Атаман (СИ) - Вязовский Алексей

Вот и я решил: будь, что будет, делай, что должен. И нахально наврав Платову о просьбе Сингха потренировать гуркхов на марше, через два дня после выступления из Дели, после торжественного войскового молебна по случаю Рождества, ушел с своим отрядом вперед всей объединенной армии заниматься боевым слаживанием с примкнувшими к нам рохиллами. Чем меньше глаза всем мозолю, тем будет лучше.

Правильно сделал! И не только из соображений внутривойсковой подковерной политики, но и по причине крайнего бардака, который царил в маршевых колоннах. Не знаю уж, чем там занимался Перрон и прочие европейские наемники, но такого хаоса в походных порядках я еще не видел. Очень быстро все пришло в совершенный беспорядок: конница вклинивалась в ряды пехоты, та, в свою очередь, перемешивалась с обозом, волы рвали постромки, слоны недовольно трубили, про интервалы между отрядами тут же позабыли — шум, гам, сутолока, неразбериха…

Войска маратхов сопровождала толпа вспомогательных служб, раздутая до немыслимых пределов. Например, пушку везла упряжка волов, за ней присматривала не орудийная прислуга, а подряженный возчик. Которого в походе сопровождала семья на коляске, запряженной двумя волами и под зонтиком. За лошадьми кавалерии ухаживал специально нанятый конюх, за которым также увязалась семья на повозке. У офицеров был собственный штат слуг, и каждый работник не желал расставаться с женой и детьми. И у солдат были свои бибби — куда их девать? Только брать с собой, а значит, им тоже нужен транспорт. А еще маркитанты, походный бордель… И так далее, и тому подобное, вплоть до длинных процессий союзных махараджей и раджей попроще, которых сопровождала внушительная охрана и бесчисленная челядь со своими женами, детьми и даже слугами. Эти может даже не собирались воевать — ехали «на экскурсию». Встанут на пригорке, слуги расстелют ковры, накроют дастарханы, и можно покуривать кальяны, наблюдая, как коалиция пытается побить англичан. Или англичане союзных маратхов и казаков. Живое кино.

Дикий поезд, растянувшийся на многие версты, поднял ураган пыли. По-моему, Платов мне даже позавидовал, что я нашел повод свалить подальше от этого безобразия. Ему-то далеко удалиться от Холкара и Синдии не светило — не поймут!

Как только оторвались от основных сил на полдня перехода, свистнул Кузьме:

— Доставай!

Наш великан в отряде пользовался бешенной популярностью. Гуркхи смотрели на него как на божество, саланги непременно называли пахлаваном, а рохиллы — джетти, то есть индийским борцом, выполнявшим иногда по совместительству обязанности палача. Но нет, Назаров никаким катом не заделался, а был мною назначен знаменосцем. Еле-еле уговорил — от верблюдов великан ни в какую не хотел уходить. Но за долгие месяцы похода персы-лаучи уже попривыкли действовать самостоятельно, перестали бояться фальконетов и научились из них палить, так что в особом присмотре и в зуботычинах не нуждались. Договорились с ним так: на марше он впереди, рядом со мной на бактриане, а в бою — при зембуреках.

Назар вытащил длинный сверток-чехол, вытащил из него знамя на крепком древке, развернул и гордо задрал ввысь. Между небом и землей, высоко в воздухе, заполоскал черный стяг. Никаких черно-красно-зеленых цветов — только ультимативно черный!

Был такой знаменитый казацкий генерал Бакланов, великан, способный шашкой развалит человека пополам. Наводил страх и ужас на горцев под подаренным ему черным знаменем с черепом и костями и надписью «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь». У меня же вместо пиратской эмблемы — перекрещенные шашка и кукри белого цвета и простая надпись по-русски и по-персидски: «С кем бог, с тем и победа!» Простовато? Ну так как мне всех объединить под одним лозунгом — и православных казаков, и мусульман-афганцев, персов-артиллеристов, сикхов с их особой религией и гуркхов, поклонников Кали?

Знамя всем понравилось. Довольный гул пронесся над колонной.

— Командиров ко мне! — гаркнул я, не оборачиваясь. Знал, что Муса услышит и немедленно отправит гонцов, чтобы всех собрать.

Отъехал чуть в сторону, словно принимал парад. Начали съезжаться офицеры. Ступин и урус-сардары, прикрепленные к гуркхам, привезли на своих конях помощников-джемадаров — Рана, Гхале, Тхапа, Рамбахадур и Буараг получили от меня нашивки младших обер-офицеров. Азмуддин-ходжа прибыл с троицей вождей салангов, обычно старавшихся держаться в тени. Фейзулла-хан подъехал с целой толпой пуштунов в неборских нарядах и небрежно повязанных тюрбанах из перекрученной ткани.

