Ревизор: возвращение в СССР 33 (СИ) - Винтеркей Серж
Даже Николаева пробрало, ну а кто глубоко такими вопросами интересуется? В перерыве он все сокрушенно качал головой…
Затем начали запись второй передачи, про порабощение испанцами и португальцами жителей Латинской Америки. Там все еще хуже было… Многие местные народы, в особенности на островах, полностью вымерли из-за прихода оккупантов. Серебряные шахты по всей Латинской Америке эксплуатировались просвещенными европейцами таким путем: устраивали налет на индейскую деревню, и всех, кто мог работать, загоняли в шахту. Из нее уже никого не выпускали — опускали внутрь скудные пайки еды и воду в обмен на корзины с рудой. Когда через несколько недель в шахте никто к еде и воде не подходил, европейцы делали вывод, что все работники умерли, и устраивали облавы на следующую деревню, чтобы обновить персонал… Описал в щадящих фразах практику мясных лавок, где для породистых собак испанских и португальских сеньоров продавали мясо индейцев… Их разделывали, как свиней или коров, ничуть этого не стесняясь. И привезенные в Латинскую Америку католические священники никакого влияния на такие виды бизнеса не оказывали…
По лицу Николаева было видно, что он думал, что все было жестко в первой передаче, но во время второй у него глаза стали совсем круглые. Ну а что? Кое-что читал еще в прежней жизни, когда Уго Чавес стал очень популярен в Венесуэле, стало интересно, почему его местные так поддержали и полюбили. Экономике-то на пользу его реформы явно не пошли. А он, оказывается, все это честно рассказывал, и отбирал у потомков белых колонизаторов предприятия к восторгу небелого большинства населения… Такая вот месть спустя века. Ну и сейчас знания обновил и расширил, не зря в спецхране столько иностранной литературы читаю…
— А про разделку индейцев на мясо откуда эта информация? — осторожно спросил меня Николаев после передачи. С таким видом, что стало ясно — не совсем мне верит…
— Так есть даже испанские гравюры XVI-го века, на которых испанцы скармливают детей индейцев своим собакам. Они не стеснялись рисовать то, что видят, искренне не считая жизнь язычника с цветной кожей равной жизни белого христианина. Не люди, а корм для собак, рабы — не более того…
— Не знаю, не вырежут ли про мясные лавки, все-таки для детей работаем, но я буду биться за то, чтобы оставили, — сказал он мне. — Правда жизни про капитализм сурова, но наши дети должны знать, на каком фундаменте из страданий и крови базируется процветание западных стран.
После записи заглянул в редакторскую и забрал мешок с письмами. До лекции от общества «Знание» ещё оставалось время, решил отвезти письма в МГУ.
Сумская область. Село «Смелое».
— Чёрт в милицейской форме? Господи, мама! Да какой же это чёрт⁈ Это друг Пашкин, он негр, но у него мать русская, он в милиции работает! Его Вася зовут…
Последние слова она произнесла, уже давясь от смеха. Её накрыла такая истерика от облегчения! Значит, мать не сумасшедшая и не в маразме. Просто эти паршивцы напугали ее до чёртиков. Она смеялась и смеялась. И не замечала, как мрачнеет мать. А той стало очень обидно, что над ней так насмеялись. Она полгода штудировала церковную литературу, читала молитвы, считала себя виноватой во всех смертных грехах… А тут вон оно что! Какой-то Вася… Обычный человек, только что негр…
Оксана пришла в чувство только, когда мать со всей злости ударила по столу здоровенным талмудом. Лицо её было перекошено от ярости и гнева.
— Ну, Пашка поганец! Ну, я ему устрою! — прошипела она.
— Ну, слава богу! — воскликнула Оксана, увидев свою обычную, родную до боли маму.
— И бог ему не поможет! Потому как его нет!
Москва.
— Вы обратили на себя наше внимание своей неуёмной энергией, — начал капитан КГБ, внимательно глядя на Регину. — Вы умеете нравиться мужчинам, но… Наверное, вы заметили, что, когда действуете самостоятельно, заканчивается всё плохо, и не только для вас. Достаточно ли этого опыта для вас, чтобы понять, что вам нужен кто-то, кто будет вам говорить, что делать и как делать?
