Вадим Сухачевский - Доктор Ф. и другие
— У меня написано. Там, под Ореховкой.
— Это он вам сказал?.. Х-м!.. Интересно бы еще узнать, каким образом он туда попал. Разве что посредством телепортации. Ибо известно: во время этих самых боев под Ореховкой наш Корней Корнеевич в течение двух месяцев довольно недурственно проводил досуг с гражданкой Потугиной Серафимой Авдеевной в городе Малые Губари, что отстоит от упомянутой Ореховки не более и не менее как на две с половиной тысячи верст... Ах, Корней Корнеич! У меня его послужной список вот где! — Он постучал себя по лысой округлости. — И все-то он себе приписать норовит!
— Так что ж теперь, все заново? — приуныл я.
Гюнтер посмотрел на меня с удивлением:
— А вы что, всерьез собираетесь это продолжать?
Теперь уже с удивлением смотрел на него я. Для какой-то же цели меня поселили в эти царские хоромы.
— Нет, нет, — вставил Гюнтер, — никто вам, конечно, не запрещает — ежели вы таким образом хотите скрасить свой досуг... Однако, боюсь, при нынешних обстоятельствах времени у вас для подобной забавы будет не слишком много.
— А что за обстоятельства? — насторожился я (на миг представился навеянный бедолагой Брюсом образ морской свинки, подносящей туфельки). — И в чем вообще теперь состоят мои обязанности? — Я все больше закипал. — Мне кажется довольно странным, что меня вот так вот, без всяких объяснений...
— Спокойнее, спокойнее, — перебил меня Сферический. — Все вам будет. И объяснения вам будут — если, конечно, вы сумеете их сходу понять, в чем лично я (уж не взыщите) отчего-то изрядно сомневаюсь... Нет, нет, дело тут вовсе не в недостатке у вас сообразительности, в коей, видит Бог, я ничуть не сомневаюсь, сколько в сложности тех материй, которые... Впрочем, еще поглядим! Но прежде, однако... Не скрою, мы многое знаем о вас, гораздо больше, чем вы сами о себе...
— Кто это — «мы»? — вклинился я.
— Мы — это мы, — сказал Гюнтер. Несмотря на свою внешнюю мягкость, эти слова он произнес так решительно, что вся охота всовываться с вопросами у меня тут же пропала. — Так вот, — снова добродушно продолжал он, — кое-что о вас зная, мы, тем не менее, хотели бы уточнить некоторые детали... Ну, например... — Внезапная перемена, происшедшая с ним, была совершенно невероятной — он вдруг все телом устремился вперед, отчего из круглого стал продолговатым, глаза, как дула двустволки, были нацелены куда-то вглубь меня, и голосом, сделавшимся резким, как клацанье затвора, он спросил: — Ваш полный тезка, известный террорист Сергей Геннадиевич Нечаев — он вам кто?! Родственник?!.. Стоять прямо, не смотреть по сторонам! Отвечать!
Я не сразу пришел в себя от такого натиска.
— Какой еще Нечаев?.. — пробормотал. — Хотя... Да, помню, был такой... Но причем тут?.. — Кое-как после этого шока ко мне стало возвращаться и чувство собственного достоинства. — И вообще — что вы на меня орете? — начал я закипать. — Кто я, по-вашему?..
Но к этому моменту кругленькое личико собеседника уже стало сама улыбчивость.
— О, простите, ради Бога, простите меня, Сергей Геннадиевич, дорогой! — воскликнул он. — Ваше досье я знаю, как таблицу умножения, и великолепно осведомлен, что к тому бесу-Нечаеву вы — ну никоим образом!.. Однако я просто обязан был подвергнуть вас сему крохотному испытанию! Всего лишь небольшой психологический тест, не более того! Предстоящее дело, видите ли, потребует от вас огромной душевной уравновешенности. Бывает, что некоторые полностью впадают в ступор от подобной смены интонаций собеседника. Но вы держались просто молодцом, уж поверьте моему слову, а оно в известных кругах чего-нибудь да стоит! И еще, еще раз простите великодушно!
Грех было долго сердиться на такого добродушного, круглого колобка.
— Ладно, чего там... — сказал я.
— Вот и чудно! — возликовал он. — Отходчивость — столь же требуемое в этом деле качество... В таком случае, не сочтите за труд ответить еще на один вопрос. Поверьте, он — безо всякого подвоха и не преследует цели бросить на вас какую-либо тень, но нам необходимо знать, насколько вы осведомлены о собственных генеалогических корнях. Итак: известно ли вам что-нибудь о вашей родственной связи с давно ушедшей из жизни глухонемой дамой полусвета, иногда именовавшей себя Нофрет?
— Египтянка, что ли? — удивился я. — Вроде бы в моем роду...
— О, нет-нет! — перебил он меня. — В миру она звалась Машенькой Рукавишниковой. Говорят, удивительно была хороша собой!.. Вы, в самом деле, о ней — ничего такого?..
Тут я несколько замялся — некое предание о своей глухонемой прабабке я, кажется, слыхал; имя ее и род занятий мне, правда, были неведомы.
Колобок верно истолковал мое молчание.
