Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья (СИ) - Хренов Алексей

Лёха не думал, он чувствовал. Тело работало быстрее, чем разум, и, видимо, разум старался не мешать ощущениям.

«Фиат» уходил в правый вираж, удаляясь. Его маленький «Чато» был медленнее «Фиата», но зато манёвреннее и умудрялся выполнять более крутые виражи. Увлёкшись преследованием, Лёха, скрипя зубами, вжимал гашетки пулемётов, периодически стреляя короткими очередями, стараясь зацепить вражеский самолёт. Вдали мелькала грязно-серая тень, ускользающая из прицела.

Он плюнул и стал осматривать воздух в поисках итальянских истребителей. Лёха покрутил головой, выискивая второго. И опоздал.

Сверху, почти отвесно, на него пикировал второй «Фиат», открывая огонь.

Трассеры прошлись по левому крылу и фюзеляжу, сделав приличную пробоину. Самолёт вздрогнул от удара и тут же отреагировал на такую обиду, слегка потянув влево.

Лёха рванул ручку на себя, заставляя самолёт задрать нос и уйти в мёртвую петлю.

Кровь ударила в голову, в глазах стало темнеть, и замелькали мушки. Петля вышла довольно кривая, будто положенная на бок. Через секунду небо перевернулось, и он увидел «Фиат» далеко под собой и сильно правее. Ему казалось, что советский самолётик на короткий миг завис в небе.

— Давай! — закричал Лёха, пытаясь педалями выправить направление полёта. Если бы он мог, он бы буквально подтолкнул самолёт вниз.

Силуэт врага мелькнул на мгновение в прицеле, но «Фиат», разогнанный в пикировании, тоже резко пошёл вверх, пользуясь преимуществом скорости и ломая всю атаку. Лёха дал короткую очередь, но пули прошли мимо…

Начало июня 1937 года. Центр Мадрид.

Алибабаевич завороженно смотрел, как пара сапёров осторожно катили к носилкам большую не разорвавшуюся авиабомбу. Она была около метра в длину и с идеально шарообразной передней частью, действительно похожей на огромный казан. Поверхность бомбы была слегка обгоревшей, но в остальном выглядела как новая. Испанцы беззаботно пинали её ногами, стараясь вкатить на стоящие на земле носилки.

— Кузьмич! Давай ты попросить у них казан! — робко высказался Алибабаевич, умоляюще глядя на штурмана. — Там отрезать, и два ручка варить!

— Ты совсем спятил⁈ — Кузьмич даже не сразу нашёл слова. — Это БОМБА! Не разорвавшаяся! Тут стоять-то опасно, не то что резать! И потом, ты её на горбу понесёшь⁈

— Смотри! Старпёр её ногой толкать! Взрыв совсем нету! Давай совсем мало попросим!

— А если рванёт? — Кузьмич пока не мог принять гениальную идею своего азиатского друга.

— Тогда горелый плов будет! Сразу из два барана! Один Кузьмич звать, а другой Василей Алибабай оглы! Шашлык из тебя будет! — Алибабаевич отряхнул пыльную форму, вручил все сумки всё ещё находящемуся в шоке Кузьмичу и начал перелезать через разбитые кирпичи. — Моя один казан добывать! Командир скажу, Вете а ла меерда, Алибабай оглы всё один сделал!

(прим. автора для слабо-знающих испанский язык: «Вете а ла меерда» — «Иди на хрен!» (дословно — «Иди в дерьмо!»)

— Погоди, псих ненормальный!

Сапёры уже остановились, присели отдохнуть, и Кузьмич посмотрел на Алибабаевича, махнул рукой и, перекрестившись на всякий случай, без лишних раздумий направился к ним.

— Buenas tardes, товарищи сапёры! От русос авиадорес! — Кузьмич был сама галантность и, достав пачку местных сигарет «Лигерос», с опаской протянул её сидящим на бомбе сапёрам.

— Buenas! — один из испанцев вытер лоб и закурил. — Видите? Опять немцы нам «подарок» прислали! Хорошо, что не взорвалась, уже обезвредили, но тащить на склад надо. Сбивайте гадов побольше!

— Склад? «Кете ходан!» Зачем склад? Моя сразу брать! — влез в разговор выглядывающий из-за спины Кузьмича маленький азиатский стрелок.

(прим. автора: «Кете ходан!» — аналог английского «Фак Ю»)

Испанцы переглянулись и заулыбались. Один, тот который был постарше, даже хмыкнул и спросил:

— А зачем вам немецкая бомба?

