Блондинка с розой в сердце (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Дядя, закурить не найдётся? — спросил меня коренастый блондин.

Он был наряжен в сиреневую спортивную куртку, заправленную в потёртые голубые джинсы.

— Ага, закурить, — поддакнул стоявший по правую руку от блондина тощий брюнет. — А то так есть хочется, аж переночевать негде.

Мужчины хором засмеялись — девица ухмыльнулась.

— Ребята, дайте пройти, — сказала Александра.

Но с места она не двинулась, лишь плотнее прижалась к моему плечу.

— А ты нам просто дай, тёлка, — сказал тощий брюнет. — И разойдёмся по-тихому.

Он посмотрел мне в лицо, усмехнулся и ловко крутанул в руке нож-бабочку.

Александра отшатнулась, дёрнула меня за руку.

Приятели тощего брюнета отреагировали на его слова повторным взрывом хохота.

— Каждому! — сказал коренастый блондин.

Он посмотрел на меня и спросил:

— Какие-то проблемы, мужик?

В его руке тоже блеснул металл клинка. На его лице расцвела наглая улыбка.

Блондин лениво помахал ножом, будто разминал кисть. Смотрел мне в глаза.

Я покачал головой, ответил:

— У меня проблем нет… мужик. У меня всё хорошо, даже превосходно.

Достал из-за пояса ПМ. Передёрнул затвор пистолета.

Сообщил:

— А вот у вас проблемы сейчас будут, мужики. Если вы прямо сейчас отсюда не свалите.

Мужчины всё ещё посмеивались.

А вот ухмылка на лице девицы при виде пистолета в моей руке будто застыла.

— Сейчас отсыплю вам по шесть грамм свинца… мужики, — сказал я. — Щедро, с барского плеча. Каждому.

Щёлкнул предохранителем, вскинул руку и нажал на спусковой крючок.

Почувствовал в кисти короткую резкую отдачу — почти позабытое со времён походов на стрельбище ощущение. Отметил, что звук выстрела не показался мне оглушительным. Он эхом умчался во тьму к деревьям.

Туда же ломанулись и ещё мгновение назад преграждавшие нам путь мужчины. Они стартовали одновременно. Резко сорвались с места, словно профессиональные бегуны, заслышав выстрел стартового пистолета.

Я посмотрел на остолбеневшую девицу — та пошатнулась, будто я толкнул её взглядом. Жалобно пролепетала: «Мама». Неуклюжими прыжками ринулась вдогонку за своими растворившимися во мраке ночи кавалерами.

— Чудесные времена, — произнёс я. — Шпана ещё ходит по улице без огнестрела. Будь сейчас девяносто второй год или девяносто третий, то вся бы эта компашка не испугалась выстрела. Они бы сами направили на нас свои пушки.

Я поднял с тротуара гильзу, сунул её в карман. Спрятал за пояс пистолет. Мазнул взглядом по силуэтам деревьев. Рукой поманил к себе Александру. При свете луны её лицо выглядело бледным, будто у киношного привидения.

— Путь свободен, — сказал я. — Всё в полном порядке, Саша. Не волнуйся.

Добавил:

— Наслаждайся атмосферой ночи. Тишина, свежий воздух. Взгляни, какие чудные звёзды на небе. В Москве это нечастое явление, как я слышал. С погодой нам с тобой сегодня повезло.

— Это было… волнительно, — сказала Александра, едва только мы поравнялись с мрачными силуэтами зданий, прятавшихся в полумраке на улице Ярославская. — Эти ножи у них в руках… пьяные лица… выстрел. Дима, честно тебе признаюсь: я немного струхнула.

Лебедева смущённо улыбнулась, прижалась к моей руке. Сейчас её глаза выглядели непривычно тёмными. В них то и дело отражались огни выстроившихся вдоль дороги уличных фонарей. Ночная Москва тысяча девятьсот девяносто первого года не впечатляла меня ни нарядностью, ни столичным лоском. Улица Ярославская сейчас мала чем отличалась от центральных улиц Нижнерыбинска. Я не видел тут ни подсвеченных разноцветных рекламных вывесок, ни причудливой архитектуры. Лишь маячившие вдали огни Останкинской телебашни напоминали о том, что мы с Александрой сейчас брели по столичным улицам.

— Дима, ты так спокойно им ответил. Словно совсем не испугался.

Александра посмотрела мне в глаза. Снова опустила взгляд на мои губы.

