Вперед в прошлое 8 (СИ) - Ратманов Денис

— «Рафик» берет четверых-пятерых, двадцать тысяч с человека.

Возмущенный шепот.

— Ну, дорого, да. Но ведь еще груз. И внутри сумки, и на багажнике. Ну, наверху. И быстрее автобуса идет. Чего не езжу? Так бандюки пасут автобус… А с «Рафиком» вообще беда. Как-то я должна была поехать на Черкизон, да заболела. Уступила место Люське, ей как раз надо, у нее товар кончился. Так на них в дороге напали.

Снова возмущенный шепот.

— Да кошмар вообще! Две девятки с грязными номерами заперли «Рафик», к обочине прижали. Из машин вывалились здоровые лбы с оружием, выгнали четверых пассажиров и водителя, поставили спиной к машине, обыскали, все забрали… Как-как… Деньги не в сумках, деньги — на себе, на теле. С Люськи лифчик сорвали, хорошо не изнасиловали… Ой, да какие менты, они все заодно. Суки менты. Тьфу!

Собеседница забормотала, требуя подробностей: сколько налетчиков, сколько пассажиров, почему без оружия.

— Да откуда его взять? — возмутилась торговка. — Бабы одни и водила — пенсионер… Нет, не разбили машину — зачем? Они на «Рафике» развернулись и домой поехали. Так-то. На рейсовые автобусы редко нападают. Пусть медленнее и от рынка далеко, зато ничего не отнимут.

Автобус ехал относительно тихо, не вонял, в отличие от шумного семейства, устроившего пир на задних сиденьях. Пировали они копченой колбасой, и вскоре все пассажиры ею пропахли.

В будущем появятся таблички, запрещающие есть в салонах, сейчас их нет.

От нечего делать я углубился в чтение «Хроник Амбера» — взрослый я ни разу их не перечитывал, но лягушку запомнил, я-настоящий должен был прочитать этот цикл в пятнадцать лет. Интересно, как прошлое, которое на самом деле будущее, наложится на еще не свершившееся?

Прочитал я всего ничего, и пришло время сна, выключили свет в салоне. Но поспать не получилось из-за остановок: то ребенок обделался, и встали посреди трассы, потом — плановая остановка в Воронеже.

У меня нынешнего нет опыта междугородних переездов на автобусе, соответственно, не было впечатлений. Одно я знал точно: ничего нельзя оставлять в салоне, утащат, и соседи не заметят. Или они первые и потащат.

Потому икону, лампу Аладдина я положил поверх кофе и поволок тяжелую сумку к выходу, переступая через чужие вещи. Надо было сходить в туалет.

Вот парадокс: пройдет двадцать лет, и можно будет спокойно оставлять такие вещи в салоне, никто на них не позарится. Куда денется масса людей, способных стащить то, что плохо лежит? Вряд ли вымрут, да и не пересажаешь всех. Изменятся правила, и они наденут маски благочестия? Станут чтить законы, потому что они будут работать хотя бы на бытовом уровне?

Но стоит случиться очередное катастрофе, и под этой маской проступит звериный оскал.

На вокзале автобус атаковали продавцы пирожков горячих. И не спится же им! Пропущенный автобус — потерянная выручка. Среди взрослых женщин, худеньких и дородных, высоких и маленьких, особенно выделялась черноглазая девочка лет тринадцати, тонкая, как тростинка. Она продавала трубочки со сгущенкой, которые, наверное, делала сама.

На вокзале. В полпятого утра! А ведь завтра ей в школу. Молодец, не пошла бродяжничать и побираться, хоть так, но работает.

В отличие от более поздних времен, когда вокзалы приберут к рукам группировки и станут продавать свой товар или брать мзду, сейчас тут были люди, которые готовили и продавали сами и тем жили.

Туалет я нашел по запаху, он находился под землей, туда вела неосвещенная лестница, где оставили свой след люди с недержанием, и это все обильно посыпали выедающей глаза хлоркой. Не хотелось думать, что это чавкает под ногами. Внизу мерцал неровный свет, и тени посетителей двигались, напоминая демонов в аду. Когда я спустился, стало ясно, почему свет неровный: вместо лампочек тут были две свечи в банках, поставленных так высоко, чтобы их нельзя было украсть. Н-да, тут точно можно вызвать Сатану… Нет, другого демона.

