Блондинка с розой в сердце (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Я покачал головой.

— … А затем у моей дочери нашли опухоль. Сказали, что это уже четвёртая стадия рака. Наши местные врачи разводили руками; говорили, что мы слишком поздно спохватились. Прогнозировали, что Лиза не проживёт и полгода. Но мы с их прогнозами не согласились. Поехали в Москву. Здесь дочь снова обследовали. Московские доктора повторяли прогнозы наших нижнерыбинских медиков. Разве что уверяли: при достаточном финансировании моя дочь проживёт почти год. А потом мы познакомились с доктором Меньшиковым. Началась эпопея с лечением. Которую мы в итоге проиграли. Но Лиза продержалась почти пять лет.

Лебедева погладила меня по плечу.

— Представляю… нет, даже не представляю, как вам тогда было тяжело, — сказала она. — Сочувствую тебе, Дима. Сколько твоей дочери было лет, когда она… умерла?

— Тридцать четыре.

— Получается, она была чуть старше меня, когда…

— Началось, — сказал я.

Рукой указал на пятиэтажку, где сразу во всех окнах квартиры Меньшиковых зажгли свет.

Почти четверть часа мы с Александрой молчали. Посматривали на ярко освещённые окна пятого этажа, на белый автомобиль «Жигули» и на дверь второго подъезда. Тёплые Сашины пальцы сжимали мою руку.

У первого подъезда всё так же шумела молодёжь. Я отметил, что светящихся окон на фасаде пятиэтажки было ещё предостаточно (помимо окон Меньшиковых) — несмотря на то, что субботний вечер уже перешёл в ночь воскресенья.

Дверь второго подъезда резко и со скрипом распахнулась. На границу освещённого уличным фонарём участка двора вышел невысокий полноватый мужчина, сверкнул залысинами. Поправил на плечах подтяжки.

— Меньшиков, — тихо сказал я.

Александра чуть сильнее стиснула мою руку — так она сообщила, что услышала меня. Мне почудилось, что Лебедева затаила дыхание. Я положил руку на Сашино плечо.

Леонид Васильевич Меньшиков пару секунд постоял у подъезда, словно привыкал к уличной прохладе. Затем он решительно двинулся к автомобилю: к тому самому белому ВАЗ-2105, на котором я ещё вчера проткнул покрышки.

Звякнули ключи, приоткрылась водительская дверь «Жигулей», в салоне автомобиля зажёгся свет. Леонид Васильевич уселся на водительское сидение, завёл двигатель. Дверь машины он оставил приоткрытой.

— Неужели не заметит? — прошептала Александра.

Белый автомобиль тронулся с места и неторопливо доехал до поворота к подъезду. Остановился на освещённом уличным фонарём участке дороги. Меньшиков выглянул через дверь — посмотрел на переднее колесо.

Я услышал, как Леонид Васильевич выругался — ветер донёс до нас звуки его голоса. Молодые люди у первого подъезда вдруг притихли, хотя они вряд ли услышали слова доктора. Я почувствовал, как выдохнула Александра.

Меньшиков выбрался из машины, снова взглянул на переднее колесо. Провёл ладонью по своей причёске, всердцах пнул спущенную шину ногой. Сместил взгляд на заднее колесо — мы снова услышали ругань в его исполнении.

Я скосил взгляд на Сашино лицо, заметил: Александра улыбнулась. Леонид Васильевич прошёлся вдоль автомобиля и убедился в том, что все четыре шины его автомобиля приспущены. Стрельнул взглядом в сторону последнего подъезда.

Молодёжь (будто намеренно) сопроводила его хмурый взгляд дружным хохотом. Меньшиков дёрнулся в направлении источников смеха, сжал кулаки. Но он тут же замер, повернул голову и посмотрел на дверь своего подъезда.

Я увидел, как Леонид Васильевич махнул рукой. Снова услышал его невнятную ругань — теперь она прозвучала менее энергично. Отметил, что зашагавший к входу в подъезд полноватый Меньшиков шёл вразвалочку, но не хромал.

Дверь подъезда захлопнулась за спиной Леонида Васильевича.

Лебедева взглянула на меня и сказала:

— Кажется, у тебя получилось. Ведь получилось же, Дима? За руль он теперь не сядет?

Я улыбнулся и ответил:

— Потерпи немного, Саша. Ещё ничего не ясно. Скоро увидим, что он решит.