— Дима, скажи, неужели тебе совсем не было страшно? — спросила она. — Там.

Лебедева дёрнула головой — указала мне за спину.

Я улыбнулся, ответил:

— Саша, у меня тромб. И пистолет. Зачем мне бояться?

Около закрывшего от нас четверть неба здания гостиницы «Космос» мы остановились. Лебедева прервала рассказ о своей весёлой студенческой жизни в Москве, потёрла украшенную серьгой мочку уха. Держала меня под руку.

Я взглянул по сторонам. Отметил, что около советского отеля ещё не появились знакомые мне по прошлой жизни зелёные насаждения. Высаженные около гостиницы ёлки пока выглядели будто игрушечными. Они поместились бы в комнате обычной советской квартиры, где дети без помощи стремянки украсили бы их к Новому году.

Надпись «КОСМОС» над главным входом смотрелась скромно. Она не пряталась сейчас (как в две тысячи пятнадцатом году) за бронзовой фигурой пока не установленного на каменный пьедестал бывшего французского президента генерала Шарля де Голля.

— Дима, — сказала Лебедева, — я вдруг подумала: ведь ты же никак не мог знать, что у дочери этого московского доктора именно сегодня ночью отойдут воды. Такое ведь сложно предсказать… с такой точностью.

Она выпустила мою руку. Поправила ручку сумки на своём плече. Дернула за ворот кофту, словно вдруг озябла.

— Про воды мы с тобой так и не узнали, — напомнил я. — Мы только видели, как Леонид Васильевич вместе с дочерью уехал в машине скорой помощи. Информация о разрыве плодных оболочек — пока лишь догадка.

Александра приподняла правую бровь. Чуть заметно кивнула.

— Пожалуй, ты прав, — тихо сказала она. — Догадка.

Лебедева снова прикоснулась к серьге, чуть оттянула мочку уха. Взглянула в сторону гостиницы. Но тут же вновь повернула лицо в мою сторону.

— Дима, скажи, а ты всё ещё любишь свою жену? — спросила Александра.

Она посмотрела мне в глаза и уточнила:

— Я говорю о Наде из Нижнерыбинска, которую ты скоро спасёшь.

Я рассматривал Сашино лицо, молчал. Видел, как чуть заметно покачивались на ветру собранные у Александры на затылке в хвост волосы. Сейчас они выглядели более тёмными, чем при дневном свете.

— Люблю, — ответил я. — И её, и дочь. Очень по ним соскучился. Я не видел их много лет. Лизу я в последний раз поцеловал десять лет назад. А с Надей не виделся… Сколько с тех пор прошло? Тридцать четыре года? За эти годы я часто рассматривал их фотографии. Но даже не догадывался, что скоро увижу их снова.

Александра вздохнула.

— Обязательно увидишь, — сказала она. — И снова обнимешь. Поцелуешь.

Лебедева опустила глаза, обняла себя руками, будто прикрыла грудь от порыва холодного ветра.

Я улыбнулся.

— Лизу я обязательно потискаю. Я теперь её дядя. Имею право. У моей дочери с Димкой всегда были хорошие отношения. Он её баловал и вниманием, и подарками. Лиза его обожала. Называла не «дядей», а просто «Димой». Ей сейчас всего десять лет. Представляешь? Маленькая совсем. Хотя она для меня всегда была и будет маленькой.

Александра кивнула, на меня она не смотрела.

— А вот с Надей ситуация сейчас иная, — сказал я. — Мы ведь теперь не муж и жена. Надин нынешний муж её любит. Это я тебе с уверенностью говорю. Потому что он точная моя копия, пусть и не внешне. Он — это я советского образца: ещё не утративший юношескую наивность и не испорченный интернетом. Так что ситуация с Надей… сложная.

Лебедева вскинула голову, отыскала взглядом моё лицо.

— Как ты поступишь? — спросила она. — Со своей жен… с Надей?

Я развёл руками.

— Спасу её, разумеется. Не позволю, чтобы я… то есть, Вовка и теперь уселся в это грёбаное инвалидное кресло-коляску. Оторву голову тому уроду, который в нас тогда стрелял. В этом мои планы предельно чёткие и понятные. Есть время и место Надиного убийства. Я туда приду и наведу шороху. Тут без вариантов. А в остальном…

Я замолчал, дёрнул плечом.

— А что в остальном? — спросила Александра.