Учитель. Назад в СССР 4 (СИ) - Буров Дмитрий
— Да, — ответил я, доставая из кармана носовой платок и оглядываясь в поисках кувшина с водой.
Графин всегда стоял у Нины на столе. я оглядел мальчишку, проверил пульс, приподнял веки, заглянул в глаза. Ленька тяжело дышал, на бледном лице проступили прожилки, под глазами залегли синие тени. В остальном юный пиротехник выглядел неплохо, если не считать почерневшую руку со следами крови.
Носок я намочил в стакане, отжал и принялся осторожно обтирать раненную конечность. В какой-то момент Ленька застонал, задёргался, открыл глаза.
— Е-гор А-алекс-а-андр… ич… бо-ольно-о…
— Знаю, что больно, — кивнул я, продолжая аккуратно протирать ладонь. — А будет еще больней, — заверил пацана.
— П-почему? О-оторвало-о? — простонал Ленька и попытался приподняться, чтобы разглядеть свою руку.
— Лежать, — строго приказал я. — Потому что отец ремня всыплет по первое число, — пояснил мальчишке.
Голубев часто-часто заморгал, вздрогнул всем телом, а затем к моему удивлению попытался улыбнуться, кривя губы.
— Деда… — печально выдохнул семиклассник. — Деда…
— Что дед?
— Дед выпорет, — вздохнул Голубев и закусил губу.
— Больно?
— Дергает, — пояснил пацан.
— Товарищ Зверев, как он? — раздалось за моей спиной.
— Все в порядке, товарищи, — ответил я. — Если это можно назвать порядком. — Аделаида Артуровна, врача вызвали?
— Фельдшера, скоро будет. Я отправила за товарищем доктором машину, — тут же сказала товарищ Григорян.
— Спасибо, — от души поблагодарил инспектора.
От школы до фельдшерского пункта расстояние немалое. Пока Оксана добежит со своим чемоданчиком, пройдет минут двадцать точно. На машине гораздо быстрее будет.
— Егор, как мальчик? — повторил Юрий Ильич, становясь с другой стороны стола. — Ну что ж ты, Леонид? Как так? Нехорошо, — покачал головой директор, глядя в испуганные Ленькины глаза.
— Нехорошо… — согласился Ленька, снова закусив губу. — Мы… праздник хотели… для вас… как на девятое мая… — пояснил Голубев и заморгал, сдерживая слезы.
— Ну что там, Егор Александрович? — уточнил Свиридов, взяв себя в руки и вернувшись к официально-деловому обращению.
— Жив будет, остальное до свадьбы заживет. Насколько могу судить, калекой тоже не останется, — коротко глянув на директора, ответил я. — Пальцы целые, а вот ожог сильный. И, знаешь что, Леонид? — посмотрев на пацана, объявил я.
— Что? — выдохнул Голубев, встревоженно глядя на меня.
— А вот что. Ждет тебя, конечно больничный, но я лично попрошу товарища Дедешко, чтобы она гоняла тебя на каждом уроке по всей физике. А еще попрошу товарища завхоза выдать тебе брошюру по технике безопасности, чтобы ты выучил ее наизусть, и лично сдал зачет Степну Григорьевичу и Юрию Ильичу.
— Не надо… пожалуйста… — простонал Ленька и закатил глаза, делая вид, что снова падает в обморок.
— Надо, Леня, надо, — заверил я пиротехника. — По-другому никак.
— Ну, мы же праздник… и сюрприз для учителей хотели… мы не нарошно….
— Еще бы не хватало, чтобы нарошно, — в шутку рассердился Юрий Ильич. — И где только что взяли, — покачал головой директор.
— Нашли, — Ленька зыркнул на Свиридова и упрямо поджал губы.
— Ну чистый партизан на допросе, — усмехнулся Юрий Ильич. — Справитесь, Егор Александрович?
— Конечно.
— Тогда я пойду Оксану Игоревну встречать.
— Хорошо, — кивнул я, не прекращая осторожно промывать ладонь. Воды было мало, и она уже покраснела.
— Разойдитесь, товарищи, — раздался голос завхоза. — Егор, вот, держи, — Степан Григорьевич бухнул на стол чайник с водой, следом поставил глубокую миску.
— Спасибо, налейте, — кивнул завхозу.
— Готово.
Я тщательно выполоскал платок и продолжил процедуру.
— Степна Григорьевич, вон там на полке аптечка, достаньте, пожалуйста.
— Ой… дёргает, — вскрикнул Ленька.
— За уши тебя подергать! — цыкнул завхоз.
— Я не хотел… — заныл Голубев.
