Опричник (СИ) - Борчанинов Геннадий

Смотрел он на меня, прищурив глаза, подобно Иоанну Васильевичу, во взгляде таилась какая-то хитринка, будто бы он знал и понимал больше, чем показывал то на поверхности.

— Вы что, по пехотному уставу учитесь? — нахмурился я.

— А другие есть? Нам что государем велено, то и делаем, — сказал он.

— Пойдём-ка внутрь, что ли, — хмыкнул я. — Без лишних ушей поговорим.

— Тут все люди верные, — возразил Скуратов, но всё же последовал за мной в сотницкую избу, которую держали готовой к моему приезду.

Я снял шапку, пригладил рукой отросшие за время поездки волосы. Надо бы побрить, чтобы было как у всех, здесь их было принято сбривать, а отращивали только в случае траура. Как замена волосам использовалась шапочка-тафья.

— Государь вас тут собрал? — спросил я напрямую, без всяких хождений вокруг да около.

— Он, — кивнул Скуратов.

Без дела, однако, Иоанн не сидел. И пока я шастал по марийским лесам, он тут сколачивал опричное войско, чтобы выучить его по новым стандартам. А если он всё же поставит меня руководить этим войском, то это не опала и не ссылка. Это ещё одно повышение. И ведь не сказал ничего! Чувство юмора у царя было крайне своеобразным, и испытывать его на собственной шкуре оказалось не очень приятно.

— Опричный сыск? — спросил я.

— Наверное, — пожал плечами Скуратов. — Царю опрично служим, что повелит, то и делать будем. Хочет сыщиками видеть — будем сыщиками. Захочет в бой послать — в бой пойдём.

— Понятно, — сказал я. — Устав пехотный можешь выбросить.

Скуратов удивлённо вскинул брови.

— Государь по нему велел учиться, — сказал он.

— Сапогами глину месить и пищальки на плече таскать? Оно вам надо? — фыркнул я и достал из-за пояса один из пистолей. — Вот чем драться будем. И не пешком, а верхом.

Опричник взял из моих рук пистолет, покрутил в руках, потрогал замок.

— Занятная игрушка, — сказал он. — Дорогая, наверное?

— Эта — дорогая. Но можно и дешевле сделать, подобно пищалям, — сказал я. — Заказ у Андрея Иваныча разместить, он лучше всех сделает.

Я забрал пистолет, сунул обратно за пояс.

— Коли будем сыском заниматься, ими в городе да в домах работать сподручнее, — сказал я. — Пищаль пока развернёшь, нацелишь, тебя уже хоть вилами затыкают, а с этим ловчее, хоть как его верти. И с лошади стрелять можно без проблем.

— Пожалуй… — протянул Скуратов.

— У всех же лошади есть? — спросил я.

— А как же! У каждого, — кивнул он.

— Значит, будем не мушкетёрами, а драгунами, — ухмыльнулся я.

— Кем? — не понял опричник.

— Верхом драться будем, — пояснил я.

Но пока пистолей нет, говорить об этом рано, и мне предстояло снова ехать к мастеру Рыбину. Снова пить с ним, обкашливая условия ещё одного большого заказа. Я почувствовал, как у меня сжалась печень, прося пощады. Если бы знал — съездил бы к нему во время Великого поста.

— Устав новый писать придётся, — пробормотал я. — Лошадей бы ещё добрых, каждому, но вот это в копеечку влетит…

— Лошади как лошади вроде, — пожал плечами Скуратов.

Скорее всего, ездили они на степных неприхотливых лошадках, годных только на колбасу. В принципе, как и я. Но если посадить всех на породистых коней, будет гораздо лучше. И с точки зрения боевых возможностей, и с точки зрения престижа. Всё-таки опричная служба, фактически царская гвардия. Преторианцы.

Сейчас, конечно, эту функцию выполняла опричная тысяча, а не мы, это несколько другое, но рано или поздно эти две структуры непременно сольются в одну.

— Давно тут? — спросил я.

— Да седмицу всего, — ответил Скуратов. — Только начали, почитай. И то ещё народ прибывает.

Не просто так государь ставил срок к Пасхе, получается.

— Проверяете как? — спросил я.

— Кого? — не понял Скуратов.

— Новеньких, — пояснил я.

— Да тут все всех знают! — усмехнулся он. — Двое поручиться должны. Кого попало не берём.

