Барин-Шабарин 4 (СИ) - Старый Денис

— Вам и по должности соответствует! — государь не сильно скрывал своё негодование.

А всё из-за того, что Третье Отделение после ухода Бенкендорфа, по мнению императора, сильно снизило свою эффективность.

— Произошло убийство вице-губернатора Кулагина. Губернатор Екатеринославской губернии Андрей Яковлевич Фабр после смерти вице-губернатора осмелился изложить нелицеприятные сведения о преступности во всей губернии. Произошли аресты, выявлены три банды, две из которых — в Ростове. Нынче губернию очистили, — докладывал Орлов, при этом Чернышёв только сжимал костяшки пальцев в кулак.

Ведь сейчас наглым и безобразным образом Орлов приписывал себе чужие успехи. Именно Министерство внутренних дел занималось тем, что арестовывало явных преступников и брало под контроль неявных. И пусть подобное происходило без какого-либо вмешательства сверху, а некий активный полицмейстер Марницкий собственноручно занимался всем тем делом, причём, не без помощи и вовсе таинственного участника — помощника губернатора молодого Шабарина. Однако, если Марницкий — сотрудник министерства внутренних дел, то и заслуга должна идти непосредственно через это же Министерство, к Чернышёву. В этом Александр Иванович был свято уверен.

— А что, мы в Екатеринославской губернии могли бы производить и цемент? — поинтересовался император. — Мне пишут, что это несложный процесс, и всё для этого есть на местах.

И все молчали. В наиболее невыгодном свете предстал Орлов — стоя перед государем, он только что активно докладывал ему, а теперь же не знал, что и сказать. Никто ранее и не помышлял о том, что цемент вообще нужно производить в России. Да, был один заводчик, которого всячески английские лоббисты стращали, но того цемента, что приходил из Англии, худо-беднохватало. Дорого — это действительно так, но кто его вообще знает, сколько мог бы стоить цемент, начни его производить в России? Опять же, нужны какие-то специальные печи, которые могут строить только разве англичане, нужны какие-то полезные ископаемые… нет, в этом положительно никто из присутствующих не разбирался.

На самом деле между графом Бобринским и государем, пусть и нечасто, но имела место быть переписка. Николай Павлович и Бобринский были родственниками. И учитывая то, что с XVIII века в семье Романовых не было ни одного безупречного мужа, который бы не изменял своей жене, отношение к побочным линиям, к бастардам, не было столь уж негативным. Отец Бобринского был бастардом самой Екатерины Великой. И так случилось, что именно граф Бобринский являлся примером того помещика, каких император хотел бы видеть по всей России.

— Я изучу этот вопрос, Ваше Императорское Величество, — после продолжительной паузы сказал Чернышёв.

— Уж будьте добры, граф! А сие вам в помощь, — сказал государь, сделал знак своему адъютанту, и тот подал папку. — И взыщите деньги на то, завод наш должен стоять не позднее следующего года. В этих бумагах вы прочтёте ещё немало чего интересного.

На самом деле к этим бумагам приложил руку не только граф Бобринский, но и князь Воронцов. Им довелось встретиться в Ростове и заключить джентльменское соглашение.

Бобринский, начиная участвовать в финансовых проектах Екатеринославской губернии, в некотором роде пересёк ту черту, за которую ему заходить было прежде нельзя. Епархия Бобринского — это Киевщина, Черниговщина, Брянщина, даже Тульщина, но не Екатеринославская губерния. И тут уж без личной встречи и делового разговора было не обойтись.

Вот тогда Воронцов и ознакомился с бумагами, которые были составлены Шабариным, но привезены Бобринским. Если граф Алексей Алексеевич Бобринский считал эти проекты лишь экономическим ресурсом, то Воронцов рассмотрел в них ещё и удачный политический ход. Особенно привлекала Михаила Семёновича Воронцова записка, в которой очень подробно и красочно описывалась та ситуация, когда хотя бы на семь-восемь лет, вследствие, например, конфликта, прекратятся поставки из Англии. Он ясно увидел — при таком стечении обстоятельств, не столь уж маловероятном, России не выжить.