— Понятно дело, не хотел. И как пальцы не оторвало. Никак в рубашке родился, — буркнул Степан Григорьевич. — Ну-ка, кышь отсюдова все лишние. И вы товарищ, тоже, ступайте в приемную, нечего тут свет загораживать, — распорядился завхоз, не мало не смущаясь тем, что командует инспектором из района.
Брови Аделаиды Артуровны взметнулись вверх, дама от образования хотела что-то сказать, даже раскрыла рот, но в последний момент передумала, кинула на меня задумчивый взгляд, потом глянула на пострадавшего, развернулась и вышла.
— Ну вот, а то, понимаешь ли, цирк тут, что ли? — проворчал завхоз, плюхая на стол коробку с аптечкой.
— Чего надо? — деловито уточнил Борода.
— Бинт чистый доставайте, и ножницы.
— Может того, зеленкой и все дела? — предложил завхоз. — Чего ему сделается. На пацанах, как на собаках, быстро все заживает.
— Нет, пусть доктор осмотрит. Вроде ничего такого, но кровь-то откуда –то шла. — отказался я. — Так, Леня, сесть сможешь?
— Смогу, — заверил Голубев и тут же попытался встать. — Ой… А-ах… — выдал руладу боли.
— Да что ж ты прыткий такой! — одернул пацана завхоз. — Потихонечку надо. Стой, помогу, — товарищ Борода ухватил пацана за плечи и помог подняться.
Ленька уселся, затем свесил ноги со стола, прижимая к себе раненую руку.
— Спускайся, только не прыгай, — посоветовал я. — А то в руку отдача пойдет, больнее станет.
— Больно, — пожаловался мальчишка, с нашей помощью сползая со столешницы.
— Так понятное дело, больно. Хорошо, глаз не вышибло.
— Глаз? — моргнул Ленька, испуганно глядя на завхоза.
— Могло и глаз, а то и кисть к чертям снесло… говорю же, в рубашке родился, — расписал все прелести самодельного салюта Степан Григорьевич. — Ты вот скажи, дурья твоя башка, — глядя на то, как я осторожно усаживаю Леньку на стул, поинтересовался завхоз. — Кто тебя надоумил шашку сообразить?
— Никто, я сам, — глядя на завхоза честными глазами, заверил Голубев.
— Оно и ясно, что сам. А кто ж подсказал? А?
— Никто, сам придумал, — Ленька сделал глаза еще честней, и теперь походил на маленького совенка, которого внезапно разбудили днем.
— Ну да, ну да, — хмыкнул Степан Григорьевич. — Я вот деду-то скажу, да вызнаю, — заверил пацана завхоз.
— Не надо деду, — тихо попросил Голубев.
— А что ж тогда, бате?
— Нету у меня бати, — буркнул пацан.
— Что ж тогда, мать расстраивать будем? — удивился Борода.
— А то она и расстроится, — буркнул Ленька.
— Дурак ты, Леонид, и голова у тебя дурная, — внезапно выдал Степан Григорьевич. — Ты хоть понимаешь, что ты у матери один разъединственной кормилец остался? А ежели бы тебе руку оторвало? Тогда что?
— Что? — переспросил Голубев, таращась на завхоза и морщась от моих манипуляций.
— То! — завхоз ткнул указательным пальцем пацану в лоб. — Голову-то включи. А без глаза и пальцев какой- ты работник?
— Какой? — затупил Ленька.
— Никакой. Инвалид, — припечатал товарищ Борода.
— Все верно, товарищ, инвалид и есть, — раздался звонкий голос фельдшерицы. — Расступитесь, товарищи, покиньте помещение. Что тут у вас? Мальчик, тебе как зовут?
— Ленька, — растерявшись от напора докторши, выдал Голубев.
— Леня, как это случилось? — кинув на меня одобрительный взгляд, поинтересовалась фельдшерица, приступая к своим прямым обязанностям. — Спасибо, товарищ Зверев, вы все правильно сделали. Помогите раздеть мальчика, пожалуйста, — обратилась ко мне фельдшерица.
— Зачем? — сразу не сообразил я, потом до меня дошло, конечно, но Оксана Игоревна уже объясняла.
— Мелкие частицы могли посечь руку. Леня, что находилось внутри взрывного устройства? — уточнила Гринева, принимаясь расстегивать пуговицы на рубашке.
— Я сам, чего вы, — засмущался пацан.
— Сиди уже, сам, — буркнул завхоз. — Сам ты уже наворотил. А ну, брысь отседова, — рявкнул неожиданно завхоз, да так, что все мы вздрогнули.
— Степан Григорьевич, вы чего? — спросил я.