Атаман (СИ) - Вязовский Алексей
Я увидел, как махараджи, словно китайские фарфоровые болванчики, дружно кивают его словам. Похоже он нашел путь к их сердцам…
— Именно в этом и дело, — подытожил Платов, завершая переговоры. — Золото нужно взять у англичан. Все согласны?
Холкар поднялся, посмотрел на Дуалета. Тот тоже встал:
— Мы согласны! Мирный договор на год, союз и титул назима.
— Вот знак моего согласия, Синдия, — решительно заявил Яшвант Рао. — Прими обратно свой меч Зульфакар, потерянный тобой на поле боя!
Он сделал знак своей свите. Дуалету передали драгоценный клинок. Он принял его, поцеловал и, повесив на пояс, обнял старого врага.
Договор был заключен. И я осознал, что в этой древней стране, где правят интриги и борьба за власть, Платов, как опытный игрок, умело использовал все карты, чтобы разжечь огонь войны с новой силой.
(1) Из одного баньянового ствола со временем может получиться целая роща; согласно легенде, армия Александра Македонского в количестве 7 тысяч человек однажды отдыхала под такой зеленой крышей.
(2) Согласно одной из версий-легенд прототипом азербайджанской сковородки-садж послужил маленький круглый персидский щит.
(3) Зульфакар — легендарный прямой меч Пророка, имевший раздваивающееся острие. Его индийский аналог, в нашем случае, изгибался, как шамшир.
(4) строй покоем — это построение отряда большой буквой «П».
Глава 8
— Даритель мира, Сияющий путеводный свет, царь царей, Великий Могол Алам-шах Второй дарует сему иноземцу Платову титул своего назима со всеми вытекающими правами, но без права собирать налоги без ведома Дивана и ведения судебных дел! — громко возгласил Холкар на весь зал публичных аудиенций Диван-и Ам.
Звуки его речи заметались среди 60 колонн из красного песчаника, под сводами арок, пока не вырвались на просторную зеленую площадку перед зданием и не унеслись к Разноцветному дворцу.
«Ага-ага, путеводный и сияющий, — подумал я. — Что ж вы бедолагу шаха в черном теле держите, маратхи? То-то он согласился назначить Платова назимом, стоило ему пообещать увеличить содержание жен, шах-заде, с одной рупии в день на две каждой».
Такой беззащитный, как младенчик в манеже, несчастный слепец Алам-шах, обложенный кипой бело-золотых подушек, сидел на небольшом возвышении за позолоченной оградкой под балдахином на резных столбиках. У его «кураторов», маратхов, не было возможности представить собравшимся падишаха во всем великолепии. Главный трон — Павлиний — давно украл Надир-шах, а точку поставили сикхи, утащившие в свой священный город Армитсар гранитную плиту основания. А уж как они гоняли Алам-шаха! Однажды чуть не прихватили его в собственном шатре! А афганцы в лице Гулам Кадира добили, лишив зрения.
— Подойди, Платов-назим, я вручу тебе знаки твоего отличия, — тихим дрожащим старческим голосом призвал атамана Алам-шах.
Его величеству незаметно сунули в руки церемониальную, похожую на маракас, перламутровую булаву. Ее он и протянул вперед, когда Матвей Иванович, сохраняя торжественное выражение на лице, подошел к ограждению и негромко кашлянул. Сцапав знак отличия назима, Платов коротко поблагодарил шаха по-русски. Алам слушал с благостным видом, будто ничего прекраснее в жизни не слышал.
Все, церемония состоялась.
Фарс, конечно, но, поскольку, как выяснилось, не существовало регламента возведения в должность назима, можно было пороть любую чушь. Например, с булавой. Да, такой предмет Великим Моголам был известен, в чудом уцелевших тайных хранилищах нашлась одна такая. Когда навабы узнали, что и казаки очень булаву уважают, тут же приняли решение вручить Платову еще одну. Мол, карри булавой не испортишь.
