Опричник (СИ) - Борчанинов Геннадий

Встали у самой кромки льда. Тут и там можно было заметить ручейки, вливающиеся в Оку с нагорной стороны, грязная талая вода выносила из города мелкий мусор и сажу из печных труб. Я тронул сапогом мокрый лёд у самого берега, след тотчас же наполнился водой. Нет, мы бы тут точно не прошли.

— Я место знаю, где перейти можно, — сказал вдруг князь Ростовский. — Я тут давно ведь, в Нижнем, тут выше по течению…

— Заткнись, — перебил его я.

Верить арестованному изменнику — себя не уважать. Даже если он говорит чистейшую правду, я лучше помучаюсь с лодками и вёслами. Мне так спокойнее.

— Ты как с князем разговариваешь, щенок⁈ — внезапно осмелел Ростовский.

— Ты не князь, ты мразь, — сказал я, поворачиваясь к нему и пристально глядя в глаза. — И просто… Чтоб ты знал. Нам не обязательно доставлять тебя целым и невредимым. Так что не советую меня злить.

Ростовский замялся, отвернулся, опричники заухмылялись. Думаю, большинство из них было бы совсем не прочь вразумить опального князя.

Подождали минут пятнадцать. С одной стороны вернулся Пахом, без особых результатов.

— Есть там одна… В лёд вмёрзшая, ещё с осени, наверное, — сказал он.

— Ну нет, это не пойдёт, — проворчал я.

Решили дождаться Овчину. Тот вернулся ещё спустя пятнадцать минут, сияющий, как золотой рубль.

— Есть лодка! И лодочник есть! — объявил он. — Идём!

Отправились вдоль берега следом за ним, погнали вмиг погрустневшего князя перед собой. Я же дивился, как в этом времени самая обычная река может стать неодолимым препятствием, из-за которого мы вынуждены были изобретать способы переправиться. Для меня было непривычно, что мосты — большая редкость, особенно через крупные реки. Я-то жил во время, когда природа была усмирена, и даже через самые широкие реки были переброшены десятки мостов.

Мы наконец вышли к нужному месту, прямо напротив стрелки невзрачный мужичок в овчинном тулупе вытаскивал к берегу плоскодонную рыбацкую лодочку.

— Ох, много вас! — воскликнул он шепеляво. — По трое токмо уместитесь!

— Да нам хоть как-нибудь, — сказал я. — Никита, ты по оплате договорился уже?

— Какой оплате? Дело государево! — сказал Овчина.

Ясно, заставил силой.

— На том берегу заплачу, когда всех переправишь, — пообещал я лодочнику, и тот начал подтаскивать лодку вдвое усерднее.

— Оглоблю вон берите, лёд ломать надо! — сказал он.

Я оглядел своих подчинённых, взглянул на князя, на лодку, выглядевшую довольно хлипкой и ненадёжной.

— Ты, ты и ты! — я ткнул пальцем в троицу опричников. — Грузитесь первыми, хватайте оглобли, ломайте лёд. Потом вы трое. Затем вы. Остальных к берегу там зовите, пусть лошадей ведут, времени терять не будем. Мы с князем последними грузимся, он за двоих сойдёт.

— Никитка… Может, не будешь с князем наедине оставаться? А вдруг учудить чего задумает? — тихо спросил меня Леонтий.

— Чего он мне сделает, дядька? Совсем-то уж не придумывай, — сказал я.

Князь Ростовский казался потерянным и измученным. Я сильно сомневался, что он решится на сопротивление, тем более в лодке посреди реки.

Первая партия опричников отправилась на тот берег. Медленно, проламывая лёд перед лодкой, разгребая мелкую ледяную и снежную кашицу. На то они и первые. Следующим будет уже легче.

Мы стояли и глядели им вслед, ёжась от сырого весеннего ветра. Солнце хоть и пригревало немного, заставляя всех расстёгивать верхние пуговицы, ветер всё равно забирался под одежду и выдувал всё тепло.

Очень скоро лодка добралась до середины, течение понесло её вниз, к Волге. Скорость тут была не такая большая, лодочник справлялся без особых усилий. Дождались возвращения лодки, новая троица опричников забралась внутрь, уселась на тесные банки. На берегу мы остались впятером, считая князя.

