Шарлатан 3 (СИ) - Номен Квинтус
— Интересные у тебя умозаключения, — как-то очень миролюбиво снова вступил в разговор Иосиф Виссарионович. — Слава, возьми, почитай, тут товарищ Шарлатан что-то для тебя интересного нам принес. Вот только, Вовка, ты мне одну вещь объясни: вы вытащили из областей и Белоруссии чуть больше полумиллиарда рублей и больше у вас денег почти не было. А как вы за эти деньги смогли выполнить работ на почти четыре миллиарда? Или ты мне тут в бумаге своей опять наврал, или научился из воздуха деньги делать. И если верно последнее — а, согласно тут написанному, так оно и есть — то я тоже не прочь такому научиться.
Да, я слышал когда-то, что товарищ Сталин обладал великолепной памятью и аналитическим умом, но вот так, буквально за десять минут вникнуть в финотчет в общем-то огромной и очень сложной структуры и выудить из него действительно самую важную часть…
— Нет, деньги мы из воздуха не делали. Рады бы, но — никак. Но мы проделали немножко другой трюк: всего у нас наличными образовалось около восьмисот миллионов, то есть на пике столько было — и больше денег не было. Однако мы эти деньги успели прокрутить четыре раза, даже больше. Сначала мы быстренько за примерно половину этих денег понастроили всяких мелких производств, благодаря которым мы те же стройматериалы не покупали на стороне, а сами делали. Большую часть их делали, то есть мы эти деньги уже один раз обернули: получили за них и производства, и — чуть позже и стройматериалы. А это уже два оборота. То есть на счета КБО, я хотел сказать.
— Но и за стройматериалы эти вы же рабочим платили!
— Да. И одновременно рабочим, причем не только нашим, продавали продукцию части других, уже не строительных заводиков. Тоже мелких, которые из-за этого тоже очень быстро выстроить и запустить удалось — и вот они уже всю зарплату, отдаваемую за стройматериалы, и покрывали. С запасом покрывали, так что у нас вложения и в них быстро вернулись, но рабочим-то мы всякое по-прежнему продавали и опять все денежки вернули в исходную точку, то есть в наш карман. мы на эти, по сути те же самые деньги, которые у нас имелись в самом начале, и в третий раз снова появились у нас на счетах, начали закупать оборудование уже для больших заводов. Которые тоже ближе к осени хоть как-то заработали, и мы их продукции тоже продавать стали, возвращая вложенные в их строительство деньги — а это уже четвертый оборот. Который как раз к ноябрю и закончился: мы все взятые у обкомов и у Белоруссии деньги, конечно же, потратили — но продукции за эти полмиллиарда мы получили уже больше чем на три с половиной. Причем, прошу заметить, не ТНП, а заводов и фабрик, которые уже ТНП могут и дальше производить бешеными темпами. Кассовый разрыв у нас уже закрылся, но осталось еще нефинансовых обязательств примерно на два миллиарда — это если по госценам считать, или на миллиард с четвертью, если считать по нашим внутренним ценам КБО. А еще уже областям и Белоруссии придется миллионов на двести провести уже следующим летом отделочных работ по всем уже выполненным стройкам, но им это будет сделать совсем уже просто: у них и производственная база ведь осталась, и источники финансирования в виде предприятий по производству ТНП. Ну, на следующий-то год мы все же этим заниматься будем, так как недоделанные работы мы заказчику не сдаем…
— А не надорветесь?
— Они не надорвутся, — хмыкнул Станислав Густавович, — КБО по вот этой схеме заберет со всех этих предприятий столько даже, сколько они в этом году дать успели. То есть еще почти три миллиарда. А деньги таскать свои — работа такая, что тут и пуп порвать не особо жалко… Шарлатан, ты эту схему сам придумал?
— Я вам что, гений всех времен и народов? Я просто сказал Зинаиде Михайловне, чего я хочу, а она уже все это в рублях и копейках просчитала.
— Ты хочешь сказать, что нам твою Зинаиду Михайловну назначить министром финансов? Если ты говоришь, что она сумела, имея меньше миллиарда, стране пять миллиардов за полгода дать?
— Не за полгода, а за восемь месяцев. И не пять, пять это только в основные фонды пошло, а для этого еще на четыре было ТНП произведено, но там в основном все же старые заводы выручку давали… И сказать я такого не хочу, вы же и сами догадались.
— Ну да, я иногда забывать начинаю, почему тебя Шарлатаном кличут. Матвей Фёдорович, у вас вопросы к этому молодому человеку остались?
