Расселл МакКлауд - Чёрное Cолнце Таши Лунпо
- У меня такое впечатление, что вы не держите под контролем это дело, Джо.
Томас Бекетт был возбужден и на этот раз даже не пытался скрывать свою до-саду. Потеющее лицо Киплинга заполнило собой почти весь экран видеотелефона.
- Что значит «я»? Это были люди из секретной службы ООН. Никто не мог рас-считывать на то, что они ведут себя так дилетантски и позволяют застать себя врасплох. Но и, это еще, к сожалению, не все...
Киплинг протирал пот с лица носовым платком. Он боялся, но он должен был сказать это Бекетту.
- И их застал врасплох не кто-нибудь. Как мы смогли разузнать позже, это был тот журналист из Вены. Но не надо бояться, Томас. Я уже все устроил. Мы уберем этого Вайгерта.
Правая рука Бекетта нервно играла с кнопкой шариковой ручки: включить, выключить, снова включить и снова выключить.
- Что вы имеете в виду? Мы не можем просто так убрать его, как вы говорите. Вы сознаете, надо надеяться, что мы тем самым как раз и обратим внимание людей на то, что нам совсем не хочется сделать публичным. Где одна ищейка, туда прибегают и другие. И каждая новая сунет свой нос еще глубже, чем ее предшественница. Даже если самое важное останется скрытым от них, то все равно слишком усердные журналисты могут нанести много вреда. Я думаю, вам это ясно, Джо.
Киплинг поторопился с ответом.
- Естественно. Но ничего страшного. Дела Вайгерта и так уже не хороши. Мы воспользовались этим. Несколько часов назад его газета временно отстранила его от должности. Нам даже не понадобилось много содействовать в этом. Его шеф и без того был очень сердит на него из-за истории с Фолькером. То, что он нашел мертвыми Мартена и его жену, сломает ему шею. Мы навесим на него эти убийства.
Киплинг радовался своему шахматному ходу. Он сделал добродетель из необходимости. И как адвокат он знал, что не слишком трудно собрать необходимые доказательства вины Вайгерта. Его помощники уже стояли на старте. Бекетт мог быть доволен, что он, Киплинг, был здесь. Его связи в Вене оправдались еще раз.
Бекетт обдумывал. Идея Киплинга была пригодна, в этом не было никаких со-мнений. Если Вайгерт потеряет работу и предстанет перед судом по подозрению в убийстве, ему будет не до того, чтобы вынюхивать дальше. Одна проблема была бы этим решена, пусть даже и самая незначительная из всех.
- О'кей, Джо. Делайте все, что планировали. И смотрите, чтобы у вас снова не было ошибок.
- Не бойтесь, с этим писакой мы уже как-то справимся. Но что нового в деле Гринспэна?
- Почти ничего. Они узнали то, что мы не смогли скрыть на этот раз. Они застрелили его на открытой улице. Вот именно поэтому и важно, чтобы этот журналист больше не мог нам мешать. Мы должны, пожалуй, это покушение снова повесить на Исламский народный фронт. В случае Гринспэна это также совершенно правдоподобно. Естественно, теперь будут искать, благодаря этому Вайгерту, параллели между покушением на Гринспэна и убийством Фолькера. Нам не остается ничего другого, как активизировать вопль в прессе и немного подо-греть исламских фундаменталистов.
Бекетт знал, как устраивать такие кампании. У него был достаточный опыт в этом. Многочисленные люди осудили бы покушение или уже сделали это. Некоторые использовали бы шанс, чтобы вскочить на поезд: христианские политики предостерегали бы от дальнейшего расширения ислама, сторонники «закона и порядка» от возрастающей террористической опасности. Многие вступили бы в хор лишь потому, что они боялись однажды сами оказаться мишенью. Защитники Третьего мира обратили бы внимание на социальную ситуацию в арабских странах. И каждый из этих аргументов снова вызывал бы контраргументы. При этом дошло бы также до нескольких неприятностей, которые снова вызвали споры, так как некоторые воспользовались бы случаем, чтобы насолить своим политическим противникам.
СМИ усердно печатали и распространяли бы то, что распространялось бы там в горячем воздухе. Для них значение распространителя информации и без того значило намного больше, чем сама по себе информация. Даже не нужно было им в этом сильно содействовать. И, наконец, туман был бы настолько густым, что никто больше и не думал бы искать ключ для решения в другом месте.
- И, Джо, вы действительно уверены, что у Мартена не было более близкой связи с нашими друзьями?
Бекетт уже во второй раз спрашивал об этом, причем он придавал слову «друзья» отрицательный подтекст. Он хотел быть уверен, что Киплинг не умалчивал о других проблемах.