— И кто будет говорить, что делать? Вы? — дерзко спросила она.
— Да, и я, в том числе. Конечно, если мы договоримся. — ничуть не смутился ее собеседник. — Работа в Комитете Государственной Безопасности Советского Союза — мечта многих парней и девушек. Но такое предложение мы делаем отнюдь не всем.
Значит, я переспала с парой женатых состоявшихся мужиков, попала в пару скандалов — и я уже им подхожу? Что же тогда делать для них придется? — подумала Регина. — Хотя чего тут думать, есть догадки… Вряд ли скандалы устраивать… Значит, им интересно то, как я умею мужиков соблазнять…
— А что мне даст сотрудничество с вами? — спросила Регина.
— Устроим вас в институт, будете спокойно учиться…
— В МГУ меня вернёте?
— После того, что вы там учудили, никак не получится, — покачал головой капитан. — Это невозможно будет объяснить никакими правдоподобными причинами. А за вами все будут так пристально следить, что сотрудничать с нами будет очень сложно. Нет, если договоримся, то мы в МГИМО вас пристроим на первый курс. Хоть прямо сейчас. Подумайте о всех перспективах, что вам это даст. Год этот не потеряете, предметы мы поможем пересдать, которых у вас в МГУ не было. В будущем языки иностранные изучите в совершенстве. Потом пройдёте дополнительное обучение уже в нашей структуре. Будут шансы на выезд за рубеж… Но задания будут ещё во время учёбы в МГИМО. Вам нужно будет доказать, что вы достойны нашего доверия. Нужно будет соблазнить того или иного человека, иногда и иностранца… Это не будет проблемой?
— Не будет, — зыркнула на него Регина, оценив возможности, которые перед ней открывает это сотрудничество.
— Но учтите, годы учёбы будут критически важны для наших будущих отношений. Никакой самостоятельной инициативы проявлять нельзя. Вы уже видели, чем это для вас заканчивается. Комитет будет давать задания, вы будете их выполнять. Начнете делать прежние глупости — отчислим из МГИМО совершенно безжалостно. И поступить ни в один ВУЗ вам больше не удастся… Сами должны понимать, какие у нас возможности.
— Ладно. Я согласна. А хотите, я сразу вам такое расскажу про гагаринский райком КПСС! Закачаетесь!
Внимательно посмотрев на нее, капитан сказал:
– Мы еще не начали сотрудничество, и не начнем его, если вы не сделаете выводов из своего прежнего печального опыта. Все ваши прежние скандалы с вашими любовниками и их коллегами, какие бы они места не занимали в партии, нам глубоко неинтересны. Вы еще не поняли, куда они вас завели, не сделали выводы из своего нынешнего печального положения? Тем более, что КГБ является правой рукой КПСС… И мы не можем проводить никакие расследования в отношении райкома КПСС. Итак, у вас есть что мне рассказать?
— Нет, ничего у меня нет, — сразу усвоила смысл сказанного Регина.
— Вот и молодец. Нам будет интересно все, вплоть до мелочей, когда мы будем вам давать задания. Эти задания могут касаться и ваших однокурсников, в том числе. Вот тогда мы внимательнейшим образом будем вас выслушивать.
Чертов Володин! — подумала она. — Так хорошо устроился, что до него даже через КГБ не подкопаться. Но этот офицер тоже хорош… Даже не знает, от чего отказывается… Или я сама виновата, что сразу упомянула про райком КПСС? Но теперь по новой уже и не начнешь этот разговор, вдруг решит, что я тупая, приказов не понимаю, развернется и уйдет. Есть что терять. МГИМО — не МГУ, но тоже совсем неплохо… И год учебы я не потеряю. Да, это стоит того, чтобы побыть несколько лет послушной девочкой…
Москва. Союз советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами.
— Расскажите, Антон Григорьевич, а что там была за история с чемоданом нашей Галии? Мне Валерия Николаевна уже все уши прожужжала! А у самой Галии такие вещи неудобно спрашивать… Может, хоть вы мне объясните, что там такого было особенного, ну, кроме колёс? — спросила его Морозова, едва они уселись пить чай.
