Опричник (СИ) - Борчанинов Геннадий

Я связываться с этим делом не желал, поэтому направился к воеводе. Застал его в компании слуг, помогавших ему разоблачаться и снимать доспехи, которые теперь нужно было вычистить и смазать.

— А, это ты! — воскликнул князь. — Заходи! Ты же видел? Видел, да?

— Что видел? — не понял я.

— Сволота… Ко мне же кинулись сразу! Убить пытались! — воскликнул он. — Поняли, видать, что дело дрянь… Из последних сил решили…

— Я спиной к тебе стоял, княже, — сказал я. — На меня из мечети выскочили.

— Точно… Ну, всё равно. Нашлись, мерзавцы, — оскалился он. — Висеть им скоро всем, как яблочкам спелым, это я тебя уверяю.

— Как бы народ не взбаламутился, — осторожно произнёс я.

Похоже, Воротынский своим управлением изрядно настроил татар против себя. На пустом месте такие заговоры с попытками убийства не возникают. Да и эта его кровожадность наводила на определённые мысли.

— Какой такой народ? Татаре, что ли? — сдвинул брови Воротынский. — Да брось.

С одной стороны, мне хотелось бросить всё и вернуться в Москву, доложив царю о том, что задание выполнено. С другой стороны, если пустить всё на самотёк, ситуация может стать ещё хуже прежней. Князь Воротынский с ролью воеводы и наместника справлялся не очень хорошо. Опять же, по результатам моего доклада царь пришлёт сюда другого воеводу… Я не мог определиться, что делать.

— С муллой что делать думаешь? — спросил я.

— Да на кол его посадить, — пожал плечами воевода. — Это ж надо, к восстанию подстрекать… С прошлыми такими знаешь, чего сделали?

— Нет, — сказал я.

— В Москву вывезли и там… Чик! — показал воевода характерный жест по горлу. — При всём честном народе.

— Так то, наверное, князья были какие, — предположил я. — Ханы, царевичи.

— Ну… Да, — почесал бороду князь.

— Не казни муллу. Шума не делай, — попросил я.

Князь нахмурился. Мой совет ему не понравился. Как минимум ещё и потому, что он не считал меня тем, кто имеет право раздавать советы.

— Взбаламутятся, мыслишь… Взбунтуются… Как взбунтуются, так и усмирим, — сказал воевода. — То дело нехитрое.

— Мы же явно не всех поймали, — сказал я. — Кто по делам отлучился, кто под лавкой схоронился, кто убежать сумел. Они народ поднимут, коли Баира-муллу на кол посадишь.

— Кремль крепкий, дроб каменный в тюфяках есть, — фыркнул Воротынский. — Как подымутся, так и разбегутся. Али ты за этого муллу не просто так заступаешься? Слово секретное тебе шепнул? Околдовал басурманин?

— Я не за муллу заступаюсь, а за простых жителей, — сказал я, демонстративно осенив себя крестным знамением. — Хочешь убить — не возражаю, есть за что. Но не так. Голодом тихонько уморил бы в порубе, да и всё. А позорной смертью казнить не надо. И из тюфяков по горожанам палить тоже, всё же подданные царёвы, а он за людишек с тебя спросит.

Воевода фыркнул, не желая признавать мою правоту, но и не находя аргументов, чтобы возразить. Ещё и упоминание царя заметно остудило его кровожадность, всё же он понимал, что я один из царских приближённых и могу нашептать тому что угодно. Пусть я и худородный, а определённый вес в обществе я уже имел.

— Поспрашивать его надобно, — перевёл тему Воротынский. — Ты допрос чинить будешь?

— Что у тебя, своего ката нет? — нахмурился я.

Лично допрашивать арестованных мне как-то совсем не по чину. Могу, конечно, но в данном случае я не видел острой необходимости лично проводить дознание.

— Да есть, как не быть, — усмехнулся князь. — Я думал, может, тебе интересно будет.

— Нет, — сказал я. — Я своё дело сделал, остальное за тобой. Как уговаривались.

— Понимаю, — кивнул воевода. — Но ты погости пока. Мало ли что.

И я остался. Времени пока хватало, я же не ожидал, что зачинщиков бунта удастся отыскать так скоро. И даже на заезд в поместье времени хватит.

С воеводой я распрощался, на не самой позитивной ноте, вернулся к нашему временному пристанищу, где меня ждали дядька и брат. Фёдор с каким-то остервенением правил зазубрину на сабле, дядька возился около печки, надирая бересты для растопки.

