Вперед в прошлое 7 (СИ) - Ратманов Денис
Обзор книги Вперед в прошлое 7 (СИ) - Ратманов Денис
Я сгорел в ядерном взрыве и вернулся в себя подростка, в 1993 год. Мне четырнадцать лет и со мной опыт взрослого. Что я могу?
Спасти Листьева? Изменить ход истории? Остановить войну в Чечне? Да кто меня послушает!
Но я в силах строить мир вокруг себя. Меняя судьбы людей, я вижу, что реальность тоже меняется, дата катастрофы сдвигается.
Вперед в прошлое — 7
Глава 1
Же суи Игорь
Как голодная рысь вцепляется зубами в добычу, так Ольга Романовна Ройзман вцепилась в меня взглядом, уверенная, что напуганный пацан точно выдаст правильную информацию. Вчерашний день был испорчен, репутация ставленницы, а следовательно, Ольгина компетенция — поставлены под сомнение. Потому очень нужно, просто жизненно необходимо найти виновного и наказать.
На лице Овечкина читалось равнодушие и немного недовольства.
— Обещаю, тебе ничего не будет за твою выходку, — решила надавить Ройзман.
Овечкин почесал ручкой за ухом и вздохнул.
— Правда? — спросил я, вкладывая в голос как можно больше надежды.
Поверила! Это она зря.
— Честное слово.
— То есть вы согласны, что дети имеют право на учебу, и никто не должен этому препятствовать?
Она с радостью пошла туда, куда я ее повел — в тупик.
— Конечно!
Надеюсь, не сильно на меня сагрится за то, что я поиграл с ее эмоциями.
— Если бы знал, — пролепетал я, потупившись, а потом вскинул голову, глядя ей прямо в глаза: — что наш пикет так сильно ударит по Геннадию Константиновичу, то ни за что его не затеял.
Ольга Романовна выдохнула, будто зашипела. Покосилась на Овечкина, который развел руками — типа, я же говорил!
— Ты хочешь сказать, — продолжила прессинг женщина, — что пикет устроил ты? Но как ты смог? И журналистов ты позвал? И за столь короткий промежуток времени все спланировал, подговорил другие классы?
— Пикет — это был экспромт. Ну, да, его проводил не я один, другие дети мне помогали, — спокойно ответил я. — Людмила Кировна никому не нравится, она обзывается и…
Ройзман хлопнула по столу.
— Хватит ломать комедию! Организовать такое мероприятие не под силу подростку! Ни за что не поверю!
Я подобрался и проговорил более жестко:
— А вы представьте, что ваша Людмила Кировна так всех достала, что мы, ученики, готовы на все. Журналисты… Они рядом оказались, вы сами видели, там проходил митинг коммунистов, и я подумал, что это кстати, позвал их. Повезло просто. И, если честно, Геннадий Константинович — так себе директор, меня бы больше устроила Илона Анатольевна, но он хотя бы не греб под себя и делал для школы хоть что-то хорошее.
Вот теперь Ольга Романовна беспомощно захлопала ресницами, я заговорил быстрее, пока она не спохватилась:
— Вы же должны контролировать качество учебного процесса. Налицо нарушение! Но вместо этого вы устроили охоту на ведьм, то есть на несчастного Геннадия Константиновича, который вообще ни при чем! А поскольку у него неприятности из-за нас, нам придется его защищать, это дело чести!
Боковым зрением я заметил, как Овечкин от такой наглости выпучил глубоко посаженные глаза. Но я не грубил, не призывал к беззаконию, наоборот, требовал справедливости, и предъявить мне было нечего, а запугивать меня в присутствии милиционера — так себе решение.
— Пожалуйста, — сменил тон я, — Ольга Романовна! Поставьте нам нормального директора, которые не будет мешать учиться!
— Ясно, — недовольно кивнула она.
Повернула голову к инспектору, который почему-то плясал под ее дудку, и взглядом намекнула, что делать.
Он поднялся и кивнул на дверь.
Илью уже допросили, и он ожидал меня в коридоре.
— Я вас помню, — задумчиво проговорил Овечкин. — Это ж мальчика из вашего класса поставили на учет за то, что пырнул подростка?
— Значит, вы должны помнить и то, что пырнутый ножом подросток пытался изнасиловать девочку, нашу подругу, и у него был нож, — освежил его память я.
— Помню, конечно.
