Товарищ "Чума" 5 (СИ) - "lanpirot"
«Старики»-родители естественно ворчат и трясут головами, не понимая ни слова из сказанного их детьми. Причём, забывают, какими были сами лет двадцать-тридцать назад. Да вы сами-то вспомните словечки и выражения времен позднего СССР, которыми мы противопоставляли себя не только старшему поколению, но и самой системе социалистических ценностей.
Предки, или шнурки[6], которые в стакане, и никого домой не привести. Отпадный хаер[7], мочалки-биксы-герлы[8], застебать[9], фейсом об тейбл[10], стрематься[11]… Перечислять тоже можно бесконечно! Нет, ничто не ново под луной, и каждое следующее поколение родителей точно так же не понимает, на каком языке говорят их дети. Причем, напрочь забывая свои собственные молодые годы. А зря! Это я вам как учитель со стажем говорю.
— Нет, — усмехнувшись своим мыслям, ответил я Тому, — никакое это не новое колдовство. Просто там, где я родился, так называют дар предвидения. Вот и прорывает меня иногда…
— А, понятно, — отозвался Бомбадил, тряхнув головой так, что едва цилиндр не слетел. — Дар прорицания довольно редко встречается. Я, например, пока еще ни одного не встречал. Только жульё всякое, способное лишь облапошить своего ближнего.
— Вот здесь я полностью согласен! Пока ни одного настоящего провидца не встречал… Может, враки всё это? И постоянно меняющееся будущее невозможно предсказать?
— А как же вы, сэр? — удивленно спросил Том.
— Да, баловство одно! — Отмахнулся я от этого своего «дара». — Слишком много вероятностей, поэтому и точность плюс-минус километр. Я на него особого внимания пока не обращаю.
— Это просто он у вас еще не развит, как следует, — не согласился со мной рыжий верзила. — Если вам будет угодно, у меня по этой теме есть несколько редчайших томов и манускриптов. Древнегреческие, древнеегипетские, ассирийские, римские…
— А вам-то они зачем, Том?
— Первый папирус купил как-то по случаю, — признался Бомбадил, — в лавке древностей будучи проездом в Луксоре. Старой магией от него несло, даже я почувствовал. Потом, лет через двадцать, уже в Риме на «птичьем рынке» мне попался трактат одного из оракулов о природе и развитии дара ясновидения… Знаете, сэр, что я заметил? — неожиданно поинтересовался он. — У этих текстов, ну, о предсказаниях… У них у всех похожий «запах» магии… Ну, для меня… Другие одаренные этого, почему-то, не замечают. Я пытался узнавать, но в ковене меня подняли на смех… — обиженно произнёс он.
Ха, а у этого ведьмака, оказывается, тоже есть своя «фишка», типа моего «синестетического зрения», о котором я тоже так и не сумел найти информации ни в веде, ни в лете — другими источниками информации я не обладал. А у Тома, выходит, сама магия имеет запах.
— А другая магия для тебя пахнет? — задал я наводящий вопрос, чтобы прояснить ситуацию. — Или только та, что касается предвидения.
— Любая, сэр, — ответил Бомбадил, вновь светлея лицом. — А вы мне верите?
— Конечно, — просто ответил я. — И как конкретно проявляются эти запаховые различия?
— Каждое «направление» промысла пахнет по-своему, — поспешно ответил усач, наконец-то найдя благодарного слушателя. — Морок, например, пахнет сыростью, туманом и отчего-то болотной жижей. Магия оракула, которую вобрали в себя собранные мной папирусы, пергаменты и бумажные книги — раскаленными песками пустынь. А вы, сэр, пахнете… — Он неожиданно запнулся. Похоже, что запах моей магии пахнет совсем не розами.
— Продолжайте, Том! — попросил я рыжего ведьмака. — Клянусь, я не буду на вас в обиде при любом результате. И я, кажется, знаю, что вы мне сейчас скажете.
— Опять дар предвидения? — оживился Бомбадил. — Но я не чувствую никакого запаха!
— Нет, дружище! — Я рассмеялся. — Никакой магии — банальная логика! Ну, скажите мне, чем может пахнуть Чума? Тяжелым духом смертельной болезни: гноем, потом, испражнениями и смрадом разложения сгнивающих живьём тел. Я ведь прав, Том? — Взглянул я в глаза мгновенно посуровевшему весельчаку.
