Дмитрий Бондарь - У всех разные игрушки
К счастью, Серый думал не долго. Я не успел прочесть свежий номер Forbes, а он уже перезвонил и коротко бросил:
– Соглашайся на все. Но торгуйся за каждый пенни. Увидимся – объясню.
Поэтому, когда через день над городком появилась пара вертолетов, я был уверен в своих силах, ждал предстоящей схватки и притопывал как нетерпеливый жеребец на старте ипподрома.
Первый вертолет опустился на небольшую площадку, и места для второго на ней уже не оказалось. Поэтому второй машине пришлось висеть метрах в ста над землей, в ожидании разгрузки первой.
Прибывших оказалось пятеро: первым из вертолета выбрался и, придерживая рукой легкую шляпу, похожую на артековскую панаму, побрел ко мне сквозь поднятый лопастями вихрь полноватый мужик лет сорока-сорока пяти, с одутловатым лицом, наполовину скрытым густой бородой – Николас Оппенгеймер, наследник алмазной империи "Де Бирс", банкир и просто хороший человек. Я видел его издалека во время своего посещения Богемской рощи, но представлен ему не был. Следующим из машины показался невзрачный среднестатистический человечек без особых примет – исполнительный глава Morgan Stanley Чарльз Ф. Морган. Третьим на площадке появился улыбчивый князь Лобанов-Ростовский. Вертолет поднялся вверх, его место занял второй и вскоре из него легко выпрыгнул бывший губернатор, а ныне сенатор от Западной Вирджинии Джон "Джей" Рокфеллер – большелобый очкарик с обаятельной улыбкой, единственный демократ в семье потомственных республиканцев. Его я тоже видел раньше – несколько раз по телевизору и однажды на какой-то правительственной конференции, куда притащил меня Уилкокс. И последним на земле оказался встреченный отцом в Москве восходящая звезда финансовых рынков, повелитель доллара – Алан Гринспен.
Визит последнего был для меня необъясним – его-то какое дело? Сидит там у себя в Вашингтоне, мотается по Америке, удерживая инфляцию и последовательно снижая ставки федеральных фондов – что ему делать здесь, в Европе? Зачем здесь человек, устроивший тот пресловутый "черный вторник" в 1987 году, который позволил нам начать свою эпопею? Странно переплетаются жизненные дорожки. Знал бы он, чем я ему обязан…
– Зак, здравствуйте! – Еще в прошлый визит князя мы как-то научились обходиться без чинов. – Вот, привез вам гарантии.
– Доброе утро, – пробормотал скороговорку Оппенгеймер, сграбастывая в свою медвежью лапу мою узкую ладонь. – Далеко же вы забрались. Чем-то здесь пахнет…
– Это пахнет кошеной травой, Ник, – мне протянул руку Морган, – рад вас видеть, Зак. Мне очень приятно. Я – Чарли.
– Мне тоже, – сказал я в ответ и мы все повернулись к немного оторопевшему Пьеру.
В андоррскую глушь никогда прежде не являлись столь известные персоны.
– Это мой хороший друг и помощник Пьер Персен, – отрекомендовал я своего премьер-министра.
С ним тоже вежливо поздоровались.
Стоявшие поодаль Гвидо с вызванным из Лондона Лу не рискнули приблизиться к столь заметным гостям и просто глазели во все глаза, запоминая каждый миг присутствия небожителей.
К этому моменту подоспели сенатор и самый значимый для любых бирж и рынков человек – Алан Гринспен. Одно его неосторожное брошенное слово могло повернуть вспять любые тенденции, сломать тренды, обогатить одних и совершенно разорить других.
На длинном мясистом носу Алана прочно угнездились очки в тяжелой роговой оправе, растрепанные волосы совсем не закрывали намечающуюся лысину, а на подвижном лице с проницательными, но постоянно бегающими глазками, сменялись одно за другим множество выражений крайней усталости. Он оказался довольно высоким, хотя мне почему-то всегда представлялся карликом-гномом, стерегущим сокровища нибелунгов. Или дракона? Не важно, в общем – карликом, который сидит на сокровищах.
– Необыкновенно рад вас видеть, – сказал действующий Председатель ФРС. – О ваших спекуляциях ходят необыкновенные слухи. Надеюсь, вы не пойдете по пути Китинга? Мне он дорого обошелся.
Гринспен намекал на разгорающийся на Капитолии многомиллиардный скандал с участием дельца с Уолл-стрит Чарльза Китинга.
– О, да! – поддержал его подошедший Рокфеллер. – Чарли очень сильно подгадил моим коллегам. Не хотелось бы повторения. Я – Джон, но зовите меня Джей. Чтобы не путать с моим великим прадедом. Да и привычнее так.
