Андрей Смирнов - Рыцарь
— А по-моему, это подлость.
Родриго и аббат пристально посмотрели на меня. Взгляд у Родриго был пустой и темный — он уже порядочно успел набраться. Аббат, который выпил меньше, смотрел холодно и цепко. У Жана, сидевшего за одним столом с нами, отвалилась челюсть.
— Простите, — с ледяной вежливостью переспросил аббат. — Я не расслышал, что вы сказали?
— Я сказал, что это подлость.
— Эээ… кхгм… Что вы называете подлостью?
— Перетрусив, отвести от себя угрозу, натравив двадцать бандитов на двух несчастных женщин. Вот что я называю подлостью.
— Эн… эээ… Андрэ… я хочу вам напомнить, что вы находитесь в храме Божьем и…
— Я прекрасно знаю, где нахожусь. Но подлость от этого подлостью быть не перестает.
Аббат молчал, краснел и бледнел, а Родриго поморщился и, икнув, сказал:
— Да остынь, Андрэ! Полно тебе злиться! Ну, спалит Луи эту ведьму… Ну, испортит еще двух-трех девок… Ну, скажи — кому от этого хуже станет? Все равно Луи, считай, уже в западне… Надо будет только весточку Раулю послать на тот случай, если Луи все-таки решит от монпельерцев снова в горы уходить, чтоб Рауль там его встретил… Подумаешь, большое дело — сдохнет в Бору несколько крестьян. Тем более крестьяне не наши, а Готфрида. Стоит ли из-за этого ссориться?
Аббат взял себя в руки и, видимо, решил дать мне возможность выпутаться из этой ситуации, сохранив лицо:
— Это все снова от того, — произнес Рено поистине с христианским смирением, — что вы по внешности, а не по духу судите…
— По духу, значит… — негромко произнес я. — И как же это называется «по духу»?
— По духу, — Рено снова взял назидательный тон, — это называется «святой обман». Еще и Господь наш, Иисус Христос, пример нам в том подал, приказав легиону бесов, обитавших в одном человеке, выйти и перейти в стадо свиней, зная меж тем, что стадо свиней это поглотит морская пучина. Вот это и есть святой обман, коий применять…
— Когда они должны добраться до деревни?
Аббат недовольно замолчал. Задумался.
— Они пешие… Если весь день шли, то уже часа два тому как добрались. А если на привал остановились — а они, скорее всего, остановились, потому что ночка у них нелегкая была, то… хотя нет, ночью они шататься по лесу не будут… Да, значит, либо завтра утром, либо все-таки этим вечером.
— Андрэ, не беспокойтесь, — снова подал голос Родриго. — Завтра с утра мы с вами и с доном Бертраном… Вы известили его, Рено?.. Известили?.. Отлично… Завтра с утра мы с вами и с доном Бертраном навестим нашего Луи. Луи к встрече с Господом уже подготовлен, грехи ему отпущены… хе-хе…
— А вы кого-нибудь послали в Чертов Бор, чтобы хотя бы их предупредить? — спросил я аббата.
Рено фыркнул:
— Вы шутите?
Я встал. Поставил кубок на стол. Здравый смысл во весь голос кричал, что я совершаю глупость, но я это и так знал.
— Спасибо за гостеприимство. У вас хорошее вино, аббат. Счастливо оставаться.
И двинулся к двери, чувствуя, как глаза всей честной компании сверлят мою спину. В дверях повернулся:
— Тибо!
Мой слуга вышел из ступора, вскочил и бросился вдогонку. Во дворе он пытался заговорить со мной, но, когда я не ответил на третью его реплику, заткнулся и стал молча седлать Праведника.
Из дверей вылетел Родриго:
— Андрэ, что с тобой?..
Я не ответил.
— Куда ты собираешься на ночь глядя?.. В Чертов Бор?.. Да ты спятил! На кой черт тебе сдались эти крестьяне?!.
Я не ответил, продолжая седлать коня. Пришла мысль, что лучше бы Родриго заткнулся. А то как бы не вышло чего, о чем мы оба впоследствии будем жалеть. Адреналин плюс монастырское вино — не самые лучшие советчики в подобных беседах.
Родриго между тем подошел ближе.
— Андрэ, ну нельзя же так!.. Рено к тебе со всей душой, а ты ему… Да послушай же ты меня!!! — И, вцепившись мне в плечо, развернул к себе.
Вот это он зря сделал. Я резко скинул его руку. Посмотрел барону в глаза. Несколько секунд мы свирепо пялились друг на друга. Потом я повернулся спиной к барону и снова занялся конем.
Родриго изрыгнул прямо-таки чудовищное богохульство. Я вскочил в седло.
— Готов? — спросил я у Тибо.
— Да, господин, — кивнул тот, утверждаясь на Праведнике.
— Тогда вперед.