— Всё, домой? — спросил брат.

Ему Казань, похоже, совсем не понравилась. Судя по тому, как заблестели его глаза. Даже не хотелось его разочаровывать.

— Пока нет, — сказал я, и Фёдор скорчил недовольную гримасу.

— Нагулялся уже что ли, Фёдор Степаныч? — хмыкнул дядька из-за печки.

— Вроде того, — буркнул он.

Я снял шапку, расстегнул шубейку, бросил на лавку, прошёл к печке, погрел немного озябшие руки.

— Скоро уже уедем, нам тут делать особо нечего, — сказал я. — Воевода погостить пока попросил, не стал ему отказывать.

— Ну и слава Богу, — буркнул Леонтий. — Не рады нам тут.

— Конечно, — хмыкнул я. — Ничего. Всё забудется.

— Ну не знаю, — сказал брат. — Сколько крови-то пролилось. Такое забудешь. Поколениями уже вражда тянется.

— Забудется, я тебе говорю, — сказал я.

Если бы не излишне кровожадные воеводы, забылось бы ещё быстрее. Далеко не все из них могли смотреть на несколько шагов вперёд.

На следующий день мы втроём выбрались погулять по Казани. Купить сувениров, подарков, да и просто посмотреть на остатки ханской Казани, от которой в моём времени почти ничего не осталось.

Но спокойно ходить по улицам, увы, не получилось. Отовсюду на нас косились, показывали пальцами, перешёптывались. Уличные торговцы отказывались иметь с нами дело, татары бурчали нам вслед оскорбления и проклятия. Настроение, короче говоря, испортили всем троим, так что пришлось идти в русский район, где к нам относились уже совсем иначе. Зашли заодно в церковь, где тощий молодой попик выслушал Леонтия с Фёдором. Я к исповеди подходить не стал, не посчитал нужным.

Всё же я делал правое дело, и никакой вины за собой не чувствовал. Даже в будущей смерти бунтовщиков виновен вовсе не я. И в тех смертях во время захвата муллы тоже я не повинен.

Однако спокойно гулять по городу мы уже не могли, чувствуя себя здесь абсолютно лишними. Мавр сделал своё дело, мавр должен уйти. Дознание и последующее расследование воевода пусть проводит сам, теми методами, какие посчитает нужными, а мы, пожалуй, отправимся туда, где мы нужнее всего. Обратно в Москву.

Так что на следующий же день я заглянул к князю Воротынскому и попросился домой, прямо объяснив ему, что наша помощь здесь уже не нужна. Воевода не хотел нас отпускать так скоро, мол, не всех ещё поймали, но я сказал, что мы, то есть, я, Леонтий и Фёдор, уже и не поймает. Татары нам не то что не доверяют. Они при нашем виде переходят на другую сторону улицы.

Деваться ему было некуда, отпустил. Удостоверился сперва, что я не выставлю его перед государем в плохом свете, и отпустил с Богом на все четыре стороны, так что к обеду мы уже покинули пределы Казани, вновь отправляясь по волжскому льду.

Никаких писем или документов, подтверждающих выполнение задания, воевода нам не выдал, с другой стороны, нам и не требовалось. Иоанн Васильевич поверит на слово, а потом проверит сам. В Свияжск, где сидел ещё один воевода, управляющий Луговой стороной бывшего ханства, на этот раз заезжать не стали, прошли мимо, разглядывая неприступные стены гордой крепости. Путь наш теперь лежал к Ветлуге, к моему поместью, которое требовалось посетить и проинспектировать.

Всё-таки с этого поместья я обязан буду весной выставить вооружённых воинов, и для этого оно должно приносить доход. Оставалось лишь надеяться, что там живут местные черемисы, которые смогут платить хоть какой-то оброк, иначе деньги на снаряжение всадников мне придётся изыскивать где-то ещё. Ведь помимо себя и Леонтия мне нужно было ещё четыре воина-послужильца. Где взять их к весне, я понятия не имел.

Глава 10

К моему поместью мы ехали настороженно, словно по вражеской территории. Я опасался мести, и каждый увиденный вдалеке всадник заставлял меня пододвигать поближе саблю и пистолеты. Если в самой Казани порядок ещё хоть как-то поддерживался, то в глухих и диких местах бывшего ханства проще простого было нарваться на неприятности.