Афера Чарли Китинга, достойного искателя "американской мечты", едва не переплюнувшего масштабами эталонного мошенника – Джея Гулда, в последние дни раскручивалась с необыкновенной силой. Его фотографии не сходили с первых полос американских газет, и лицо его, худое, злое, морщинистое и остроносое, стало для многих узнаваемее ликов Дукакиса, Горби и миссис Тэтчер. Он стал первопроходцем очередного разрастающегося кризиса на базе американской недвижимости.
Предшественник Гринспена – Пол Волкер снижал процентные ставки, пытаясь разогнать темпы кредитования и строительства, и американские дельцы, почувствовав дешевые деньги, клюнули на приманку. По всей стране развернулась сеть кредитных товариществ, бравших у вкладчиков деньги под три процента годовых, а выдававших ипотечные кредиты под шесть со сроком до тридцати лет. Общая сумма заимствований на этом рынке достигла полутора триллионов долларов – сумма заоблачная. В схему вкладывались все – от почтовых клерков до супруг высших чиновников из того же Минфина. И все было нормально, даже отлично, пока пришедший на смену Волкеру мистер Гринспен не начал поднимать учетную ставку для борьбы с начинающейся инфляцией. И быстро стало понятно, что вернуть вкладчикам деньги умники вроде Китинга не могут – не из чего!
Ведь он только что вложился в постройку суперотеля и даже целого "города будущего" с предполагаемым населением в двести тысяч человек! Деньги потрачены, свежих займов на старых условиях не привлечь, а на новых условиях они чертовски не выгодны для производства чего бы то ни было!
Народ кинулся забирать деньги из ипотечных контор и конторок, которых к тому времени образовалось по всей стране больше трех тысяч. Должен был разразиться новый кризис, но в Вашингтоне решили до этого не доводить. Решение было парадоксальным – этим, балансирующим на тонкой грани между жизнью и смертью ипотечным конторам, в число которых входила и китинговская Lincoln Savings Loan – один из флагманов отрасли, разрешили ограниченные операции на некоторых рынках. Банкротов пустили в казино! Чем думал Гринспен, входящий во все профильные комитеты – я не знаю. Надеялся на "волшебную руку рынка", легенды о которой впитал, общаясь со своей доброй наставницей – Айн Рэнд, к которой до сих пор питал самые нежные чувства? Не знаю. Но решение было принято и кризис вместо того, чтобы затухнуть, принял новые обороты.
Китинг не придумал ничего лучше как вложиться в мусорные облигации Милкена и в бумаги с "розовых страниц" бюллетеня Бюро национальных котировок. Того самого, где печатались брокерские котировки, адреса и телефоны непубличных фирм, мелких однодневок, не имеющих листинга ни на одной нормальной бирже и всякого прочего сброда – от откровенных мошенников до наивных мечтателей. Так сделали многие, не один Китинг, но только у Китинга была ипотечная контора с активами в несколько миллиардов долларов – он был очень крупной рыбой. Кому-то везло и он и в самом деле натыкался среди "розовых листов" на золотую жилу, но таких было немного, чаще люди просто теряли деньги, обогащая брокеров-мошенников.
Китингу не повезло, он терял по миллиону долларов ежедневно. Но этого было мало, ведь беда никогда не приходит одна, и потому свой пристальный взор на контору Китинга обратили внимание сразу несколько федеральных агентств, ответственных за состояние рынков. Начались проверки, аудит, запреты… В поисках немедленного выхода из ситуации он бросился за заступничеством к знакомым сенаторам, которых в прессе позже прозвали "пятерка Китинга". Я даже не могу себе представить, что бы я делал в подобной ситуации, когда любое твое решение только ухудшает ситуацию.
Словом, сенаторы начали давить на соответствующие комитеты, стали требовать от федеральных агентств отстать от конторы Китинга, дать ему еще немного денег для расшивки платежей, снизить налоговые требования. Деньги исправно выделялись, налоговые послабления устанавливались, проверки прекращались. Все это подавалось под соусом заботы о несчастном пострадавшем населении – вкладчиках, но все было тщетно – Китинг отправился на дно сам и потянул за собой сенаторов, устроив самый громкий коррупционный скандал со времен "банды Твида".
Кроме объективных рыночных причин падению Lincoln Savings заметно поспособствовали миллионные хищения, сомнительные сделки и необъяснимые пропажи средств со счетов. Китинг пытался выкрутиться, но увязал все глубже – не помогли и миллиардные вложения государства.