Вообще, эта затея с назимом появилась явно с подачи хитрого Ранджита. Назим — это заместитель кого угодно, хоть Великого Могола, хоть захудалого князька, чьи владения затерялись в бенгальских джунглях. И вот что важно — им мог стать любой, не требовалось ни благородное происхождение из древнего рода, ни даже подданство империи. А полномочия самые широкие. Да, по договоренности с махараджами Платов не касался дел, связанных с налогами или судом: его сфера — сбор и управление армией падишаха, под его контроль переходили арсеналы, в том числе неплохой, хоть и разнокалиберный артиллерийский парк, склады провианта, средства транспортировки, включая слонов и флотилию лодок на Ганге. Ведь круто же! И всего за несколько сотен рупий в день шахскому гарему плюс за обещанное маратхам возвращение Дели и контроля над Великом Моголом. До чего же элегантная трехходовка! Я прибываю к Бегум Самру, мы присоединяемся к Холкару, он вступает в схватку с Синдией… стремительный марш-бросок казацко-сикхского войска на беззащитный Дели, тут же распахнувший свои ворота. И золотой ключик у нас в кармане!
Я отлипнул от колонны, которую подпирал все время церемонии, и бочком-бочком двинулся на выход. Сейчас все пойдут на парадный обед, усядутся вокруг дастархана, начнут поглощать немыслимое количество блюд муглайской кухни, и начнется цирк с конями. Сингх и его люди будут воротить нос от халяльного мяса, индуисты из высших каст — смотреть на тех, кто его ест, как на низшее сословие (они, вернувшись домой, даже руки помоют, чтобы смыть осквернение), мусульмане с омерзением — на любителей выпить и хватать еду левой рукой, и лишь Платов-назим с полковниками выпьют и закусят с чувством, толком, расстановкой, не подглядывая за соседями.
Меня на том банкете ждут, горячо приглашали, ведь я теперь Фигура, но я не пойду, чтобы не дразнить гусей — все тех же полковников. Странная у меня нынче вышла позиция в армейской иерархии. С одной стороны, я все тот же сотник, Платов меня даже с есаулом прокатил. А с другой — у меня личная мини-армия, размером как три полка, которой никто не указ. Разве что Сингха гурки послушают, но даже здесь есть некоторые сомнения — после того как я вручил каждому по 100 рупий, продав часть нашего дувана, то есть их годовую зарплату, не уверен, что в их простые головы не закрались сомнения насчет того, кто же их работодатель. Вся казацкая верхушка это видела ежедневно, ибо мои «зеленые человечки» охраняли Красный форт, а в свободное от нарядов время продолжали тактическую подготовку под руководством Ступина. Я поручил ему отработать наступление перекатными цепями, держа в голове будущие схватки с «вареными раками» (1).
Дворцовые красоты меня не отвлекали от глубоких раздумий — уже насмотрелся и на роскошные геометрические сады с каналом, и на сочную синеву старинных плиток, и на вычурную могольскую архитектуру. Собственно, мы все, кроме афганцев, здесь и квартировали, раскинув палатки в тени цитрусовых деревьев и кипарисов. Кругом благоухали цветы синего, белого и фиолетового цветов, журчала вода, казаки отдыхали, рассевшись в павильонах Саван и Бхадон, или стирали портянки в проточной воде каналов. У небольшого фонтана, являвшегося частью водного каскада, обнаружилась грустившая Марьяна. К ней-то я и направлялся.
Она сидела на невысоком каменном ограждении и задумчиво водила рукой по воде. Но при всем желании язык бы не повернулся сравнить ее с известными изображениями девушки у фонтана — эффект очарования портил сохнувший после смазки знакомый короткий кавалерийский карабин, лежавший на куске испачканной дорогой парчи из дикого шелка. Все же есть свое своеобразие в войне европейцев в индийский краях!
— Тааак… — протянул я, ткнув пальцем в обрез. — Это что такое?
Марьяна вспыхнула, протерла лицо влажной от воды рукой и несмело ответила:
— Дядька Никита дал.
— Козин? Свой ненаглядный, австрийский⁈ — разволновался я за урядника. — Что-то многовато у тебя щедрых дядек развелось.
Девушка печально вздохнула:
— Уже меньше.
Я поморщился: Марьяна имела в виду наши потери в бою с армией Синдии. Троих мы не досчитались.