Смутные дни (СИ) - Волков Тим
— В газетах сейчас мало правды, — вдруг сказал кто-то, отвлекая Ивана Павловича от статьи.
Доктор поднял взгляд. Перед ним стоял высокий худой человек в круглых очках.
«Интеллигент», — тут же почему-то всплыло в голове у Ивана Павловича, хотя внешний вид не наталкивал на такие выводы: старые ботинки в грязи, на брюках виднеются заплатки, пальто залоснившееся, мышиного цвета, весит мешком, на голове — университетская фуражка, похожая на блин.
«Может быть, шарф?» — продолжил гадать доктор.
Длинный зеленый вязанный шарф был накинут на шею незнакомца в несколько колец и походил на огромного удава. С этим шарфом незнакомец выглядел как-то иначе, чем все остальные, словно выделяясь из толпы.
— А где ее, этой правды вообще много? — расплывчато ответил доктор.
— Где? — словно бы у самого себя переспросил незнакомец, чуть прищурившись. — Хм… раньше, бывало, в книгах. Теперь — разве что в лицах. Вон, посмотрите, — он кивнул в сторону солдатской группы у паровоза, — у того, с перебинтованной рукой, правды больше, чем в трёх последних номерах «Русского слова». Такие вещи рассказывает про фронт — я постоял немного, ненароком послушал, так чуть не поседел. Страшное говорит.
Иван Павлович машинально взглянул туда. Солдат стоял, покачиваясь от холода, прижав к груди перевязанную руку. Глаза у него были тусклые, но спокойные — те самые, какие бывают у людей, что всё уже поняли, и потому больше не боятся.
— Вы, стало быть, доктор? — спросил незнакомец.
— Да. Полевой хирург, — машинально кивнул Иван Павлович. И вздрогнул: — А вы как догадались?
— Я очень проницательный! Вижу людей насквозь! — загадочно произнес незнакомец. И вдруг улыбнувшись, добавил: — А еще от вас карболкой пахнет! Я этот запах хорошо знаю!
Иван Павлович рассмеялся.
— Ловко! А вы?..
— А я… — Незнакомец пожал плечами, махнул рукой. — Так. Преподавал словесность в Елисаветграде. Нынче собирался ехать в Петроград. Хотел к брату, а теперь не знаю — жив ли он. Он в Думе служил. При Временном комитете, вроде. Да и будет ли мне рад? Мы с ним никогда близки не были. А вообще мне хотелось бы туда, где потише.
— А вы уверены, что в Петрограде спокойнее? — усмехнулся Иван Павлович.
— Уверен, что неспокойно везде, — ровно ответил тот. — Просто в Петрограде хотя бы видно, почему неспокойно. Впрочем, знаете, я и сам, по правде говоря, не знаю куда мне на самом деле надо. В Петроград не поеду.
Доктор промолчал. Из глубины платформы донёсся гул — то ли митинг, то ли просто кто-то кричал, вдохновлённый новым временем. Опять лозунги, опять красные ленточки на шинелях. Лица то оживлённые, то обиженные, то испуганные.
— Всё будто бы меняется, а запах тот же, — задумчиво пробормотал незнакомец. — Порох, уголь и чужая кровь.
Иван Павлович посмотрел на странного собеседника чуть внимательнее. Сквозь очки блестели усталые, но живые глаза. Лицо худое, обветренное, с плохо выбритым подбородком. Како-то он не такой, в самом деле. И дело не в зеленом шарфе.
— И что же, не знаете куда ехать? — продолжил расспрос Иван Павлович.
Незнакомец улыбнулся.
— Нет, ну конечно же знаю. Это я так, в общем конечно же говорю, — незнакомец тяжело вздохнул, — про общий вектор направленности в нынешнее время. Хотя, знаете… Все говорят «смутное время», а по мне так это время возможностей. Тут вот давеча в газете прочитал, что есть вакансия сельского учителя. Подумал вот — а чем не работа? Вот и еду туда.
— Ну что же, учитель — это замечательно, нужная во все времена профессия, — кивнул Иван Павлович. — А что за село?
— Так это… Зарное называется.
Иван Палыч нахмурился, переспросил:
— Зарное? Погодите, как Зарное? Туда требуется учитель? Вы что-то напутали. Там же Анна Львовна Мирская, учительница своя есть, сколько я знаю. Всегда там была и будет. Не может быть такого, что в Зарное требуется учитель!