— Да нет, вроде все уже спросил и ответы получил, мне кажется, вполне достаточные. Думаю, его можно теперь и домой отпустить, все же занятия в университете пропускать не очень хорошо…
Ну да, у них вопросы кончились, а вот у меня их появилось очень много. Впрочем, долго ждать ответов на них мне не пришлось. Обратно на аэродром мы ехали в той же машине, только теперь Светлана Андреевна заняла место рядом со мной на заднем виденье, а за руль сел какой-то молодой парень в форме с погонами старлея. А когда мы отъехали, Светлана Андреевна у меня спросила:
— Шарлатан, а ты мне можешь поподробнее про Горький рассказать?
— А что вас интересует?
— Всё. Меня в Горький работать перевели, и я сейчас с тобой туда полечу.
— Остановиться есть где? В принципе, у меня есть свободная комната…
— Есть, есть где остановиться, но спасибо за заботу, — она улыбнулась. — Но в городе я никогда раньше не была, и мне было бы интересно узнать что там и как, чем люди живут. Но сначала все же нужно по местности сориентироваться. Площадь Ромена Ролана — это где? Близко от центра? С транспортом там как?
По дороге до аэродрома я рассказал Светлане Андреевне о том, что где находится и о городском транспорте, причем смог это сделать, не используя всего могущества и особенно величия русского языка. Не то, чтобы я хотел представить город в лучшем свете, а просто не успел в детали углубиться: она мне сказала, что у нее там и машина будет. Не такая, конечно, как этот ЗиС, но вполне себе самобеглая повозка с мотором, способная передвигаться без посторонней помощи. Разговор свернул на обсуждение достоинств и недостатков разных моторизованных средств перемещения человеческих тушек в пространстве, я ей посоветовал отправить «Победу» туда, откуда она возьмется и взять «Векшу»: под ней и валяться целыми днями не придется, и топливо найти куда как легче будет. В конце-то концов «Векша» со своим дизелем могла и на керосине прекрасно ездить. Ну, не совсем прекрасно, но могла — а значит, ее заправить вообще в любом сельпо можно было: керосиновые лавки на самом деле уже в любой деревне имелись. По крайней мере в Горьковской области — так точно в любой, да и Владимирская с Ивановской если в этом и отставали, то лишь самую малость…
Ну а в самолете я сумел из Светланы Андреевны вытянуть, что же на самом деле случилось такого, что меня так срочно товарищ Сталин к себе позвал. Понятно, что это было связано с бурным оттоком специалистов из столицы в разные тьмутаракани, но, судя по задаваемым мне Матвеем Федоровичем вопросам, дело было не только и даже не столько в этом. И действительно, оказалось, что меня так внезапно дернули потому, что я не очень-то в своих прогнозах и ошибся — хотя я очень сильно ошибся в главном. Ну да, я же Шарлатан, и умудрился даже самому себе наврать — однако результат получался вроде бы даже лучше, чем я ожидал, заметно лучше.
В молодости я часто встречался с термином «непредсказуемость тупизны», которым любили отмазываться разработчики, встретившиеся с проблемами внедрения своих программных продуктов среди обычных людей. И действительно, что может сделать человек, в проблеме не разбирающийся, предсказать довольно сложно (если в принципе возможно), однако общее направление его действий, если знать, к чему этот «непрофессионал» стремится, все же гораздо проще. А если известны (статистически известны) действия данного «непрофессионала» в различных ситуациях, то предугадать его действия в любой другой ситуации становится не особо и сложной задачкой. А я про Никиту в юности довольно много слышал, во взрослом состоянии немало прочитал — и где он напортачит (и даже как именно он это сделает) в целом для меня тайной не было. И я — на манер Нострадамуса, то есть совершенно непонятно и неоднозначно — расписал его действия при осознании неминуемого провала по всем планам, а затем очень аккуратно все его тупые ошибки «объяснил» базовыми идеологическими установками троцкизма. Причем Никита Сергеевич даже мои самые светлые надежды превзошел: я-то, например, думал, что он тихо, строго через парткомы, начнет кампанию по запрету увольнений специалистов, а он в газете статью напечатал, в которой открытым текстом сообщал, что добьется запрета на увольнения «по собственному желанию», причем не только для партийных. Да и второй мой тезис о том, что позже Хрущ постарается проблему усугубить (чтобы, понятное дело, навредить советской власти и лично товарищу Сталину), исполнился вообще на сто сорок шесть процентов: в сентябре, невзирая на острейшую уже нехватку рабочих на заводах он разослал директиву, по которой эти заводы были вынуждены почти двести тысяч человек отправить в поля картошку собирать, а как раз первого ноября «окончательно раскрыл свое троцкистское мурло»: разослал в несколько десятков крупных предприятий совершенно невыполнимые задания на производство «мелкой строительной техники».