Они с нескрываемой завистью поглядывали на моего белоснежного коня — дар от махараджи Синдии за то, что не прикарманил его меч-Зульфакар. Я вообще стал популярной личностью в Дели, мне то и дело слали подарки все кому не лень — княжна Иоанна Бегум Самру вообще хотела подарить слона, еле-еле отбоярился. Про разные драгоценности не стоит и упоминать — скопился уже целый сундучок с самоцветными камнями. Эти прожженные интриганы первыми сообразили, что со мной в будущем придется считаться.

— Знамя видите⁈ — грозно спросил я.

— Видим, атаман!

— Ну так вот, мы теперь не просто отряд. Мы теперь Отряд Черного Флага!

По моей отмашке два десятка зембуреков громыхнули холостыми. Салют, однако! Горцы и партизаны разинули рот от изумления и восторженно взвыли.

— А раз мы отряд, — продолжил я, повысив голос, — то идем, никого не трогая по дороге. Агру и окрестности не грабим, обходим стороной. Это город нашего союзника. И так до самого Ганга, пока следуем берегом Ямуны. За продукты и фураж платим из отрядной казны — деньги пока есть. Все понятно⁈

Афганцы явно поскучнели, выслушав перевод от толмачей, которых у нас в отряде стало видимо-невидимо. Пухляш Курух, тот вообще сверкал сержантскими нашивками, получив чин хавилдара, и имел ружье за плечами. Кажется, он уже не хотел от нас поскорее смыться, а наоборот благословлял тот день и час, когда его сделали штатным драгоманом гуркх кампу.

— Чего приуныли? — поднимал я боевой дух вождей Отряда. — У нас впереди город мертвых, Бенарес. Знаете, сколько там добра?

— Варанаси? — ахнули рохиллы и тут же растолковали салангам, что нас ждет, что в этом городе без остановки вечно горят погребальные костры, что туда веками свозили сжигать своих мертвых, а там, где похороны, всегда остается много золота.

Священный город индусов должен от него ломиться. Но согласится ли Платов на его разграбление, хотя правитель Бенареса держал сторону британцев? Тут можно оскорбить очень многих верующих в Индии. Вопрос, конечно, непростой, но мне-то как быть? С каждым днем отрядная казна будет все больше нуждаться в пополнении.

«Да, Петр Василич… — упрекнул я себя. — Не успел атаманом стать, как сразу о походе за зипунами начал думать. Вот оно — порочное влияние Востока! А еще называл себя цивилизованным человеком!»

* * *

Калькутта, Форт-Уильям, канун Рождества 1801 года.

Командер-ин-чиф, генерал-лейтенант Джерард Лейк страдал от диареи. В этом не было ничего позорного или исключительного — мало кто из офицеров королевской армии, отправленных в Индию, избежал этого недуга. Среди колонистов и худшее случались, но это обстоятельство не делало главнокомандующего счастливее. Когда из задницы льет, как из дырявого ведра, а тебе предстоит многодневный поход — от радости не запрыгаешь.

Он так и сказал сэру Уэлсли, слово в слово, со всей своей грубой солдатской прямотой. «Солдафон!» — вызверился генерал-губернатор, но виду не подал. Наоборот, изволил посмеяться, прикрывая нос надкушенным кельнской водой платочком — от генерала изрядно попахивало. Он искоса осмотрел бриджи высшего офицера, но ничего пикантного не углядел. Белоснежные, обтягивающие ляжки штанишки, заправленные в высокие черные сапоги, с тыла прикрывали длинные фалды ярко-красного мундира. Никаких подозрительных пятен на виду!

В талии Лейк был туго затянут в бордовый офицерский шарф, завязанный узлом на левом, как принято в пехоте, боку. Его двууголка, нависая над носом подобно огромному клюву пеликана, визуально увеличивали орлиный нос генерала, но ничего не могла исправить — на лице Джерарда упрямо застыло какое-то детское выражение наивности и обиды, тем более странное, если учесть биографию этого джентльмена. Он прославился неслыханной жестокостью во время недавнего подавления восстания в Ирландии, а прибыв в прошлом году в индийские колонии, тут же принялся укреплять дисциплину. Плетки так и охаживали солдатские спины, а генерал наблюдал за экзекуциями все с тем же видом доверчивого ребенка.