Хотя бы так. Я, правда, в эту систему не вписывался, но за меня, выходит, поручился лично царь.

— Это хорошо, — сказал я. — А что насчёт знатных? Много ли?

— Государь запретил на родовитость промеж нас смотреть, все равны, — сказал Скуратов. — Хотя бывает, по старой памяти, спорим.

Он немного потемнел лицом, видимо, вопрос родовитости был для него весьма болезненной темой. Сам он происходил из мелкой шляхты, как и я, и в местнической системе претендовать на высокие посты никак не мог, зато здесь, в опричнине, мы могли развернуться на полную.

— Ну, на царской службе заслуги прадедов никак не помогут, всё надо своими силами, — сказал я. — А кто желает по-старому, пусть в другом месте счастья ищет.

— Вот это верно! — широко улыбнулся опричник.

На меня он не производил впечатления какого-то кровожадного чудовища, каким его рисовали в пропаганде и исторических фильмах. Усердный служака, порой, возможно, чересчур усердный, но всё же он не был похож на маньяка и хладнокровного убийцу, упивающегося чужими страданиями. Или же он пока не успел таким стать.

— Так, а человек сколько всего у тебя под рукой? — спросил я.

— Пока четыре десятка, — сказал он. — Но каждый день новые приходят. Сегодня, вот, вы приехали.

— Ну давай глянем на твои четыре десятка, — сказал я, накидывая тёплый полушубок. — Строй своих орлов.

Он подчинился беспрекословно, словно только этого и ждал. Вышел наружу бодрым уверенным шагом, я вышел вслед за ним, остановился на крыльце, разглядывая опричников, будущую опору империи. Если сделать всё правильно, можно круто изменить ход войны и истории в целом. Усилить Московское царство так, что ни одна тварь не посмеет пикнуть без разрешения царя, и внутри страны, и за её пределами.

Опричники строились во дворе, не слишком расторопно и умело, привычки к построениям они ещё не приобрели. Люди толкались, занимая свои места, протискивались вперёд, выстраивались в две шеренги. Линий на земле, разумеется, не было, и выстроились они какой-то странной синусоидой. Как бык поссал, что говорится. Ничего, это поправимо. Пара недель усердных тренировок, и шагистика станет их любимым занятием, но я задумывал тренировать опричников совершенно иначе. Натаскивать их на штурмы зданий, слаженные и чёткие, ведь если всё пойдёт как я задумывал, то именно штурмы станут основным нашим занятием. Вытаскивать проворовавшихся бояр и изменников-князей из их тёплых постелек.

— Равняйсь! — гаркнул я.

Головы повернули. Выровняться забыли.

— По команде «равняйсь» все выравниваются по носкам! В одну линию! — напомнил я.

Зашевелились, затоптались на месте.

Смотрели на меня настороженно, не вполне зная, как себя вести. Так всегда бывает с новым командиром, да и с новым человеком в коллективе вообще. А мне в этот коллектив всё же придётся вливаться.

— Смир-на! — гаркнул я.

Замерли.

— Здорово, орлы! — во всю мощь тренированных лёгких произнёс я. Так, чтобы даже глухие услышали.

Две шеренги опричников нестройно прогудели ответное приветствие. По привычке захотелось поздороваться ещё раз, чтобы ответили нормально, как полагается, но я этот рефлекс в себе подавил.

Прошёлся вдоль строя, разглядывая опричников, Скуратов семенил следом. Все равны, как на подбор. Первое впечатление складывалось вполне себе положительное.

— Звать меня Никита Степанов сын Злобин, — представился я для тех, кто видел меня впервые. — И вас тут собрали не просто так!

Опричники внимали каждому моему слову.

— Вас выбрали, чтобы вы служили лично государю нашему Иоанну Васильевичу! — объявил я.

Это и так все знали, но будет не лишним напомнить.

— И враг не дремлет! Наш враг таится внутри государства, не снаружи! — продолжил я. — Он улыбается в лицо, сжимая нож за пазухой!

Лица опричников посерьёзнели, все понимали, что я не шучу. И что именно я имею в виду.

— Поэтому забудьте про строй, про конную лаву, про рубку на саблях, наш враг предпочитает яд и кинжал, — сказал я. — И драться с ним нам придётся не в чистом поле, а в тесных коридорах и подворьях.