Александр Владимиров - Таинственный монах
— Ты, Мишель, лучше не вздыхай, — проговорил вернувшийся Петр, — а пей.
Против воли царя не пойдешь. Пить Ермилов старался в меру, но все равно после нескольких бутылок вслед за Петром и Меншиковым вырубился. И сделал это по-русски — лицом в салат.
Проснулся Игорь оттого, что кто-то яростно его теребил. Приоткрыл глаза и разглядел Алексашку. Хотел было махнуть рукой и снова грохнуться в салат, но передумал. Меньшиков был бледен. Волосы растрепаны, парик явно валялся где-то на полу, глаза навыкате. На правой ноге сапог, левая босая. Европейский кафтан (Петр так и не решился даже здесь, в Европе, отказаться от русского платья) расстегнут. На рубашке, у самого горла, пуговка оторвана.
— Все пропало, — прошептал он.
— Что пропало? — поинтересовался Игорь, приходя в себя.
— Пе-ет-тр-р!
— Что Петр?
— Он, он не дышит.
Ермилову на секунду показалось, что его окатили холодной, почти ледяной водой. Сон как рукой сняло. Игорь вдруг побледнел и испугался.
"Вот тебе бабушка и Юрьев день, — пронеслось у него в голове. — Проглядел, не рассчитал, и государя все-таки убили".
Мишель взглянул на Меншикова и спросил:
— Где он? И это, ты его убил?
Алексашка еще больше побледнел. Стал неистово осенять себя крестным знамением. И тут же, заплетаясь, промямлил:
— Да ты что? Чтобы я? Государя… Перепил его величество. Подагра, будь она неладная, скрутила. Эвон валяется. — И дрожащей рукой собутыльник показал на лежащего на полу государя.
Ермилов поднялся из-за стола. Пошатываясь, подошел к телу монарха. Присел. Тот лежал, раскинув руки. В одной из них бутылка бургундского вина, в другой кубок. Глаза открыты, и в них не то боль, не то страх. Игорю пришлось вернуться к столу. Он взял серебряную тарелку. Обтер ее рукавом, так, что она стала походить на зеркало. Вернулся к Петру и поднес тарелку к губам государя. Дыхания не было. Тарелка с грохотом улетела в угол комнаты. Ермилов выругался. Он посмотрел на Меншикова.
"Этот не помощник, — подумал Игорь, — он даже не заметил, что я говорю по-русски без акцента. — Вздохнул. — От него сейчас никакого толка".
Закатал рукав на рубашке Петра и пощупал руку. Тело уже начало остывать.
"Что же он, зараза, — подумал Ермилов, глядя на Меншикова, — меня раньше не разбудил? Растерялся? Испугался?"
— Что будем делать, Мишель? — спросил фаворит, приходя в себя.
— Думать.
Что-что, но Алексашка такого ответа не ожидал. Он предполагал все, что угодно, да вот только не это. Да и Игорь — тоже.
Он взглянул на Меншикова и вдруг понял, что часы нахождения того у власти медленно отсчитывали секунды.
— Ты лучше, Алексашка, расскажи мне, пока я думать буду, как сие произошло?
Меншиков начал что-то лепетать, но Ермилов его не слушал, сосредоточившись на своих мыслях. Игорю просто хотелось, чтобы фаворит что-то бормотал, а не сидел вот так вот — молча.
"Задание провалено, — думал между тем Игорь. — Подмены мне удалось избежать, а вот спасти государя я не смог. Неужели суждено было стать свидетелем смерти государя в столь молодом возрасте? А может, — вдруг пронеслось у него в голове, — это моя вина? Может, я косвенно виновен в том, что тот поехал кутить в этот трактир? Хоть он и не походил на того государя, о котором известно всем, но все же… А ведь Исаак больше походит на царя, о котором писали в учебниках истории и летописях, — неожиданно пришло на ум, — и не только внешне. А что если…"
— Алексашка! — скомандовал путешественник.
Меншиков вздрогнул. Прекратил говорить. Игорь взглянул в его глаза и понял, что тот не такой уж и грозный, как казалось на первый взгляд. Может, именно в тени монарха тот и был таким залихватским щеголем. Сейчас же, когда Петр был мертв, карьера его рушилась. Вполне возможно, что в данный момент в кудрявой голове фаворита летала, скорее всего, одна мысль: "А кому я в России нужен?".
— Что? — произнес Меншиков каким-то мертвым голосом.
— Нужно, чтобы сюда прибыли Лефорт, Возницын и Головин.
Последние двое были сейчас очень значительными персонами, и их карьера напрямую зависела от Петра.
— Зачем? — удивился фаворит.
— Ну, ты же хочешь остаться у власти?
Меншиков явно ничего не понял, но готов был выполнить любую просьбу француза, если та поможет ему. Он быстро стал застегивать все пуговицы на кафтане. Забегал в поисках сапога. Надел его, благо, искать долго не пришлось, и замер перед Игорем, что сидел сейчас за столом.
