Московское золото и нежная попа комсомолки. Часть Третья (СИ) - Хренов Алексей
Лёха дёрнул рычаг ещё раз. И ещё. И ещё. Если бы замерить приложенную им силу динамометром, можно было бы смело отправлять в Книгу рекордов Гиннесса.
— Стопор какой-то, что ли⁈ — в ужасе заорал Лёха.
Он начал трясти, дёргать рычаг сброса, и тут что-то щёлкнуло — самолёт резко дёрнуло вверх. Две бомбы умчались вниз, составляя компанию своим товаркам, уже завершившим недолгое бегство среди пространства аэродрома. Словно упругие камни, пущенные в бездну, два пятидесяти килограммовых подарка понеслись куда вниз, прочь от аэроплана.
Лёха не успел толком рассмотреть, куда легли его бомбы, он тянул двумя руками ставшую безумно тяжёлой ручку управления, уводя самолёт от встречи с землёй. Перед капотоммелькнули стоящие самолёты, зенитка, задравшая свой тонкий ствол в небо, безумные лица людей на земле и внезапно пропали. Только увидев далёкие облака за сверкающим диском пропеллера, он выдохнул и мельком глянув на авиагоризонт, вернул самолёт в горизонтальный полёт.
Положив свой истребитель на левое крыло, он развернулся в обратный путь и глянул вниз. Там, рядом с капониром, всё горело и стреляло в воздух красивейшим фейерверком. Огонь растекался вокруг и уже облизывал стоявший рядом бензовоз.
И тут бензовоз превратился в огромный огненный шар, взметнувшийся вверх, похожий на маленькую Хиросиму. Звук взрыва догнал удирающий истребитель, его прилично качнуло ударной волной.
Выход из атаки!
Лёха дал полный газ, чувствуя, как «Чато» содрогается от нагрузки, вырываясь из смертельного пике. Позади аэродром уже скрывался в дыму, воздух сотрясали новые взрывы. Там, внизу, бушевал ад — чёрные столбы дыма, осколки металла, бегущие люди. Всё смешалось в хаосе, где царила паника и разрушение.
Но Лёха уже был вне этого хаоса. Он мчался вверх, туда, где светило солнце, где было небо, простор и свобода.
Казаков уходил вверх, превращаясь в небольшую точку среди облаков. Левого ведомого Лёха не увидел. То ли уже ушёл, то ли… но сейчас не время об этом думать. Главное — миссия выполнена.
Он дал полный газ, набирая высоту. В груди распирал абсолютный, ничем не замутнённый восторг!
Он смог!
Первый вылет на истребителе, первый настоящий бой! Он отбомбился! Он выжил!
Сердце стучало где-то в горле, адреналин ещё гнал кровь по венам. Он даже позволил себе коротко улыбнуться.
Всё! Теперь только добраться до своих!
Привычно осмотрев пространство, он машинально проверил горизонт, а затем обернулся назад…
И на секунду замер в ужасе…
Начало июня 1937 года. Центр Мадрида. Часом позже.
Кузьмич и Алибабаевич медленно и грустно брели по улице, проклиная и войну, и отсутствие продуктов, и испанскую жадность. Они были очень близки к плову, но, похоже, к двум гурманам фортуна повернулась тылом.
Они успели посетить уже с десяток заведений общепита, начиная от каких-то сомнительных харчевен до вполне приличных кафе, где официанты смотрели на них так, будто перед ними стояли два последних нищеброда. В довершение всего они заглянули и в пару магазинов, которые Кузьмич почему-то окрестил «хозтоварами», хотя их ассортимент вызвал у них нескончаемую тоску.
Все их усилия были напрасны. Казанов в городе не было.
— Ну понимаешь, нету казанов! — повторял Кузьмич, разводя руки в стороны и глядя на Алибабаевича так, будто тот ждал от него объяснений.
В одной из лавок им, правда, предложили какой-то caldero — здоровенную и тяжёлую чугунную кастрюлю, больше напоминавшую недоделанный котёл, размером что бы накормить сразуцелую роту и небольшую свадьбу. Самое страшное было даже не в том, что это был не настоящий казан, а в цене — ушлый испанец просил за эту железяку столько, будто она была отлита из чистого золота.
— Да это же просто чугунное ведро! — возмущался Кузьмич, хлопая ладонью по борту caldero. — Ей до казана, как мне до командования эскадрильей!
