Граф (СИ) - Злотников Роман Валерьевич
Следующее столкновение, случившееся через неделю, так же окончилось разгромом. На этот раз кочевники вступили в бой уже с регулярной частью. Ну почти. Отряд генерала Серавского, более чем на две трети состоящий из военных бывшей Варшавской пехотной дивизии, был атакован ордой, состоящей из нескольких тысяч кочевников, около пяти сотен казаков и двух пехотных рот, при поддержке батареи новых русских лёгких мортир. Так как у Юлиана Серавского как с огнестрельным оружием, так и с кавалерией всё было в порядке — он посчитал, что легко разгромит дикарей. И начало сражения давало определённые надежды на это… Но когда генерал Серавский ударил кавалерией — всё пошло наперекосяк!
Да — одиночный кочевник не мог ничего противопоставить наследнику знаменитых крылатых гусар. И даже пара-тройка дикарей в малахаях, вступи они в прямую схватку — скорее всего проиграли бы гордому поляку. Но дело в том, что на одного польского кавалериста приходилось как бы не десяток кочевников. Так что атака польской кавалерии вместо того, чтобы стать триумфом борцов за свободу — превратилась в их могилу…
Но даже гибель самой лучшей, самой элитной части отряда, по мнению Юлиана Серавского, ещё не означала непременного поражения. Наоборот, он был уверен, что его закалённые бойцы, многие из которых прошли ещё войны Бонапарта, заслужив его искреннее уважение своей выучкой и доблестью, способны разогнать всю эту противостоящую ему шваль даже голыми штыками. И так бы оно, вероятно, и случилось… если бы не эти новые русские мортиры.
Они были примитивными. У них было множество недостатков — так, например, из выпущенных ими снарядов более трети просто не взрывались! Увы, сделать что-то с этим было сложно — Михаил Гедеон читал записку, составленную по итогам изучения этих мортир опытным артиллеристом генералом Совиньским. Тот утверждал, что увеличить число срабатываний примитивного взрывателя снаряда этой мортиры, представляющего из себя всего лишь обычный капсюль, насаженный на трубку с инициирующим зарядом пороха, не представляется возможным. Если делать капсюль из более тонкой меди, что должно было заметно увеличить число успешных подрывов снарядов у цели — резко возрастала опасность взрыва снаряда в момент выстрела в канале ствола. А усовершенствование конструкции взрывателя должно привести к столь значительному удорожанию стоимости снаряда, что лёгкая мортира становилась оружием дивизионного, а то и корпусного уровня… на котором она была ну вот совсем не нужна. Её имело смысл применять на ротном, батальонном, максимум полковом уровне. Выше же уже имелись, да и требовались совсем другие калибры и уровень могущества снарядов.
Как бы там ни было, даже такое — достаточно примитивное оружие в текущих условиях показало себя с лучшей стороны. В конце концов, если из двух сотен «мин», как отчего-то называли эти снаряды русские, не взорвалось семьдесят — остаются ещё сто тридцать тех, которые сработали, а две сотни мин батарея этих мортир выпускала за три с половиной минуты… И этого оказалось достаточно чтобы разбить польские каре, отдав оглушенных и растерянных жолнежей во власть хищных кочевников. После чего судьбу борцов за свободу Польши решили пусть и устарелый, но куда более скорострельный лук и намного более длинное нежели ружьё со штыком копьё. Ну и древний степной союз всадника и коня… пусть даже такого мелкого и дохленького, какие были у кочевников, но всё равно этот «союз» в несколько раз превосходил любого поляка по весу и, соответственно, импульсу удара.
После чего ситуация последовательно принялась скатываться к катастрофе.