— Я готов, — проговорил он.
Алексашка готов было уже бежать, но Ермилов остановил его уже в дверях.
— Стой, Александр Данилович, — проговорил он, — найди еще людей, что смогли бы отыскать нам плотника Исаака. А лучше приведи сюда его самого.
Он улыбнулся (видимо, до фаворита дошла задумка француза) и скрылся в дверях.
Ермилов наполнил кубок вином. Сделал глоток.
Пора было брать историю в свои руки. В первую очередь нужно уговорить трактирщика, чтобы тот забыл о попойке. Заодно уломать его предать бренное тело московского царя земле. Игорь обшарил карманы кафтана государя и извлек на свет божий пару кошельков.
— Надеюсь, этого для переговоров хватит, — молвил он, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь.
Ермилов разыскал трактирщика на улице, недалеко от дома. Славный малый о чем-то беседовал с молодой девицей, осыпая ту, по всей видимости, сальными шутками. Красотка хохотала, пару раз она воскликнула, когда тот попытался ущипнуть ее: "Противный!" Да вот только такая реакция еще больше раззадоривала старичка.
Де Ля Гранд прокашлял, стараясь привлечь к своей персоне таким образом внимание. Ему это удалось. Трактирщик попросил у дамы разрешения отлучиться на минуту. Та ответила, что заболталась с ним, и уже хотела уйти, когда старик шлепнул ее слегка по аппетитной попе. Пощечину трактирщик явно не ожидал получить. Вовремя не увернулся. Девушка, приподняв подол платья, убежала. Старый ловелас хотел было отпустить еще одну шуточку вслед удаляющейся красотке, да не успел. Та скрылась за углом соседнего дома.
Потирая покрасневшую щеку, трактирщик подошел к Игорю и спросил:
— Что вам нужно, любезный?
Ермилов отвел его в сторону и в двух словах изложил сложившуюся ситуацию. Старик перекрестился, испуганно посмотрел на гостя и спросил:
— Надеюсь, это не вы его убили?
— Это несчастный случай. Мой приятель перепил и умер от апокалипсического удара, — пояснил Игорь.
Трактирщик сделал вид, что поверил де Ля Гранду. Он и так понимал, что происшествие в его доме вряд ли так быстро закончится. По его лицу скользнул страх, то ли за потерянную репутацию, то ли за пропавшие деньги, что он так мечтал получить с этих русских.
Игорь протянул ему кошелек с деньгами. Старик улыбнулся.
— Пусть его душа попадет в рай, сударь, — молвил он, пряча кошелек с деньгами за пазуху, — Вы уж милейший не беспокойтесь, — добавил, — я предам его земле в лучших традициях. А через девять и сорок дней отслужу по нему мессу.
Насчет мессы как-то Ермилов сомневался. Откуда человеку, несведущему в религии (изучал ее в Академии, но поверхностно), знать, был ли девятый и сороковой день у католиков? Даже если и была эта традиция, вряд ли хозяин станет ее соблюдать, тем более в отношении какого-то русского. Вполне возможно, что оставит деньги себе.
"Да и бог с ними", — подумал Игорь. Проверить, конечно, можно. Достаточно совершить перемещение в будущее на девять и сорок дней, да вот только стоит ли?
— Вот и замечательно, — молвил Ермилов, потом протянул второй кошель и добавил, — а это тебе за то вино, что мы с приятелями выпили. И еще я бы хотел подождать в комнате своих друзей, которые вот-вот должны приехать.
— Ваше право, сударь, ваше право, — сказал трактирщик, запихивая и второй кошель за пазуху.
С такими деньжищами, что он получил сейчас, старик теперь может просто не работать. Средств хватит содержать не только его, но и его внуков, что сейчас суетились по другую сторону дома.
Приблизительно через два часа прискакали Меншиков, Головин и Прокофий Возницын. С ними был и Исаак.
Игорь удивленно посмотрел на Алексашку и спросил:
— А где Лефорт?
— Он отказался приехать, — ответил собутыльник Петра.
Меншиков рассказал, что случилось в комнате, которую Лефорту выделили для проживания в одном из трактиров Парижа. Франц Яковлевич сразу понял, что задумал француз, как только Алексашка описал разыгравшуюся трагедию и просьбу де Ля Гранда привести к месту смерти государя Исаака. Весь покраснел от гнева и со словами: "Я против того, чтобы на московском троне был самозванец", выставил Меншикова из комнаты за дверь.
Ермилов тяжело вздохнул. Это и можно было предполагать. Игорь не сомневался, что и Гордон будет против замены умершего царя двойником. Вполне возможно, пошли они на это только с мечтой, что станут регентами при царевиче, а может быть, оба понимали, что того контроля, какой был над Петром, у них уже не будет, или, скажем, не желали подчиняться какому-то безродному самозванцу, да еще и низкого роду.
