Парагвайский вариант. Часть 2 (СИ) - Воля Олег
— Буду иметь в виду.
Накурившись, хозяин предложил гостю проехаться к офису, но Солано решил отправиться пешком. Он опасался оставлять своих парагвайских спутников одних в Нью-Йорке. Договорившись о времени встречи, Солано пошёл за гаучо, а два капиталиста остались в курилке.
— Забавный юноша, — заметил Тейлор. — Совершенно не производит впечатления уроженца Южной Америки. Я их много видел. Не тот тип.
— Угу, — кивнул Койт, снова набивая трубку. — Ты обратил внимание, что сервировкой он пользовался не задумываясь? И его английский не имеет испанского акцента. И испанский у него правильный. Без характерных для Аргентины ньюансов выговора.
— Думаешь, он мошенник?
— Мы о нём ничего не знаем кроме письма Хантера. А он мог быть и введён в заблуждение.
— Но пока что этот парень ничего с нас не пытался выцедить, — покачал головой Тейлор. — Наоборот. Его идея о финансировании строительства трансконтинентальной дороги меня весьма впечатлила. Если она будет реализована, то он считай, нам с тобой подарил миллионы.
— Это да… — задумался Койт. — Но в чём тут его профит я не вижу. А в подарки я не верю, Мозес. И это настораживает.
— Не нагнетай, друг, — улыбнулся Тейлор. — Скорее всего, это не его мысли. Если он действительно доверенное лицо президента Лопеса, то, скорее всего, идею по такой схеме финансирования проекта он подслушал от него. Или от кого-то из кругов этого Лопеса. Здесь парень просто блеснул, чтобы нас впечатлить. Что не умаляет свежести идеи. А его воспитание и язык… Мы же не знаем, в каком интернате его воспитывали. А при отце англичанине и матери из местных индианок, откуда испанскому акценту взяться?
— Ну, может быть. Может быть, — затянулся Койт и выпустил облако дыма в сторону камина. — Но я бы за ним присмотрел.
(1) Генри Огастес Койт — (род. в 1800 году) в молодости жил на Кубе и более двадцати лет занимался торговлей сахаром вместе со своим партнёром Мозесом Тейлором. Разбогатев на торговле сахаром, он владел роскошными домами в Гаване, Доббс-Ферри и Саратога-Спрингс, штат Нью-Йорк.
(2) Речь идёт о «Городском банке Нью-Йорка» (City Bank of New York), основанном в 1812 году. Он по сей день работает и известен как «CitiBank». Мозес Тейлор приобрёл контрольный пакет акций после кризиса 1837 года. Он был директором банка с 1837 года, а с 1856 по свою смерть в 1882 году занимал пост президента банка.
Глава девятая
Британский консул колеблется, Лопес управляет, а Чото совершает подвиг
Лима погрузилась в траур.
Из карательного похода вернулась только дюжина монтонерос. И ни одного человека из числа отпрысков благородных семейств. Это стало шоком для столицы, которая разом почувствовала себя беззащитной. На этом трагическом фоне, тихо, буднично и без особого возмущения со стороны общественности произошел государственный переворот. Генерал Хуан Крисостомо Торрико сверг временного президента Мануэля Менендеса и провозгласил себя Верховным главой Перу (Supreme Chief). Главным обвинением в адрес свергнутого, была его неспособность навести порядок.
Новый хозяин Лимы довольно энергично принялся увеличивать численность вооруженных сил столицы. Но что толку? Городовое ополчение могло выставить около пяти тысяч человек, но мушкетов хватало только на треть. И практически нечем было контролировать окрестности. А спустя неделю после поражения в пригородах начали замечать крупные отряды всадников в розовой одежде. Тех самых «гуанерос», про ничтожность которых больше никто не шутил.
Впрочем, прошёл месяц — и в обществе начал нарастать осторожный оптимизм. Гуанерос торговлю не прерывали, город не блокировали. И вообще, вели себя довольно пассивно, ограничиваясь грабежом пригородных вилл и асьенд.