Многое из того, что было предложено в сей аналитической записке, было понятным и знакомым и графу, и князю. Но они не придавали этим факторам серьёзного значения. Да, цемент или рельсы возить из Англии — накладно. Не поэтому ли цена километра железной дороги — в неплохое поместье? Ну а что делать, если своих специалистов нет, и предприятия, на котором можно было бы заниматься производством рельс, тоже не имеется? Если бы стоял вопрос о том, чтобы строить целые тысячи километров железной дороги — вот тогда да, стоило было задуматься, но ведь строительство железных дорог в России только-только набирало обороты. Единственной серьезной железной дорогой сейчас являлась, если не считать Царскоселькую, Варшавская.

И так во многом. Получалось, что Российская империя просто не способна производить многие виды товаров без привлечения иностранцев. Разве это так уж страшно? Из записки становилось ясно — это может быть не только страшно, но и фатально. Россия проигрывает индустриальным странам. Сам император негодовал, когда узнал, что в России даже не перешли на капсюльные ружья, часть армии до сих пор вооружена кремниевыми. Процесс перевооружения был запущен, но он идёт ни шатко, ни валко. Кроме того, выяснилось, что в армии штуцеров практически нет, а их производство столь незначительное, что приходится идти на переговоры с бельгийцами о закупке у них этого нарезного оружия. В России же производятся старые образцы, да и тех мало. О новых пулях Минье и новых английских штуцерах только ещё читали, но отказывались думать о таком оружие всерьез.

В армии все ещё бытовало мнение, что штык молодец, а сабля умница. Сам Чернышов был большим любителем холодного оружия и считал, что на поле боя оно все ещё является главным аргументом для победы.

— Ещё, господа, револьверы… Мне только что прислали два таких пистоля. Отличное оружие, осечки — реже, чем в тех пистолетах, что приняты нами на вооружение, — сказал государь уже под завершение совещания.

— Смею заметить, Ваше Императорское Величество, что револьверы защищены английскими патентами, — поспешил заметить Чернышёв. — Они сложны в производстве, требуют патронов и жгут их без счета. Казна разорится.

Он даже развёл руками.

— Да, я знаю о том. Но партию в сто револьверов хотел бы заказать. А что до патентов… Наша привилегия должна БЫТЬ, если производитель обратится. Мне писали, что сие новая конструкция, отличная от английской и Кольта, — сказал император, резко встал и вышел.

Присутствующие только что пот со лба не сцеживали в корыто. Тяжелый у государя взгляд, да и слово пудовое. Как чего скажет, так словно гром гремит, пусть и сказано будет тихо.

Лиза проснулась в мягкой постели, потянулась, улыбнулась лучам солнца. Она обычно просыпалась рано, когда солнце еще только собиралось вступать в свои права. Но ночка была страстной, не до сна красавице было долго. Накануне Лизе прислали записку, в которой описывалось, что ее муж имел непристойную связь с Эльзой Шварцберг. Не знала раньше Лиза, что может быть такой ревнивой. Как она кричала! Но Алексей взял ее, кричащую, на руки и отнёс в спальню. Через некоторое время Лиза вновь захотела устроить скандал, но ее рот был занят поцелуями. И так еще дважды повторилось, пока молодая женщина с усталой глупой улыбкой на лице не уснула.

— И как он сейчас работать может? Или пошел со своими разбойниками тренироваться? — сама себя спрашивала Лиза, улыбаясь.

Девушка встала с кровати, усмехнулась тому, что чувствует себя обнаженной до удивления естественно, хотя ранее не позволяла даже наедине с собой быть обнаженной, если только не мылась, и подошла к окну — посмотрела прямо через занавеску. Так и есть… Ее муж опять кого-то валял по песку.

— Неугомонный! — сказала женщина с нотками восхищения, подходя уже к зеркалу в рост.

— А я хороша! — констатировала Лиза, крутясь и поворачиваясь так и эдак к зеркалу. — Скоро закончится тренировка, он придет мыться, а я…