Я прошёлся в ожидании вдоль берега, выглянул на дорогу. Мы тут были одни, и это немного успокаивало, я бы начал нервничать, будь здесь кто-то ещё. Проверил на всякий случай свои пистоли, поправил саблю на поясе. Ждать возвращения лодки мне придётся наедине с князем, а его люди могут быть где-то поблизости. Пожалуй, стоило отправить его первым рейсом.

Решил немного поменять порядок, и когда лодка вернулась снова, ткнул Ростовского в бок.

— Полезай в лодку, княже, — сказал я.

— Я? — удивился он. — А как же…

— Ты тут один князь, — сказал я.

Пахому, Леонтию и Шевляге придётся немного подождать.

Семён Васильевич грузно перевалился через борт рыбачьей плоскодонки, которая опасно закачалась на воде, так, что лодочник даже схватился за борта. Да, двух таких, как Ростовский, эта лодка бы не выдержала. Я опасливо забрался вслед за князем, сел напротив него с пистолем в руке.

Лодочник оттолкнулся веслом от берега, лодку тут же закачало. Князь позеленел, то ли от страха, то ли от качки, держась обеими руками за борта. Из-под вёсел летели холодные брызги, над водой ветер казался ещё сильнее, мелкая морось повисла в воздухе. Лодка пробиралась мимо льдин, больших и малых.

Я пристально наблюдал за Ростовским, изредка поглядывая на оставленный берег нагорной стороны. Там как раз к троим оставшимся подъехал десяток всадников, беря их в полукольцо. Я напрягся, ожидая худшего, но ничего не произошло, по всей видимости, они перекинулись парой слов, и всадники умчались куда-то вверх по течению.

— Твои? — спросил я у князя.

— Кто? — не понял Ростовский.

— Вон там, — показал я рукой.

Князь обернулся, лодка снова закачалась на волнах, как дурная. Лодочник даже забормотал что-то похожее на молитву. На лице Ростовского вдруг зажглась надежда, он быстро посмотрел на меня, на приближающийся берег, на всадников. Они никак не могли добраться до заречной стороны раньше нас, но князь отчего-то всё равно повеселел.

— Это за мной! — воскликнул он. — Ну, Господи, помилуй!

И он вскочил на банку, заставляя плоскодонку клюнуть в воде и начать набирать воду, а сам сиганул за борт. Мы начали тонуть.

Глава 15

Купальный сезон в этом году я открыл раньше обычного. Что странно. Местные обычно воды боялись, плавать толком не умели, опасаясь русалок, водяных и прочей нечисти, но князь, видимо, боялся царя куда больше, чем водяного. Совсем, видимо, отчаялся.

Плавал он скверно. Ростовский пытался плыть по-собачьи, загребая руками перед собой и глядя на оставленный берег, и доплыть до цели прежде, чем он получит переохлаждение в ледяной воде, у него вряд ли получится. Да и я не позволю.

Я доплыл до него в три широких гребка, схватил за бороду, притопил, двинул в ухо. Драться в ледяной воде — занятие не из приятных.

Лодочник отчаянно хватался за перевернувшуюся лодку, пока я глушил Ростовского. Тот лишь попытался навалиться на меня сверху, чтобы утопить, но я оказался быстрее, вывернулся, снова дал ему в морду, чтобы он потерял ориентацию в пространстве, ухватил за шиворот, потащил за собой.

До берега плыть было слишком далеко, хоть до того, хоть до другого, и я решил попытаться выбраться на лёд. Поближе к своим опричникам, разумеется, которые, увидев происходящее, осторожно выбегали на лёд с верёвками в руках.

Ледяная вода пробиралась под исподнее, тяжёлый пояс с саблей тянул меня на дно, один сапог слетел с ноги, устремившись на дно реки, шапка отправилась туда же. Плыть в зимней одежде тяжело. Но я не просто плыл, а ещё и тянул за собой оглушённого князя.

Мы подобрались к ближайшей льдине, я попытался, подобно тюленю, выползти на неё, но лёд обламывался и крошился под моим весом. Внутри меня стало нарастать отчаяние, вместе с усталостью. Холод быстро вытягивал силы, но я знал, что сдаваться и останавливаться нельзя. И упускать Ростовского тоже нельзя.

Я сумел только ухватиться за льдину, наполовину оставаясь в воде, словно Джек из «Титаника». Князя Ростовского приходилось держать над водой, чтобы не захлебнулся, хотя я бы с большим удовольствием утопил его прямо здесь и сейчас.