Николай I Освободитель // Книга 10 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич "Funt izuma"
В 1854 году началась прокладка Волго-Донского канала. Откровенно говоря, я к этому проекту подходил с известной опаской, все же не зря в моей истории его начали строить аж на семьдесят лет позже. Слишком уж там был сложный рельеф и большой перепад высот, нужно было поставить целый десяток шлюзов со всем соответствующим оборудованием.
Тем не менее мои инженеры, набравшиеся опыта на строительстве многих других объектов включая не завершенный пока Никарагуанский водный путь, Суэцкий канал и другие, заверили Госсовет, что строительство Волго-Дона вполне реально, а все трудности упираются в первую очередь в объем работ, а не в их техническую сложность.
Одновременно с Волго-Доном мы начали копать и Беломор-Балтийский канал, долженствующий соединить балтийскую и северную речные транспортные системы. Тут особых проблем вообще не было, и артерию планировалось открыть уже в начале 1857 года.
Если же продолжать водную тему, то вслед за Волховской ГЭС, — она еще пока строилась, хотя основная часть бетонных работ была окончена, проблемы имелись с созданием генераторного оборудования большой мощности, — было начато строительство еще нескольких подобных объектов, благо здесь на севере подходящих рек было много. Второй строящейся ГЭС стал объект на реке Свирь, третий — на реке Вуокса.
Строительство велось последовательно: пока на Волхове лили бетон, на Свири, переброшенные с первой ГЭС рабочие вынимали грунт. Когда на Волхове начали монтаж оборудования, на Свири приступили к заливке бетона, на Вуоксе начали копать землю. Такой подход не только экономил до трети стоимости строительства электростанций, но и позволял не терять опытные рабочие кадры, которые в будущем с ростом профессиональных навыков могли занимать руководящие должности уже на новых проектах по всей империи.
Целый куст гидроэлектростанций на северо-западе России должен был в первую очередь обеспечить электроэнергией петроградский промышленный район вместе с самим городом и стать таким себе экспериментом по тотальной электрификации страны. До полноценного плана ГОЭЛРО мы еще очевидно не доросли, даже после завершения всех уже запланированных к постройке ГЭС установленная электрическая мощность в империи не превысит 300 мегаватт, что с одной стороны больше, чем у кого-либо в мире, а с другой — все еще очень мало. Но вот лет через пятнадцать-двадцать, если не будем сбавлять темп, уже можно будет подумать и про создание полноценной объединенной электросети.
Пока мы тренировались «кошках», но я потихоньку начинал думать уже про ДнепроГЭС, которая бы кроме электричества еще и обеспечила бы нам беспроблемную навигацию по Днепру в течение 9-ти летних месяцев без необходимости вообще думать о порогах. Впрочем, опять же это был вопрос не ближайших лет, да и просто замахиваться на такого гиганта было, откровенно говоря, страшно.
Активно развивалась химическая промышленность. Вслед за анилиновым индиго были разработаны технологии получения и некоторых других красителей сделав империю фактически монополистом на этом рынке. Достаточно сказать, что самым главным покупателем наших красителей стала Великобритания, продолжавшая держать текстильную пальму первенства всего мирового производства тканей.
Российский химический концерн — РХК, — основанный на мощностях, изначально производящих взрывчатку, к которой потом присоединилась сода, кислоты, красители и другие уже ставшие привычными в повседневной жизни товары, в середине 1850-х имел больше двадцати тысяч сотрудников и годовой оборот в 29 миллионов золотых рублей. РХК активно экспортировал свою продукцию и только в предыдущем 1854 году компании из Британии закупили нашей химической продукции на сумму в 4 миллиона рублей. Ну а мне в РХК принадлежал скромный пакет акций в 25% на сумму — по текущему курсу Петроградской фондовой биржи — в 14 миллионов.