— Более чем, сэр! — подтвердил он мою догадку. — Я бы точнее не сказал…
— Даже Смерть и Война не идут с Чумой ни в какое сравнение. — Не знаю, откуда я это взял, но уверенность в собственной правоте после этих слов только окрепла.
— Согласен, сэр Чума, — не стал со мной спорить Бомбадил. — Медленное гниение заживо, куда страшнее обычной смерти! Я бы не хотел закончить свои дни подобным образом, — признался он мне.
— Ну, нам с вами, как обладателям тёмного проклятого дара, уготована иная участь, — «успокоил» я его на этот счет. — Возможно, что наша доля будет куда печальнее, как у вашей старухи-ведьмы из Каледонского леса.
— Упаси нас Провидение от подобной участи! — С чувством произнес Том, ловко скрутив из пальцев левой руки какую-то сложную «фигу».
Он что-то тихо прошептал и сделал несколько необычных пасов руками. Я уловил, как из них выплеснулся небольшой поток силы, тут же растворившийся в окружающем нас пространстве. Однако, через пару мгновений, невесть из каких слоёв эфира, Тома накрыл ответный магический поток, только странным образом преобразованный в нечто мне неведомое.
— Что это было, Том? — поинтересовался я, когда Бомбадил перестал колдовать. — Я не знаком с таким заклинанием.
— Обычное подношение Фотле — кельтской богине Судьбы. Я всегда так делаю, в надежде, что она не обойдёт меня своим Благословением.
«В надежде? А он что, не видит этой ответной реакции?» — Мысли удивленно ворочались в моей голове, но высказывать вслух я их не спешил.
Уже в который раз я замечал, что некоторые проявления магии не доступны всем без исключения одаренным, хотя для меня они как на ладони. Возможно, что эта фишка присуща даже не всем «дивным существам», типа старых языческих богов, нежити, нечисти, которые еще сохранились на нашей планете. Из записок Афанасия я знал, что основная масса подобных существ давно вымерла в результате какого-то древнего катаклизма.
А упомянутая Бомбадилом Фёкла… э-э-э Фотла, похоже, коптит еще где-то небеса, раздавая своё «благословение» пастве за малую долю магии. Может быть, поэтому она и выжила, в отличие от своих товарок, не пожелавших в своё время перестроиться и перейти на совершенно новую «систему донатов».
— И как, пока не обходила? — ехидно прищурившись, поинтересовался я, хотя точно знал ответ на этот вопрос.
— Мне остаётся только надеяться на это, — ответил Том, и на его лице вновь засияла довольная улыбка. — Но каждый раз, когда я прошу благословения, мне становится как-то радостнее и светлее на душе… Мы пришли, сэр Чума!
За разговором я и не заметил, как мы дошли до Потсдамской площади. Потсдамская площадь, или по-немецки Potsdamer Platz — являлась крупным транспортным узлом в центре Берлина. До Второй мировой войны Потсдамская площадь считалась одной из самых оживлённых площадей континентальной Европы и популярным местом встреч на карте политической, общественной и культурной жизни города.
— Когда-то Потсдамская площадь находилась непосредственно перед городской стеной у Потсдамских ворот, — с видом заправского экскурсовода произнес рыжеволосый ведьмак, — и представляла собой перекрёсток из пяти дорог, перераспределявший транспорт, прибывавший к воротам с запада и юго-запада. В 1867-ом году стену снесли, но сторожки у ворот в классическом стиле, прозванные «шинкелями», сохранились до сих пор.
Об этом я знал. Мало того, мне было известно, что эти сторожки сохранятся до самого конца Второй мировой войны, когда будут разрушены едва ли не до фундамента. Эти остатки снесут окончательно при возведении Берлинской стены[12]. Но Тому об этом знать было необязательно, поэтому я тактично промолчал, пялясь по сторонам, как самый обычный турист.
Мы с моим провожатым прошли мимо монументального здания, носившего название «Haus Vaterland», что в переводе означало «Дом Отечества» или «Дом Родина». Всё-таки у нас и у немцев много общего, стоит только вспомнить наши многочисленные дома культуры и кинотеатры с подобным названием. В этом же в здании, что расположилось на пересечении улиц Штреземана и Кётенской, как рассказал мне Том, тоже находился один из крупнейших в Германии этого времени дворец развлечений. Ну, и кто бы сомневался?