Овечкин смолк на полуслове, чувствовалось, что он недоговорил, но ясно было, что совершенно нас не осуждает, просто не имеет права выказывать оценочные суждения, это непрофессионально. В нашей стране же как: даже если на тебя напали с ножом, и ты прикончил преступника — ты убийца, и доказывай потом хоть до посинения, что выхода не было.
Все это знали. Все возмущались, Овечкину, вон, видно, что хочется высказаться, но нельзя изливать душу перед школьниками.
— Сегодня этот парень за школу боксирует, — сказал я. — Приходите поддержать. В четыре вечера, в ДЮСШ.
Инспектор шевельнул бровями, задумался.
— Не обещаю, но постараюсь.
Мы с Ильей вернулись в класс, и на допрос отправились Димоны. Интересно, так всех старшеклассников будут опрашивать, или только нас? Вот же удивится Ройзман, что дрэк ни при делах. Интрига дня: вернут Константиныча, или назначат кого-то другого? Только бы не Никитича!
Буду надеяться, что не ее, она злющая, но прямая и открытая. Такая не станет давать взятки и подлизываться.
К концу урока опросили только наш ряд и Карася с Желтковой. Перед тем я пустил записку, что ничего страшного, надо говорить правду. Баранова кривилась, наблюдая за нами и собиралась стукануть на меня от души, всю душу выстучать, весь гной излить, но не понимала, что поможет нашему делу, рассказав, какой я активный.
А мне что сделают? Да ничего. Мне даже шестнадцати нет, как и одноклассникам. Мы не участвовали в беспорядках, не блокировали доступ к местам общественного пользования. Максимум, что могут — родителей пожурить и поставить нас на учет в милицию. Но судя по тому, что Овечкин нам симпатизирует, делать он этого не будет. Если хотят кого-то наказать — пусть Джусиху наказывают.
На большой перемене за нашим столиком-колонной в столовой царило оживление: помимо завсегдатаев, пришел Мановар, Ольга, Карасиха с Москвой и Наташка с Чечуриной. Мы едва поместились. И вместо того, чтобы нормально перекусить, пришлось поддерживать боевой дух в товарищах:
— Посмотрите, как нас много, — говорил я. — Некоторые точно попытаются свалить вину на меня, так что мне и отдуваться. Зато мы показали, что можно не жаловаться друг другу на несправедливость, а бороться с ней и побеждать.
— Я Джусиху видела, — скривилась Ольга. — Ходит как ни в чем не бывало.
— Но уроки не ведет, — уточнила Наташка. — И в директорской ее нет.
Я продолжил:
— Представьте себя в роли тетки из гороно: журналисты нас и ее опросили, статью написали, вот оно ей надо — подставляться из-за Джусихи? Не надо. А что бесится, так, наверное, вышестоящее начальство поставило ее… в известную позу, она и ищет крайнего, чтобы зло согнать. Но спустить собак на дрэка не получится — это уже очевидно.
— Она меня прессовала, — пожаловалась Наташка. — Пыталась заставить дрэка оговорить. Ну, не оговорить, а типа признаться, что это он. Вот нафига ей это?
— Если найти виноватого, она будет вся в белом. А так получится, что она накосячила, и спрос с нее. Понятно?
— Так мы, выходит, дрэка спасаем? — протянул Мановар. — Он меня дипломатом — поперек хребтины. За сигарету. А мы его — спасай. Тьфу.
— Не факт, что его вернут, — обнадежил Мановара я. — А так могли и по статье уволить за вовлечение несовершеннолетних и все такое. Несправедливо, я считаю.
— Ну да, — кивнул он.
— Так что не ссать, народ! Приходите за меня болеть. — Рамиль озвучил время, место и ударил себя в грудь, как Кинг-Конг.
На ум пришла Инна. Все-таки почему ее нет? И узнать не получится, потому что после школы парни собрались к ней. Только после бокса удастся заскочить. На душе снова сделалось гадко. И потому, что придется объясняться, и потому, что я перестал понимать, что я такое. Две личности будто проросли друг в друга, я теперь многое мог и умел, но перестал воспринимать ровесников как равных. Хотя и детьми, которых надо опекать, они для меня не были.
Разве что Илья равный, но он будто бы родился взрослым. Мне же все, что казалось первостепенным в прошлом году, например, завести себе девушку — статус ведь! — теперь виделось нарушением законодательства. Они ведь маленькие и глупенькие!
Опыт-то у меня остался, и я помнил, как это — любить женщину. А любить девочку-подростка, у которой торнадо в голове — сомнительное удовольствие. А если не вовлекаться в ее проблемы, то это жизнь девчонке сломать.