Отдельно стоит осветить — ха-ха осветить, ну вы поняли — вопрос нефтянки. В конце 1840-х годов в этой отрасли произошел настоящий взрыв, связанный с окончательным вытеснением свечей — как ни прискорбно мои стеариновые производства пришло перепрофилировать — керосиновыми лампами. Битум мы пускали на изготовление асфальта, фактически выкупая всю эту нефтяную фракцию с рынка, плюс появление паровых машин, работающих на мазуте, потребность в машинных маслах и прочие сферы использования продуктов нефтепереработки подтолкнули российских и зарубежных предпринимателей активно вкладываться в относительно молодую сферу промышленности.
Настоящим прорывом тут стал ввод в действие нефтепровода Баку-Батуми, который с приключениями — тут было все: и нападения банд, и поджоги, и попытки его взорвать, и случившийся в процессе экономический кризис, и «просто» финансовое давление на производителей труб, в общем, история заслуживает целой отдельной книги — был осуществлен в 1850-ом году. В это же время я тонко чувствуя ситуацию подписал указ о введении 100% экспортной пошлины на сырую нефть за пределы Таможенного союза, что мгновенно подстегнуло строительство тут же в Батуми целого кластера, связанного с нефтепереработкой.
Хитрость здесь была в том, что кроме России в мире пока нефть никто особо-то и не добывал. Ближайшим возможным конкурентам из США — именно они в моей реальности потеснили русских с нефтяного пьедестала в конце 19 века, Рокфеллер, Стандартен Ойл и вот эта вот вся история — было не до того, Техас оставался формально независимым и весьма бедным сугубо аграрным образованием, сами Штаты уверенно двигались к гражданской войне, ну а северные провинции Мексики и вовсе практически не заселялись из боязни потом их потерять в будущем. На Ближнем Востоке черное золото — хотя под этим именем пока скорее знали уголь, а не нефть — еще не нашли, в Венесуэле тоже черт знает, что творилось…
В общем, взять сырую нефть европейцам было просто неоткуда. Нет, была еще нефть в Валахии, где ее тоже потихоньку начали качать в районе Плоешти лет десять назад, в Венгрии что-то черпали, но вот незадача, эти страны тоже входили в Таможенный союз и тоже ввели аналогичную экспортную пошлину. Куда не кинь всюду клин.
Обращаясь же к языку цифр, за пятнадцать лет добыча нефти в России выросла ровно в три раза. В 1840 году в империи добыли чуть меньше миллиона тонн сырой нефти, а в 1855 году этот показатель пробил отметку в три миллиона, что составляло в общемировой добыче данного ресурса какие-то скромные 85%.
Если же говорить глобально, то прогресс России, столь впечатляющий для непосвящённого человека, был совсем не случаен. Мы заняли место сразу нескольких промышленных стран из моей истории. Промышленность Австрии была фактически уничтожена еще во время Восточной войны, когда мы физически вывозили оттуда заводы и вообще все оборудование, которое вообще смогли. Да и разрыв связей с отколовшимися провинциями на пользу им пойти не мог. Пруссия тут не смогла стать точкой кристаллизации германских земель и тоже как промышленный гигант не состоялась. США, потеряв — или правильнее сказать, не получив — выход к Тихому океану, не сумев полноценно победить Мексику, вынужденные вкладываться в боеспособные военные силы и не имея бесконечного притока ликвидности от калифорнийского золота хоть и продолжали активно развиваться, российского темпа поддерживать не могли. Про Турцию, Италию и Китай даже говорить нечего.
Получается, что, став сильнее, мы автоматически сделали слабее всех вокруг, разве что Французы, избежав череды революций и сумев удержать за собой часть завоеванных еще Наполеоном территорий, были явно сильнее себя из другой истории.
И в этом была своя глубокая философская логика, первое шутливое правило экономики гласит, что «всего на всех не хватит, потому что „всего“ мало, а „всех“ много». Прямым выводом отсюда можно считать то, что раз где-то сильно прибыло, в другом месте должно заметно убыть. Нет, общий баланс экономической мощи планеты тут был очевидно больше просто за счет моего оголтелого полувекового прогрессорства, новых технологий и общего увеличения населения в Европе. Но все же осознавать, что, выплавляя каждый лишний килограмм чугуна, ты отбираешь рынок у конкурентов, тормозя их развитие, было приятно само по себе.