— Казан делать будем! Коньо Кальдеро! Очень надо! — Алибабаевич опять опередил основательного Кузьмича, но, видя непонимание на лицах испанцев, прибёг к универсальному средству:

— Скажи им, Кузьмич!

(Прим. автора: «Коньо!» — буквальное значение — вульгарное слово, обозначающее женские гениталии. Часто используется как аналог русского «блин!», «бл**ть!». Может употребляться как выражение удивления, аналог русского «Офигеть!», «Да ладно!», «Нифига себе!».)

Теперь молчание повисло над всей группой.

— Что-что делаете⁈ — медленно переспросил другой сапёр.

— Казан, чтобы плов варить! Кальдеро для паэльи! — важно объяснил советский штурман, жестикулируя руками для лучшего понимания.

Испанцы переглянулись ещё раз, потом хором расхохотались.

— Русские… они сумасшедшие! — наконец выдавил один, хлопая второго по плечу. — Давай отдадим! Пусть варят! Вы только отмойте как следует!

Алибабаевич в надежде оглянулся на Кузьмича. Тот, бурча себе под нос про идиотов, которые делают казаны из бомб, достал ещё пачку сигарет «Лигерос» и протянул её старшему.

— Договорились!

Испанцы были исключительно довольны и доброжелательны. Сапёры тут же предложили разрезать корпус ацетиленовым резаком, чтобы хоть немного облегчить жизнь двум русским авиационным изобретателям. Обсуждение сделки перешло в практическую плоскость.

Через десять минут вокруг уже собралась приличная толпа испанцев с советами, через пятнадцать приехала тележка с ацетиленовым резаком, и работа закипела.

— Что срезаем? — спросил один из сапёров, готовя инструмент.

В русской транскрипции ненормативной испанской лексики стороны поняли, где надо «хренакнуть» корпус бомбы, куда «прихреначить» ручки и где «отхреначить» немного лишнего взрывателя.

— Хвост нафиг, а корпус укорачиваем сантиметров на двадцать-тридцать.

— Крышку делать будем?

— Обойдё… — Кузьмич получил приличный толчок локтем от Алибабаевича, — Обязательно будем! — внёс поправки на ветер штурман.

Разрезка заняла около получаса. Сначала аккуратно срезали носовую полукруглую часть. Казалось, Алибабаевич получит инфаркт, так он переживал за появляющийся из-под огня резака казан. Затем убрали лишние детали, и один из сапёров даже немного приварил ножки и слегка подправил форму, чтобы бомба лучше стояла на земле. Сварка стоила друзьям ещё одну пачку «Лигероса».

— Ну, теперь точно казан! — довольно сказал Кузьмич, постукивая по обновлённой части немецкой бомбы. — Литров на десять-двенадцать будет, и так килограммов десять веса в нём, — сказал он, пытаясь определить размер.

— Тридцать семь сантиметров ровно! Немецкая же бомба! — посмеялся старший из сапёров.

— Хорошо!! Тяжёлый, зараза. Чугуний потомушта… — Алибабаевич просто лучился счастьем, приподнимая казан. — Кузьмич сильный! Очень! Может один казан таскать!

Сапёры вытерли руки и одобрительно кивнули:

— Только вы нас предупредите, когда будете варить! Хотим увидеть, как русские делают еду в немецкой бомбе.

Кузьмич усмехнулся и подмигнул:

— Приглашение получите лично!

Кузьмичу достался котёл, который он то тащил за спиной, то нёс за ручки, то, смеясь, надевал на голову. Алибабаевичу, на манер средневекового щита, досталась крышка с ручкой. Навьючившись как корабли пустыни перед забегом через всю Сахару, друзья отправились на добывание мяса.

Начало июня 1937 года. Небо над аэродромом франкистов недалеко от города Авьола.

Лёха крутил головой, проверяя пространство. Где второй?

Он знал, что «Фиаты» лучше пикируют и слегка быстрее по скорости, а его «Чато» имеет гораздо больше шансов, если втянуть «Фиаты» в манёвренный бой.

Его «Чато» пошёл в левый вираж, словно ввинчиваясь в небо.

Он ожидал, что противник попробует переложиться и уйти вправо, как учили франкистов. Но итальянец похоже пытался разогнаться, надеясь перехватить Лёху на выходе.

— Не выйдет! — сквозь сжатые зубы подумал Лёха.

Он резко утопил левую педаль до пола и рванул ручку на себя, закручивая самолёт в резкий боевой разворот. «Чато» дёрнулся, словно вспугнутая чайка, и буквально вынырнул, за хвост итальянцу.