Дмитрий Бондарь - У всех разные игрушки
Все это я слышал со слов Серого, который почему-то особенно радовался, когда в газетных статьях разоблачали одного из сенаторов, работавших на Китинга – аризонского представителя Джона Маккейна, седовласого ветерана-коротышку с глупым лицом. Фролов едва не пел, когда выходила новая статья, в которой какой-нибудь резгневанный журналист требовал немедленной расправы над коррупционером.
Карьера мистера Маккейна была безвозвратно загублена и, более того, ему светил немалый срок. Но перед тем он успел сообщить сенатской комиссии, что продвигал компанию Китинга потому, что тот предъявил ему подписанный Гринспеном отчет о хорошем положении дел в компании. Отчет был написан несколькими годами раньше, когда компания еще не прибегла к сомнительным операциям, но это не помешало Маккейну на него ссылаться.
Вся эта история мне вспомнилась потому, что главный ее виновник стоял сейчас передо мной, а рядом с ним топтался один из тех демократов, кто гневно осудил с высокой трибуны пройдоху- Китинга и его подручного-республиканца Джона Маккейна. И я все еще рассеянно тряс руку последнего.
– О чем задумались, Зак? – участливо поинтересовался Джей.
– Не обращайте внимания, – отмахнулся я. – Прошу вас, господа, пройти за мной в дом.
Сотню шагов до дома я шел рядом с Аланом и думал, что дороги, которыми ходят люди, странны и извилисты. Несколько недель назад этот носатый финансист учил в Москве советских деятелей тонкостям рыночных отношений, изучал методы Госплана в обществе Маслюкова, советовал как обустроить жизнь Явлинскому и Ельцину, а теперь идет рядом со мной и будет пытаться уговорить не иметь отношений с теми людьми, которые ему искренне верили.
– Суховато здесь у вас, – пожаловался тучный Николас, едва мы разместились за столом. – И жарко.
Он расстегнул ворот сорочки и снял влажный шейный платок.
– Ну, я бывал в местах и похуже, – рассмеялся князь Лобанов. – Где-нибудь в Намибии гораздо суше и сильно жарче.
– Не люблю Намибию, – скрипнул Оппенгеймер. – Даже не вспоминайте, Никита.
– Итак, господа, насколько я понял нашу беседу с князем, для мирового сообщества будет лучше, если я ужесточу условия сделки с новым правительством большевиков? Кстати, Баталин уже, кажется, не большевик?
– Зато все его подручные – завзятые комми, – заявил Джей, тыкая вилкой в тарелку с тушеной уткой. – Короля делает свита.
– Да-да, – поддакнул Гринспен. – Я видел этих людей. Да мы все, за исключением разве что… Чарли?
– Я бывал в Москве, – отозвался Морган.
– Ну вот видите, мы все бывали в Москве, – продолжил Гринспен. – И должны понимать, что от реставрации прежнего режима нам ничего хорошего ждать не приходится.
– Но вы хотите, чтобы я, по сути, свернул свою деятельность. Это существенные потери.
– Если вы продолжите свою деятельность, потери будут гораздо выше. Кроме того, мы не просим вас совершенно закрыть свой бизнес. Более того, мы даже готовы компенсировать вам… издержки. Участием в некоторых общественных структурах. Тройственная комиссия. Европейский круглый стол промышленников. Это очень хорошие места для завязывания новых продуктивных отношений.
– Немного в обмен на десять миллиардов ежегодного оборота, – сказал я.
– Перестаньте, Зак. Вас, наверное, мучает вопрос – почему я здесь?
Меня и в самом деле мучил этот вопрос – какого черта происходит и почему этот хитрый перец ведет переговоры от лица всех остальных.
– Не ожидал вас увидеть, это правда.
– Алан никогда лишним не бывает, – хохотнул Чарли, запивая местным вином кусок утки. – Кислятина!
– Вы видите, что происходит в Америке? В Лондоне?
– Как обычно – то кризис, то скандал, то глупости?
– Какая точная характеристика вашей деятельности, Джей, – рассмеялся Алан.
– Можно подумать, вы здесь ни при чем, – картинно обиделся сенатор.- Скандалы и кризисы больше по вашей части.
– Зато глупости по вашей, – продолжал веселиться банкир.
Они оба весело рассмеялись.
– Зак, не стану скрывать, – повернулся ко мне Алан, – что для развития наших рынков нужен какой-то толчок. Мы практически исчерпали возможности понижения ставки федеральных фондов. Мы не можем сокращать расходы бюджета и нам неоткуда взять дополнительные доходы – налоги и так повышены против предвыборных обещаний Президента. А ВНП не растет, вернее, растет еле-еле, несмотря на все наши усилия. Мы будто идем вперед против сильного ветра. Очередной ипотечный кризис вот-вот свалит нас. Нам катастрофически нужны новые рынки! Восточная Европа – это хорошо, но катастрофически мало. Небольшое бедное население с минимальным спросом нам не поможет. По нашим подсчетам, нам нужно по меньшей мере триста миллионов человек со спросом вполовину от среднего западнонемецкого, чтобы запустить маховик наших экономик. Понимаете?
