одной стороны, победа поставит точку на всей этой ситуации с самозванцем. А с иной — скорее всего, сражаться за него будут лучше. Те, что верят в подлинность его персоны. Или рассчитывают хоть на какие-то преференции после его победы.

— Много вас?

— Так это… Так собралось, ну тысячи три. Может, чуть больше. Может, пять. Казаки стекались. Им у ляхов не очень-то. А больше не к кому. Дмитрий, ляхи да Шуйский. Казакам только в калуге рады. — Он плечами неуверенно пожал. — А я-то… Я-то уехал по воле… — Неуверенно добавил. — Воле царской.

Я посмотрел на Войского. Тот изучал мужичка пристально, пытался узнать, но вроде как не мог.

— Знаешь его? — Задал прямой вопрос старику.

— Ну… Сложно. — Протянул тот.

Пленный гонец смотрел, глазами хлопал. Осмелел, взгляд уже поднял и не трясся всем телом, а с каждой фразой говорил увереннее и спокойнее.

Освоился. Чувствует, что не убьют и радуется.

— В лагере-то народу много было. — Проговорил Фрол Семенович. Каждого не запомню. Но вроде видел где-то. Вроде, господарь.

В целом это роли не играло особо никакой. Вряд ли голландцы умудрились провернуть какую-то хитрость. Найти нерадивого мужичка, научить его говорить, что он посыльный. Очень сложная в исполнении комбинация. Да и после того, как Войский лагерь Лжедмитрия покинул там же поменяться много чего могло.

— Хорошо. — Проговорил я.

Повернулся к гонцу, задал еще один вопрос.

— Значит так. Когда у Тулы войска быть должны?

— Не знаю. Я же это. Я же господарь… Я же простой человек-то. Я откуда.