- Да, я уверен. Как я уже сказал, допрос, который провели люди ООН, дал в итоге только то, что Мартену удалось выследить этого Штайнера. Замечательный результат для историка-любителя, все-таки. Но все, что он хотел узнать от него, были всякие дела про Вевельсбург. Поверьте мне, Томас: он не был никем из них. Если бы он был таким, он сказал бы нам про это. При определенных методах допроса не лгут. Штайнер умер, согласно Мартену, полгода назад, теперь француз тоже мертв. Даже если Вайгерт туда пролез, он нашел только лишь его труп. У людей ООН уже не было возможности его так красиво драпировать, как труп его жены, но, во всяком случае, он был мертв, когда Вайгерт его нашел. Мы держим под контролем это дело, действительно.
Даже если Бекетт не любил Киплинга, он знал, что мог полагаться на него. И как раз теперь он нуждался в нем.
- Но где Штайнер находился до своей смерти, Мартен не выдал?
- Больше, чем Тибет, парни ООН не вытащили из него. Потом он умер.
- Уверены ли вы, что на ваших помощников можно положиться? Я имею в виду, не слабоват ли немного результат?
- Люди секретной службы ООН – это профессионалы, Томас, не любители.
- Если я смотрю на результат и на тот факт, что они позволили застать себя врасплох, я в этом сомневаюсь.
- Но...
Бекетт прервал Киплинга.
- Хорошо, Джо. Теперь ничего больше нельзя сделать. Смотрите, чтобы вы при-вели в порядок дело с журналистом. Как только вам это удастся, позвоните. Вероятно, у нас в Европе еще есть работа для вас.
- Вы думаете о спящих?
- Вероятно. Но это еще не решено. Будьте, в любом случае, осторожны. Вы же знаете, вы можете оказаться следующим после Гринспэна.
- Вы тоже, Томас.
Вена, 28 ноября
Кубики льда в стакане шелестели и трещали, когда Вайгерт лил на них «Cardhu». Солод в его самой благородной форме, не в смеси и уже целой дюжины лет выдержки. Вода жизни из окутанной туманом Северной Шотландии. Свет лампы для чтения переламывался светлым коричневым цветом виски, молочным белым цветом кубиков льда, которые отдавали последнюю зрелость ее двенадцатилетней истории, и шлифовке хрустального бокала.
Вайгерт легко стряхнул бокал, так что кубики льда ударились о его стенки, и сделал большой глоток. Приятное тепло струилось по его телу, в то время как его пальцы, державшие бокал, оставались прохладными. Огонь и лед. Две силы, элементарные противоположности которых в хрустальном бокале шли на превосходную коалицию, связывались, чтобы родить что-то новое.
Чтобы сделать гармонию еще совершенней, звуки шотландских волынок наполняли комнату их колебаниями, отправляя из далекого прошлого в современность свои послания.
На письменном столе перед собой Вайгерт разложил все, что было связано с его историей. И то, что за прошедшее время она стала в полной мере действительно его историей, в этом больше не было сомнений.
Слева сверху лежала раскрытой книга Пьера Мартена – как раз на той странице, где был отображен знак, который неугасимо выжег себя в мыслях Вайгерта, так же как это случилось со лбом жертв. На книге, наполовину закрывая черное солнце на полу зала замка Вевельсбург, лежали оба серебристых сверкающих диска. Вопреки неоднократным попыткам он не смог вырвать у них содержание, которое они скрывали. Они сопротивлялись каждой попытке и предпочли сохранять свою тайну.
Справа лежали три стопки с газетными вырезками и отпечатанными информационными сообщениями. Стопка для Бернхарда Фолькера, убитого президента Европейского центрального банка, вторая для Джона Гринспэна, члена Совета Безопасности ООН, которого постигла та же судьба, что и Фолькера. Третий со-держал материал об Исламском народном фронте. Вайгерт знал содержание трех стопок почти наизусть.
Перед ним, аккуратно рядом, лежали два листка. На одном стихотворение, которое он нашел в своей машине, на другом короткие заметки о том, что Мартен сообщил ему, прежде чем умер.
Это было все, что у него было. Вайгерт откинулся назад и зажег сигарету. Ее дым поднимался вверх и смешивался со звуками волынок.
Десять дней уже прошло, с тех пор как он оказался единственным журналистом, кто видел труп Фолькера. И как раз в этой функции – как журналист – он писал об этом. Но все же, что-то изменилось за эти десять дней. Вайгерт из наблюдателя превратился в наблюдаемого, из постороннего во впутанного.