— Это я право не знаю, — пожал плечами собеседник. — Как так вышло, но вакансия открыта. Значит, уже не учительница получается ваша Анна Львовна. Может, уволилась? Бывает и такое. Не все выдерживают шумных детей. Увольняются и уезжают.
— Нет, она… она любит детей! — покачал головой доктор, окончательно растерявшись. — Она не могла уволится!
— Ну значит чего еще хуже, — чуть понизив голос, добавил незнакомец. — Заболела, а может и еще чего… не дай бог конечно! Нынче здоровье у всех неважное. Холода какие стояли. А витамина где брать простому народу? Все на фронт свезли.
— Нет, — покачал голов доктор. — Как заболела? О чем вы таком вообще говорите?
— Кажется, мои слова вас задели? — незнакомец вдруг глянул Ивану Павловичу прямо в глаза и тому стало стыдно, что он не сдержался. — Я, возможно, сболтнул лишнего? Я прошу меня простить, если это как-то вас оскорбило. Я не хотел.
— Нет, ничего страшного, — взяв себя в руки, ответил доктор. — Просто… Анна Львовна моя близкая знакомая и я… А что за газета, где вы прочитали объявление?
— Так вот же, извольте.
Незнакомец, порывшись в кармане шинели, достал сложенную газету.
— Вот, сами гляньте, — сказал он, протягивая лист. — В «Ржевском вестнике» объявление. Я его вырезал, чтоб не забыть.
Иван Палыч взял газету, развернул её. На смятой странице, среди объявлений о продаже дров и найме кучеров, выделялся небольшой текст, напечатанный жирным шрифтом:
В село Зарное требуется учитель для начальной школы. Знание арифметики, письма, Закона Божьего обязательно. Жалование — 30 рублей в месяц, с предоставлением жилья (комната при школе). Обращаться к старосте села.
— Ничего не понимаю, — буркнул себе под нос доктор, возвращая газету. — И в самом деле объявление…
Может, уехала по необходимости? Только вот по какой? Неужели что-то связанное с нынешними политическими событиями? И предупредить ведь не смогла, эх!
— Когда это напечатали? — спросил Иван Павлович.
Незнакомец пожал плечами.
— Да с неделю назад. Я как увидел, решил ехать. Все-таки, село, школа. Спокойно, без войны. Хотя и там, поди, слышно?
Иван Павлович задумался. Повисла неловкая пауза. Чтобы хоть как-то ее заполнить, собеседник спросил:
— А вы куда? Если конечно это не тайна!
— В Зарное село еду.
— Тоже в Зарное? — оживился собеседник. — Получается вместе поедем! Так веселей будет! Кстати, а вот и поезд подкатил!
Раздался протяжный гудок и проводник объявил посадку.
— Я только сейчас осознал! — незнакомец шлепнул себя по лбу. — Мы с вами столько долго разговариваем, а так и не представились! Я прошу простить мою бестактность.
Он протянул щуплую руку.
— Степан Григорьевич Рябинин.
— Петров, Иван Павлович, — ответил доктор, принимая приветствие.
Рука у Рябинина была холодной и на удивление крепкой.
— Ну вот! — улыбнулся тот. — Другое дело! Познакомились. Теперь можно и садиться.
Они прошли в вагон.
Степан Григорьевич снял фуражку и уселся на лавку. Иван Палыч привалился к стене рядом. Уложил саквояж на коленях, пальцы невольно принялись теребить ремень, а мысли кружились вокруг Зарного.
«Анна… Аннушка… — думал он, — Почему же ушла? Неужели… беда?»
Рябинин, казалось, этой задумчивости своего спутника не замечал и что-то все время говорил, заполняя своими словами все купе:
— Война, Иван Палыч, это конечно, дело жестокое, страшное… Я, знаете, в гимназии детей учил — арифметике, истории, Закону Божьему, кхм… хотя с этим, знаете ли, не все гладко было, но это в другой разговор… Так вот, учил детей — и думал, что воспитываю их для мира, для порядка. А война всё ломает: вчерашний ученик, что Пушкина наизусть читал, сегодня в штыковую идёт или под нож или пулю попадает. И что же? Правильно это? Вот и говорю…
Иван Павлович задумчиво смотрел в заиндевевшее окно и лишь кивал головой, не слушая спутника.