К концу мая царские войска очистили от повстанцев всю бывшую Литву. К августу — вышли к предместьям Варшавы. Причём, похоже, они не торопились, потому что, после двух разгромных поражений польской объединённой армии, под Кобриным и Седльце, в которых повстанцы только пленными потеряли четырнадцать и одиннадцать тысяч, всем стало ясно что не то что о победе и восстановлении независимой Польши уже и речи не идёт, но даже сдаться достойно не получится. Нет, были и победы — в битве при Козеницах генерал Дверницкий разбил корпус барона Розена, а Козаковский умелым маневром нанёс поражение войскам генерала Дибича под Любартовым, вынудив его на некоторое время приостановить наступление — в регулярной войне польские солдаты оказались вполне достойными противниками сокрушившим Наполеона русским и проигрывали лишь потому, что их было меньше и они были куда хуже вооружены. Увы военная промышленность целой империи всегда будет намного сильнее, чем у её отдельной части… но всё портили кочевники. Из-за них поляки столкнулись с чудовищными трудностями обеспечения снабжения своей собственной армии в своей собственной стране.
А ещё цивилизованный мир почему-то всё никак не собирался вступаться за гордую Польшу… Нет, не смотря на все русские памфлеты, поддержка совсем не исчезла — продолжали звучать грозные заявления от весьма многочисленных «друзей Польши», во многих столицах люди выходили на массовые демонстрации в поддержку борьбы поляков за свободу, люди собирали деньги и тёплые вещи для «благородных повстанцев», закупали порох и свинец, слали восторженные петиции, кое-кто, даже, ехал добровольцем… но это было и всё. Никто не ввёл флот в Балтийское море. Никто, не смотря на многочисленные просьбы и отправленные прямые приглашения, не ввёл войска. Даже оружия присылали по минимуму и стараясь максимально соблюдать тайну поставок… А русские, во главе с самим прибывшим к войскам императором Николаем, накатывались на Польшу с неотвратимостью парового катка категорически отвергая любые предложения о мире кроме безоговорочной капитуляция. И многим казалось, что слова: «Вы заплатите» висят огненными буквами на затянутых тучами небесах. Цивилизованная Европа же, напрочь забыв о том, что свободная Польша является её истинной и неотъемлемой частью, продолжала спокойно наблюдать за начавшейся агонией восстания…
Последние несколько недель Радзивилл со товарищи не раз ломали голову начёт того — было ли это следствием той ошибки со зверским убийством Великого князя Константина в первый день Восстания, или совокупностью всего, что случилось с того момента, либо просто никто и не собирался как-то серьёзно помогать польскому стремлению к свободе, цинично использовав горячий порыв поляков всего лишь для ослабления извечного врага, а потом равнодушно бросив их. Но так и не поняли, где именно они ошиблись настолько серьёзно, что всё пошло наперекосяк. И многие склонились к мнению, что никакой ошибки не было — их просто предали.
К исходу августа в Висле появилось несколько русских вооружённых пароходов, которые, после того как итоги восстания всем стали совершенно понятны, пропустили пруссаки через свою часть реки — и существенная часть орды кочевников была с их помощью переправлена на левый берег Вислы в районе Плоцка. После чего они рассыпались по всему левобережью, устроив настоящий хаос в тылах. Так что Правительство было вынуждено снять часть войск с обороны Варшавы и отправить их наводить порядок. Но, поскольку в ожидании штурма столицы убрать с линии фронта наиболее подготовленные части никто не рискнул — всё закончилось плохо. Слабо вооружённые и обученные отряды косиньеров и добровольцев из числа студентов и городских обывателей были разгромлены уже изрядно поднаторевшими к тому моменту в схватках кочевниками почти молниеносно. После чего русские пошли на штурм Варшавы… Громко. Торжественно. Под оркестры. А чего им было смущаться, если восьмидесятитысячному корпусу русских войск при четырёхстах орудиях и этих новомодных лёгких вьючных мортирах, сосредоточенному под Варшавой Временное правительство после всех потерь смогло противопоставить всего тридцатитысячную группировку, наполовину состоящую из ополченцев, на вооружении которой было всего около ста пушек. