Этот большой мир. Тайна пятой планеты (СИ) - Батыршин Борис Борисович
Всё же прав Леднёв: французский астрофизик если не гений, то очень к тому близок. «Фубуки» вышел из прыжка менее, чем в полутора тысячах километров от висящего в Пространстве великанского «звёздного обруча» — несоизмеримо ближе, чем в своё время «Заря». Конечно, следует учесть, что мы тогда прыгали вслепую, тогда как японские астронавигаторы имели возможность воспользоваться сигналом приводного радиомаяка (нами же и установленного!) — и всё равно, продемонстрированная ими точность впечатляла.
Если кто-то ожидал, что «Заря» кинется на перехват незваного гостя, попробует оттеснить его от «обруча», как делали это советские пограничные катера, выдавливая в нейтральные воды суда-нарушители — то он ошибся. Космические корабли слишком хрупки и громоздки, и до прямого противостояния, как в годы холодной войны, дело не дошло… и, надо надеяться, не дойдёт.
Увы, первый раунд этой партии остался за нашими оппонентами. Пока мы швартовали «буханку», пока пассажиры перебирались с грузовика на корабль, пока я торопливо пересказывал Волынову содержание беседы с Шарлем, японцы времени не теряли. «Фубуки» запустил тяговые двигатели и двинулся к «обручу». Мощные оптические преобразователи даже с такого расстояния позволяли разглядеть некое копошение на корпусе планетолёта — это, к гадалке не ходи, готовили к старту буксировщики. Зачем? О том, чтобы зацепить кольцеобразную махину и куда-то её оттащить, не могло быть и речи — с подобной задачей не справилась бы и сотня планетолётов, подобных «Заре» или «Фубуки», не то, что несколько крошечных «омаров». Скорее всего, заявил Леднёв, (он явился на ходовой мостик, едва выйдя из переходного шлюза) Гарнье намерен установить на «обруче» оборудование, предназначенное для блокировки тахионного зеркала — вроде того, что стоит сейчас на других «обручах». На скептическую реплику капитана — как можно несколькими приборчиками воздействовать на такую громадину? — Валерка пояснил, что размер, как и мощность, потребляемая оборудованием, значения в данном случае не имеют. Небольшая, размером с письменный стол, установка, снабжённая слабеньким источником питания, наводит в массиве «обруча» какие-то там колебания, которые в момент возникновения «зеркала» порождает в нём явление тахионного резонанса — всего на миллисекунды, после чего процесс становится самоподдерживающимся, черпая энергию прямиком из установившейся «червоточины». Подобная аппаратура создана Гарнье на основе его разработок в области получения энергии из «обручей». Он далеко обогнал в данной области астрофизиков Проекта — и теперь у нас, мало того, что нет аналогичной аппаратуры, но мы даже не представляем, как ей противодействовать. Единственное средство, которое тут может оказаться эффективным — это убрать тахионные резонаторы с поверхности обруча. Но вряд ли японцы «Фубуки» будут просто смотреть на это и не предпримут попытки помешать…'
«…Капитан, не тратя лишних слов, предложил лететь к 'обручу». Предложение адресовалось мне, как наиболее опытному пилоту «буханки» — не буксировщики же отправлять на такую дистанцию? Впрочем, «омар» тоже полетит с нами — Юрка-Кащей уже выводит аппарат наружу, чтобы прицепиться снизу к нашему грузовичку. Кузов «буханки» на этот раз останется пустым — предложение Леднёва взять с собой пару человек в «Кондорах», капитан отверг, как необоснованное и отдающее авантюризмом. Я с ним согласен, нечего им там делать. Да и нам лучше бы подождать с визитом пока «Фубуки» не обозначит своих намерений, Леднёв об этом и слушать не желает. Всё-таки он научный руководитель экспедиции — хотя Волынов дал согласие без особого энтузиазма. Наш капитан — мудрый человек и, как я подозреваю, уже прикидывает, какими осложнениями обернётся эта встреча среди звёзд…
Леднёв летит с нам. Я посоветовал, было, ему облачиться в скафандр и забраться в кузов — но увы, понят не был. Ну и ладно, было бы предложено…
…Возле шлюза нас встретила Юлька в «Скворце» (и когда только успела натянуть?) и заявила, что отправляется с нами. Но сочувствия не встретила — я заявил, что в кабине и вдвоём-то тесно, а втроём будет и вовсе не развернуться; Леднёв же командным, с металлическими нотками, голосом потребовал, чтобы она немедленно отправлялась в лабораторию и садилась за аппаратуру. Задача — постоянное наблюдение за «обручем» во всех диапазонах, включая тахионную сигнатуру. На корабли внимания ноль, добавил он, за ними проследят с мостика, с помощью корабельных радаров. Компене ву?[2]
Чего ж тут не понять? Юлька фыркнула, развернулась на каблуках, — что не так-то просто проделать в массивных башмаках «Скворца» — и удалилась. «Ох и будет мне вечером, тоскливо подумал я, но тут створка люка разошлись, и нам разом стало не до всего, не относящегося к предстоящей вылазке…»
«…Середа с помощниками уже закончили крепить к корме „буханки“ спаренные трубы твердотопливных бустеров. Их применяют в тех нечастых случаях, когда требуется быстро разогнаться и дальше лететь по инерции. В нашем случае, когда бустеры отгорят, включится в работу маршевый двигатель — это сочетание позволит преодолеть четыре с половиной тысячи километров до „обруча“ меньше, чем за час, и за такое же время вернуться обратно. Расплачиваться придётся довольно приличными перегрузками на старте, от чего мы все уже успели отвыкнуть — современные „батутные“ технологии, ионные маршевые двигатели кораблей и слабосильные движки буксировщиков нечасто подкидывают подобные испытания. Но нет худа без добра — перегрузки хотя бы заставят замолчать Валерку, который, едва забравшись в правый ложемент, не перестаёт сыпать соображениями насчёт того, что задумал Гарнье. Нет, это всё важно — но можно потом? Стартовать и разгоняться нам предстоит на ручном управлении — вот отстрелим выгоревшие ускорители, тогда пусть говорит, сколько угодно…»
«…вдумчивой беседы не вышло. Ровно через семь минут после того, как бустеры погасли, и в кабине воцарилась невесомость (топливо для маршевого движка я решил пока поберечь) с „Зари“ сообщили, что „Фубуки“ сблизился с „обручем“ на семьдесят пять километров и выпустил буксировщики. Тут уж не до экономии — я велел Леднёву заткнуться и дал полную тягу. В конце концов, если даже сожжём топливо, предназначенное для возвращения — не беда, „Заря“ подберёт, мы на её экранах, как на ладони. А сейчас надо поскорее добраться до цели и попытаться хоть что-то предпринять, прежде чем наши визави окончательно завладеют инициативой…»
«…Мы не успели. Когда дальномер показал дистанцию до „обруча“ в двести километров, и я развернул „буханку“ кормой вперёд, намереваясь тормозить не маневровыми дюзами, а маршевым движком, японские буксировщики уже ползали по „обручу“. На металлической равнине шириной около сорока километров они были едва различимы, но Леднёв в мощный бинокуляр разглядел, как два „омара“ двигают манипуляторами, крепя на поверхности какие-то контейнеры, а третий торопится от висящего в тридцати километрах „Фубуки“ ещё с двумя ящиками на буксире. Я отрапортовал о ситуации на „Зарю“; оттуда после десяти секунд размышления распорядились приблизиться километров на пятьдесят, зависнуть в Пространстве и наблюдать, не предпринимая никаких действий. Я, как положено, ответил „Ясно, выполняю!“ положил ладони в перчатках (всё же у „Скворца“ они не в пример удобнее, нежели у любой из моделей вакуум-скафандров!) на джойстики — и вот тут-то всё и произошло…»
— Птичка, что у вас?
«Птичка» — позывной грузовика, унёсшего к «обручу» Лёшу и его спутников, Леднёва и Юрку-Кащея. Юлька представила, как Волынов барабанит пальцами по пульту возле переключателя дальней связи — он всегда так делал, когда был чем-то встревожен, вот и сейчас голос выдавал волнение… Юлька слушала переговоры с «буханкой» из астрофизической лаборатории, по дублирующему каналу, но капитанские пальцы, выстукивающие нервическую дробь по тёмному пластику, стояли у неё перед глазами.
— Гнездо, я… не понял… — отозвался Лёшка. Слышимость была отвратная, сплошь треск и улюлюканье помех. Эфир словно сошёл с ума — а ведь всего несколько минут назад он был девственно пуст. А ведь сейчас период спокойного Солнца, Юпитер, гигантский источник радиовозмущений, считай, в противостоянии, по другую сторону светила, — а больше помехам взяться неоткуда…