В то, что восставшие захватят город, никто не верил. На стенах по-прежнему стояли пушки, при них были обученные канониры и запасы огнеприпасов. И блокады город не боялся. В городе и так были солидные запасы, а передышка, предоставленная повстанцами, позволила стянуть ещё больше зерна и прочих продуктов. Так что даже в блокаде у Лимы были все шансы дождаться момента, когда верные правительству войска придут на защиту столицы.
Все эти настроения бомонда чутко улавливал консул Великобритании Уильям Томас Хадсон — желанный гость во всех кружках и салонах города. Ему надо было решать: покинуть ли столицу ввиду угрозы её падения или остаться, дабы не демонстрировать трусость, недостойную подданного королевы. Его очень смущало письмо, переданное ему неизвестным человеком. Оно гласило:
Его превосходительству Консулу Её Величества Королевы Великобритании господину Уильяму Томасу Хадсону.
Дорогой друг.
Превратности торговых интересов забросили меня в город Писко в тот злосчастный день, когда он перешёл в руки мятежников. Промыслом Всевышнего могу объяснить то, что избежал участи сотен почтенных граждан, брошенных каторжниками в темницы или казнённых. На моё счастье, познания в торговле и языках оказались востребованы предводителем сих бунтовщиков, и таким образом я против воли был вовлечён в сей трагический эпизод истории Перу в качестве наблюдателя.
После известных вам событий близ города Сан-Висенте-де-Каньете осторожное доселе поведение восставшей массы изменилось. Победа не только воодушевила само войско, но и дала импульс к привлечению новых людей, кои вливаются в ряды мятежников ежедневно.
Предводитель мятежников, некий Поликарпо Патиньо, открыто провозгласил своей целью захват Лимы. Те пять сотен кавалеристов, что пали в засаде, снабдили восставших всем своим снаряжением, благодаря чему у тех теперь появилась собственная конница и некоторая артиллерия. Однако главной их силой, без сомнения, остаётся пехота — многочисленная как саранча.
Полагаю, Вас, читающего эти строки, заботит вопрос: насколько Лима в целом и вы и ваша семья в частности под угрозой?
С сожалением вынужден признать, что, по моему мнению, Лиме суждено пасть. Сей негодяй Патиньо неоднократно похвалялся, что возьмёт город в осаду, направив против него четыре колонны со всех сторон света, но что победу ему принесёт пятая колонна, уже ныне готовящаяся открыть ворота изнутри. И, страшно сказать, я не сомневаюсь, что это — правда. Сей Патиньо своими гнусными речами, попирающими все установленные обычаи и уложения, умеет воспламенять восторг и преданность в черни. Мало сомнений в том, что уже сейчас в недрах городских низов столицы формируется та самая роковая колонна. И именно это причина той передышке, которую пока что имеет город.
Посему взываю к Вашей осторожности и благоразумию. Ради безопасности Вашей супруги и прекрасной дочери — покиньте Лиму. Городу уготовано пережить ужасные дни. Возможно, со временем армия законного правительства Перу и освободит столицу, но что будет твориться на её улицах до того часа — ведомо одному лишь Всемогущему Господу.
Берегите себя, сэр. Не полагайтесь на свой дипломатический статус. Покиньте город морским путём и отбывайте в Трухильо. Сухопутные маршруты ныне небезопасны. Да пребудет с Вами милость Господня.
С глубочайшим уважением и преданностью,
Агустин Фарабундо Марти Родригес
Это письмо изрядно напугало консула, и в кои-то веки он решил узнать, что на самом деле думает городское дно Лимы. Убедиться самому в опасениях партнёра. Разумеется, делать это лично Хадсону и в голову не пришло. У него для этого были домашние слуги и охрана. Спустя несколько дней консул понял, что опасения не напрасны.
Среди простонародья имя Патиньо произносили с трепетом и верой. Осады и боялись, и ждали с нетерпением одновременно. Про удар в спину обороняющимся никто, конечно, не говорил, но город большой, а истинные заговорщики наверняка старательно прячут свои намерения.