— Весьма достохвально, — сказал он. — Иные поверхностные душонки предпочитают все с ходу отметать прежде, чем взять на себя заботу хотя бы чуть-чуть задуматься. Вы, вижу, не из таких. Поскольку, повторяю, меня интересует не сам факт, а лишь степень вашей осведомленности об оном, то, основываясь на вашем молчании, позволю себе сделать вывод, что некоторая осведомленность все же присутствует. Bien, nous aurons cela dans l’aspect... [Хорошо, будем иметь это в виду... (фр.)] Что ж, допустим... В таком случае, о родстве с неким лейтенантом российского военного флота Борисом фон Штраубе вам известно, должно быть, в той же степени?
— Примерно, — сказал я, ибо также мельком когда-то слышал и о своих военно-морских корнях.
— Well, so approximately I assumed... Ganz ist viel es nicht, aber es ist doch besser, als nicht... [Да, примерно так я и предполагал... (англ.) Совсем не много, но все-таки лучше, чем ничего... (нем.)] — В задумчивости этот колобок почему-то предпочитал бормотать себе под нос не по-русски. — Ну, о французском кюре Беренжере Сонье и о его потомках не стану вас и спрашивать, по лицу вашему вижу, что — бессмысленно...
— Потомки кюре — это странно, — все же вставил я. — Мне казалось, что у них обет безбрачия.
— Ах, — Гюнтер махнул ручкой, — во всяком случае, этому закон был не писан. Кстати, оставаясь кюре, был вполне законным образом обвенчан сразу с двумя дамами, причем, заметьте, непосредственно с разрешения Ватикана и лично Папы... И дай Бог, чтобы это стало для вас единственно странным из всего, что вы, находясь тут, еще узнаете... О завещании императора Павла тем более спрашивать вас не буду... — Глазки его вдруг стали проницательными. — А, вижу, все-таки что-то слышали! Ну, Корней Корнеич! Совсем стар, ничего уже доверить нельзя! Не Центр, а исповедальня!.. Ладно, не станем придавать этому значения — все это словесная шелуха, до истины все равно нам с вами предстоит вместе докапываться... — И опять, как в прошлый раз, за долю секунды с ним произошла разительная перемена — глаза опять вперились в мои зрачки, в голосе заклацала ружейная сталь. — Antworten Sie, das Ihnen uber den Menschen aus dem Zimmer Nummer siebzehn bekannt ist! — выпалил он. — Wer er? Was Sie uber ihn harten?.. Was Sie uber den geheimen Agenten «Olaf» wissen? Was es Ihnen uber die Unterwasserboote der Klasse «Sfinx» bekannt ist? Sie waren dem Gefengnis? Sie haben die Verwandten im Auslande?.. Also, antworten Sie, ich warte! [Отвечайте, что вам известно о человеке из комнаты номер семнадцать! Кто он? Что вы слышали о нем?.. Что вы знаете о секретном агенте «Олафе»? Что вы знаете о подводных лодках класса «Сфинкс»?.. Вы сидели в тюрьме? У вас есть родственники за границей?.. Ну, отвечайте, я жду! (нем.)]
Моих школьных запасов немецкого худо-бедно хватило, чтобы уловить смысл вопроса, а добавленное слово «Schnel!» [«Быстро!» (нем.)] (слава Богу — хотя бы не «Hende hoch!» [«Руки вверх» (нем.)]) я знал по «плохим» немцам в отечественном исполнении из фильмов про войну. На миг создалось впечатление, что я партизан и стою на допросе перед всамделишным каким-нибудь оберштурмбанфюрером СС. Но, вспомнив о прошлом преображении Гюнтера, я на сей раз быстро сообразил, что не следует воспринимать все слишком уж всерьез.
— Очередной психологический тест? — после секундного замешательства нашел я в себе силы улыбнуться. — Я так понимаю — моего ответа не требуется. Но интересно все-таки, что он вам дал?
И снова Гюнтер мгновенно стал круглым, улыбчивым пупсиком с игрушечной фабрики.
— Браво! — захлопал он в кругленькие ладошки. — Вы просто молодчина! Такой выдержки даже я от вас не ожидал!.. Однако вам кажется, что вы мне ничего не ответили. Заблуждение, мой друг! Чту слова? Пустое колебание воздуха! Уверяю вас, психомоторика и органолептика дают куда более достоверную информацию, чем любые фразы, и в действительности вы поведали мне гораздо больше, чем смогли бы это сделать посредством слов.
— Что же именно?
— Извольте... — Он принялся загибать сардельки-пальчики. — Prima: мне стало окончательно ясно, что вы хорошо умеете держать себя в руках и даже в самый критический момент не запаникуете (впрочем, это я понял и раньше). Sekunda: по-немецки вы, хоть и слабенько, но понимаете (выражение глаз никогда не обманывает, органолептика — великая вещь!), и это в нашем деле может пригодиться, а тем паче латынь, о которой уж я и не говорю. Tertia... Ну, насчет этого у меня и сомнений не было — что о сути моих вопросов вы пребываете в полнейшем неведении, а, стало быть, никем не перевербованы; однако дополнительная проверка лишней в нашем деле никогда не бывает... Ну, и наконец, — это уже обобщающий вывод, — что в той великой игре (Sic! [Именно так! (лат.)] Великой!), которую мы начали, вы именно тот человек...