После полуночи прошёл почти час, когда ко второму подъезду дома подъехала машина скорой помощи. Водитель скорой заглушил двигатель — из его окна заструился в сторону фонарного столба серебристый дымок.

Меньшиков появился из подъезда в сопровождении двух женщин. Одну из своих спутниц доктор придерживал за локоть. А та двумя руками придерживала свой раздутый живот: явно была на последнем месяце беременности.

Леонид Васильевич усадил беременную дочь в машину скорой помощи. Забрался туда вслед за ней. Скорая заревела мотором и тут же тронулась с места — оставшаяся у подъезда в одиночестве женщина помахала ей вслед рукой.

— Ну, вот и всё, — едва слышно произнесла Александра.

Она вздохнула, посмотрела на меня и сказала:

— Скоро у доктора Меньшикова родится внук.

В гостиницу мы направились по уже разведанному маршруту. Лебедева по пути вдруг разговорилась: рассказывала мне о своём детстве, о своих родителях. Сказала, что рассуждала раньше в точности, как моя дочь. Считала, что на первом месте в её жизни карьера. Ещё во время учёбы в университете она наметила себе цели в работе и «пёрла к ним, как танк». Предположила, что потому у неё и «не сложился первый брак»: её собственные желания никак не «состыковывались» с желаниями её бывшего мужа. Призналась, что мама в этом году уже неоднократно намекала ей, что хочет внука или внучку. Папа маме не поддакивал, но и не говорил слова в Сашину поддержку (что, по мнению Александры, однозначно говорило о том, что мамины намёки отец поддерживал).

— … Дима, — сказала она, — я и сама понимаю, что пора. Но ведь тогда накроется моя работа. Разве не так? С маленьким ребёнком по командировкам не поездишь. А сейчас время такое: только и успевай собирать сенсации. Как говорится, волка ноги кормят. Да и от кого мне родить детей? От женатого любовника? Всех нормальных мужиков давно расхватали. И держатся за таких мужей двумя руками. А если к тридцати годам мужчина не женат, то с ним явно что-то не в порядке. Разве не…

Лебедева вдруг замолчала. Нахмурила брови.

Посмотрел мне в лицо — в её глазах блеснули два серебристых отражения луны.

— Дети немного подрастут и будут под присмотром бабушки, — подсказал я. — Во время твоих командировок. За пару лет сенсации в мире не закончатся. Это я тебе гарантирую. Сейчас их с каждым годом будет всё больше.

Александра чуть заметно тряхнула головой.

Пару секунд она смотрела мне в глаза. Затем опустила взгляд на мои губы.

— Да, — сказала она, — я об этом… тоже… вот только что подумала.

Лебедева будто бы неохотно отвела глаза в сторону, всё ещё хмурилась. Плотно сжала губы, словно опасалась сболтнуть «лишнее». Александра прижала к своим рёбрам мой локоть, задумчиво посмотрела на проехавший мимо нас автомобиль. Поправила на груди кофту. Мне почудилось, что она мысленно сейчас умчалась вслед за той машиной. Заметил, что Лебедева вдруг улыбнулась. Но улыбалась она сейчас явно не мне. Я по уже выработавшейся за сегодняшний день привычке я сунул правую руку за спину, сдвинул чуть в сторону рукоять пистолета. Подумал о том, что сегодня Димкин жилет пришёлся мне как нельзя кстати. Теперь он не только прикрывал собой спрятанный у меня за поясом ПМ, но и защищал меня от усиливавшегося к ночи ветра.

С улицы Кибальчича мы свернули на Ярославскую. По пешеходному переходу пересекли дорогу. Я отметил, что музыка группы «Modern Talking» во тьме за деревьями уже не звучала. Увидел, как из-за деревьев появились человеческие фигуры. Четверо мужчин, явно перешагнувших подростковый возраст, но ещё не повзрослевших. Они вышли на дорогу, преградили нам с Александрой путь. Мы остановились — в трёх шагах от пьяно ухмылявшихся мужчин. Я вдохнул запахи алкогольного перегара и табачного дыма. Заметил, что вместе с мужчинами к дороге явилась невысокая полноватая девица в короткой юбке и с растрёпанными волосами. Девица замерла на траве, в шаге от бордюра. Она держала в руках магнитофон, глуповато улыбалась, разглядывала меня и Александру.