— Как тебе до генерала! — исправил его Алибабаевич, грустно улыбнувшись.
— Алибабаич, на мясо денег не хватит тогда… — каким-то виноватым голосом проговорил Кузьмич, таща на себе сумки с продуктами.
Мечта о плове медленно таяла, как тают надежды лётчика, у которого кончился бензин над линией фронта.
— Что делать будем? — вздохнул Кузьмич, глядя, как Алибабаевич, совершенно подавленный, плетётся рядом.
Туркмен переступил с ноги на ногу, взглянул на мешок с морковкой, горстью специй и чесноком, вздохнул ещё глубже и выдал:
— Овощ-гриль сделаю… Вкусно будет…
В голосе его было столько трагедии, что Кузьмич даже поджал губы.
— Без казана плов никак…
Если бы кто-то захотел в будущем написать картину о горе человека, то моделью для неё должен был бы стать именно Алибабаевич. Маленький, с бровками домиком, с сумкой морковки в руках и взглядом, в котором смешались разочарование, тоска и безысходность.
Кузьмич крякнул, сплюнул и даже сжал кулаки.
— Ну, может, не найдём… но добудем точно!
Они уже собирались возвращаться на аэродром ни с чем, когда вдруг Кузьмич, ушедший чуть вперёд, осознал, что Алибабаевича то рядом и нет.
Обернувшись, он увидел маленького туркмена, застывшего напротив полуразрушенного дома. Несколько сапёров неподалёку что-то пытались затолкать в носилки.
— Слушай, Алибабаевич, ты чего застрял? — Кузьмич подбодрил своего напарника.
— Казан… — чуть слышно ответил Алибабаевич.
— Где? — удивился штурман и посмотрел по сторонам.
— Вон! Там… — находящийся в ступоре стрелок указал рукой на сапёров.
Кузьмич даже не сразу нашёл слова.
— Алибабаич!!! Ты что, совсем спятил⁈ — штурман стоял, хватая воздух, не в силах вдохнуть…
Глава 10
«Собачья свалка»
Начало июня 1937 года. Небо над аэродромом франкистов недалеко от города Авьола.
Что заставило его обернуться именно в этот момент, Лёха так и не понял. Может, привычка периодически осматривать воздух, может какое-то шестое чувство, а может, «зеленые человечки» всё еще присматривали за своим бестолковым засланцем.
Позади его «Чато», всего в сотне метров, стремительно пикировал «Фиат CR.32». Камуфлированный пятнами, с хищным острым носом, он водил им из стороны в сторону, прицеливаясь. Время словно сжалось в точку.
Лёха почувствовал, как по спине пробежал холодок, а сердце сжалось в тугой узел.
«Приплыли…» — промелькнула в голове мысль.
В этот момент руки сработали сами. Он резко дал ручку от себя и влево, дал левую педаль до пола и прибрал газ. Шустрый маленький самолёт резко крутанулся в голубом небе.
Вовремя!
Над кабиной с сухим рвущимся звуком пронеслась очередь из крупнокалиберного «Бреды-SAFAT». Лёха буквально почувствовал, как трассеры прошли в каких-то сантиметрах, и машинально вжался в сиденье.
Итальянец опоздал всего на пару секунд.
Не ожидавший такой подставы и разогнанный на пикировании «Фиат», просвистел мимо и заложил правый вираж.
Лёша Хренов привык к задумчивым реакциям бомбардировщика и необходимости в размашистых движениях, что бы добиться оперативной реакции большой машины. На маленьком и юрком истребителе его привычки вызывали очень дёрганое, резкое и часто даже иногда опасное поведение самолёта.
Буквально ломая самолёт, он переложил свой «Чато» в нелюбимый им правый вираж и заставил его поднять нос. «Фиат» был метрах в восьмидесяти — девяноста впереди и уходил вперед на скорости.
Перед плексиглазовым козырьком истребителя маячил кольцевой прицел с перекрестьями, Лёха видел такой в фильмах про войну у зенитчиков, и какая то длинная труба, видимо предназначенная для снайперской стрельбы на дальние расстояния. Наш герой поймал момент, что бы уходящий в вираж самолёт противника оказался прямо перед капотом, и не глядя на прицелы нажал на гашетки пулемётов.
Самолёт вздрогнул и затрясся, выплёвывая килограммы мелких пуль в мелькнувшую перед ним грязно-серую тень…