– Вам нечем стимулировать спрос, кроме расширения рынков? Или раздутия пузыря?
– Верно. Нечем, – просто согласился финансовый гуру. – Совершенно нечем. Пузырь – дело очень неустойчивое. Контролировать его трудно и я бы предпочел появление нового рынка. Помните, на рубеже веков мировую экономику спасли Форд с Бенцем. До того были железные дороги. В последние тридцать лет много надежд связывалось с космосом… Помните все эти города на Марсе, добычу полезных ископаемых в астероидном поясе? Проекты один грандиознее другого. Все они оказались просто словами.
– Разве нынешний рост американской экономики кого-то не устраивает?
– Никого не устраивает, – пробормотал сенатор Джей. – Это не рост, а раздутие бюджетов. Манипуляции цифрами в годовых отчетах. Нам это все еще аукнется. Мы боремся с инфляцией и вызываем безработицу, давим безработицу и получаем инфляцию. Мы манипулируем ставками, мы занимаем, занимаем, занимаем деньги! И становимся должны с каждым годом еще больше. Уже почти четверть федерального бюджета уходит на выплаты по имеющимся долгам! Вдумайтесь – четверть! Течет изо всех щелей!
– В последние годы были надежды на Китай, – как будто не слыша компаньона, продолжил Гринспен – главный ответственный за безработицу и инфляцию. – Больше миллиарда потенциальных потребителей, удобное положение, трудолюбивый и дисциплинированный народ – чего еще желать для хорошего бизнеса? Кстати, вы знаете, что в треугольнике Китай-Индия-Индонезия живет столько же людей, сколько на всей остальной суше?
– В самом деле?
– Да, представьте себе. И во всех этих странах у власти социалисты! Но после того, как они устроили бойню посреди Пекина, никто не спешит размещать там капиталы. А многие так и вообще уходят.
– У моей семьи богатая история взаимоотношений с комми, – вставил Николас Оппенгеймер. – Если у них начинаются сложности, они их всегда перекладывают на нас, честных капиталистов.
– Вот видите, Зак? – участливо спросил Алан. – К чему этот ненужный риск? Проще безболезненно заработать свои четыре-восемь процентов на французских бондах, чем лезть в сомнительные авантюры в Китае. Бизнес не любит рисковать.
– Без риска нет прибыли, – возразил я, хотя прекрасно знал, что времена безрисковых операций для больших капиталов уже на подходе.
Мы с Серым и компанией пытались использовать всеобщий исход европейского и американского бизнеса из Шанхая и Гуанчжоу, едва ли не силой затаскивая туда советские НИИ с их наработками, но катастрофически не успевали занять все вакантные места. К тому же выяснилось, что на замену уходящим с рынка американским и европейским компаниям спешат другие, такие же американские и европейские. И все же определенный успех был – вместе с англоговорящей публикой в Китае стали появляться большие кластеры русскоязычных компаний.
– Верно, – согласился мистер Гринспен. – Но с чрезмерным риском пропадают деньги. Итак, мы пришли к простому выводу – нам нужны подконтрольные рынки, работающие по нашим правилам. Иначе людям некуда вкладывать деньги. И если в такой обстановке еще и русские закроются, отгородят свои рынки – поляки с румынами нам не помогут. Вы знаете, насколько рынки взаимозависимы. Если в Нью-Йорке из-за невозможности кредитовать большие рынки начнется рецессия, в Лондоне она отзовется огромными потерями. А у вас просто исчезнет спрос на вашу русскую нефть. Вы же понимаете – это как в теореме Архимеда – если мы не сможем продавать им наши товары, то нам совершенно незачем покупать у них нефть. И в этом случае вы не сможете ее продавать в Европу. Но если в случае принятия нашего предложения, озвученного князем, вы сами будете контролировать объем своих отношений с русскими, то во втором случае мы все столкнемся со стихией. С неуправляемой паникой. А что может быть хуже этого?
Отказать ему в логике было трудно. Впрочем, двадцать лет назад мистер Гринспен былстоль же логичен, будучи ярым сторонником "золотого" доллара и даже писал книги о необходимости иметь реальное покрытие для мировой валюты. С тех пор его взгляды изменились на прямо противоположные – тоже строго логичные. Он готов был засыпать весь мир долларами, если бы эта мера могла хоть как-то подстегнуть американскую экономику. Должно быть, "черный вторник" изрядно напугал финансиста, и необеспеченность валюты в его глазах стала меньшим злом, чем недостаток денежной массы. С другой стороны, обеспечение золотом ничуть не лучше, чем нынешнее обеспечение нефтью, пусть и чужой. Так что логика, самый главный конек этого специалиста, была безупречной. Правда, я так и не понял, при чем здесь Архимед.