Мы рванули через двор к воротам. Те, конечно, были закрыты.
— Открой! Живо! — зарычал я на караульщика. Тот скатился вниз, отодвинул засов, толкнул одну створку, испуганно отпрянув в сторону.
Мы выехали из монастыря, сопровождаемые доброжелательным родриговским напутствием:
— Ну и проваливай! Чтобы они тебя там же и закопали, дурак!
* * *Ночная скачка по лесной дороге — удовольствие еще то: дороги не видно, вообще ничего не видно, едешь и не знаешь — то ли конь споткнется и ногу сломает, то ли сам в темноте на какой-нибудь сук напорешься. Так что тут не до размышлений. Думать я стал, когда лес кончился и мы выехали на открытую местность.
Родриго прав. Я дурак. Прибьют эту ведьму или нет — не мое дело. А уж за крестьян тамошних и переживать нечего. Когда мы ночью в их деревне ночлега искали, они ведь послали нас с Тибо ко всем чертям. Так что поделом…
И все-таки я гнал дальше. Почему — не знаю. Должно быть, это благостное повествование аббата о хитроумном способе превращения зла в добро меня так взбесило. Дурь какая-то. Или вино по мозгам ударило.
Луна спряталась. Начался дождь. Дорога мигом раскисла. В темноте мы проехали мимо перекрестка. Пришлось возвращаться. Потеряли на этом два часа.
* * *…Добрались до места перед самым рассветом. Если Луи собирался ночевать в лесу, то в Бору он должен был появиться только поздним утром.
Посему, доехав до поселка, я собирался объявить, какого гостя вскоре предстоит встречать ведьминым односельчанам. Объявить — и посмотреть, как они на это сообщение отреагируют. Если соберутся воевать с Луи — помочь. Шансы отстоять деревеньку были: мужиков в ней — раза в два больше, чем разбойников, так что захватить Бор Луи мог только благодаря внезапности или врожденной крестьянской тупости и безропотности. Я собирался как-нибудь расшевелить их, а если бы не получилось — хотя бы вытащить из деревни Рихо и Жанну. Сама ведьма была мне неприятна, но я чувствовал себя обязанным за возвращение памяти. Не люблю долгов.
Но человек предполагает, а бородатый старикан, сидящий в небе на облачке, — располагает. Когда мы добрались до деревни, она уже догорала.
Собственно, сама деревня по большей части была цела — сгорели выселки, со стороны которых мы подъехали к Чертову Бору. Над пепелищами поднимался чад. Пламя прибило дождем.
Принцу дым не понравился. Он притормозил и замотал головой, отказываясь двигаться дальше. Я шлепнул его по крупу.
У крайнего домика я натянул поводья. Спешился. Ведьмин дом, вросший в землю, влажный и старый, сгорел лишь наполовину. Не было соломенной крыши — вместо нее из середины дома валил сизый дым. Но стены, обгоревшие лишь поверху, стояли. Сохранилась даже дверь — с совершенно целым бревном, которым эту дверь подпирали.
А вокруг — тишина. Ну, почти тишина. Дотлевают домики-землянки. Наверху, в деревне, краешек которой виден в разрывах сизых клубов, слышны неразборчивые голоса. Крикливые, плаксивые, пьяные… Ладно, меня это уже не касается.
Я смотрел на разоренное бабкино жилище и размышлял о том, что очень бы мне хотелось встретиться с одним человеком… Нет, не с Луи. С благочестивым братом Максимилианом.
Интересно, какое наказание здесь полагается за убийство монаха?..
Но пора было возвращаться. Я подошел к Принцу…
Шаги… Голоса. Они не вынырнули из темноты внезапно, как призраки, но все-таки их приближение я прозевал. Трое. По тому, как смело они расхаживали по разоренной деревне, становилось ясно, что это кто угодно, но только не мирные крестьяне.
Вскочить на коня и уехать?.. Ага, и получить в спину что-нибудь острое… Да и не было у меня никакого желания показывать спину отребью.
И я вытащил меч.
Первого, бородатого мужика с топором, я зарубил первым же ударом. Второй, коренастый крепыш с цепом, резво отпрыгнул в сторону. Третий, высокий худой бандит с серьгой в ухе и тесаком на поясе, схватился за свое оружие и так же резво отпрыгнул назад. Ждать, пока они окончательно соберутся с мыслями, я не стал. Высокий мне не понравился больше крепыша, поэтому я бросился к нему. Зажатый в руке тесак продлил высокому жизнь ровно на полсекунды. Вторым ударом я его зарубил. Крутанулся на месте, разворачиваясь к последнему. Увернулся от цепа, ударил крепыша рукоятью меча в скулу, схватил за ворот рубахи. Врезал еще разок и придавил к земле, наступив на горло.
— Ты, свинья, сколько человек у Луи?!
Он забормотал что-то…
— Отвечай, скотина!!!