Стало стремно справлять нужду, но деваться было некуда.

Вдохнуть — влететь в кабинку — сделать дело, стараясь не дышать — вылететь, хлебнув свежего воздуха.

Сумки дело осложнили, и я сделал пару вдохов, которые меня чуть не уморили. Все, буду терпеть до конца, никакой воды, чтобы не тянуло по малой нужде. А этот туалет останется в памяти как символ девяностых.

Перед тем, как войти в автобус, я поприседал, потянулся. Потом купил у девочки трубочку. Они были по триста, но я дал пятьсот без сдачи.

В автобус не заходил до последнего, потому что устал сидеть, и надо было проветриться после посещения туалета.

Ну а дальше закрыл глаза, вырубился и продрых до полудня, закрыв шторкой окно.

Особенно мучительны последние часы подобных путешествий. Как при пробеге марафона: вроде всего ничего осталось, а силы на исходе, хочется поскорее завершить квест, когда дистанция все длится, длится и длится.

Автобус отправлялся в восемь, во столько же прибывал на автовокзал родного города — если не опоздает, конечно. Оттуда надо было тащиться в наше село. Сердце грело то, что меня обещали встретить бабушка и Каналья. Ну и Илье я, естественно, сообщил о времени прибытия — просто чтобы он знал. Пока доеду, пока домой дотащусь — вряд ли мы сегодня увидимся. Только завтра с утра, в школе.

Хотя нет, дотащусь, и плевать на все! Мне надо видеть масштаб катастрофы и узнать, как он там, в разгромленной квартире, как его родители, которые были мне почти родными. База ведь — мое детище. Я ее создал, у меня ее отжали, и надо попытаться если не вернуть подвал, то хотя бы наказать бычье за Каретниковых. Пока слишком мало информации о них, чтобы писать план отмщения, но потихоньку разберусь.

Стемнело. Очень хотелось увидеть родные горы, но в черноте их было не разглядеть. Ничего, завтра насмотрюсь. От одной мысли, что снова надо будет подниматься по будильнику в семь, я зевнул. Вроде бы спал в пути, но сон был прерывистым, и я чувствовал себя разбитым, как та самая лягушка в Кузинатре, еще и в ушах шумело от рыка мотора.

Когда автобус начал скатываться по дороге с горы, взгляду открылась долина, залитая светом городских огней, а фонари тянулись вниз, изгибаясь, будто тело светящейся змеи.

Еще немного потерпеть — и можно выпрямиться, и окунуться в тишину.

Нет, к Илье пойду вечером, а завтра устрою себе выходной. Потом чуть с мамой поскандалю, конечно, но лучше подготовлюсь к урокам самостоятельно — так получится изучить больше материала, чтобы в понедельник начать сдавать пропущенное — чем буду на уроках клевать носом.

Однако организм решил, что его собираются лишить сна и вырубился при въезде в город. Лишь на вокзале соседка меня растолкала.

— Парень, эй! Вставай! Конечная.

*«Лягушка в Кузинатре» — мем, появившийся из-за ошибки переводчиков в романе «Карты судьбы» Роджера Желязны.

Герой книги спрашивает у сфинкса, что такое «зелёное и красное и кружится, и кружится, и кружится». А когда сфинкс сдаётся, объясняет, что это «лягушка в Кузинатре».

Желязны имел в виду кухонный комбайн (торговая марка фирмы Cuisinart стала именем нарицательным, как «ксерокс»). Но переводчик не стал разбираться.

Глава 2

Герой приходящей эпохи

Вот и конечная — практически примыкающий к рынку автовокзал. До чего же он маленький по сравнению с московскими! Да и сам город — крошечный. Едва глаза сомкнул — уже проехал его. Зато тут почти лето, платаны листья не сбросили, тополя так и вовсе зеленые. Еще, поди, некоторые смельчаки в море купаются, вода, конечно, остыла, но градусов до восемнадцати. Вот бы сейчас послать все к чертям и к-а-а-ак занырнуть!

Народ устремился к выходу, шурша пакетами, грохоча и гомоня. Моя соседка — тоже, заполняя собой проход между рядами.

Меня должны были встречать бабушка и Каналья, я выглянул в окно, но на освещенной платформе их не было, а в темноте что-либо разглядеть невозможно. А может, они с другой стороны автобуса, но этого не видно из-за толпящихся в проходе людей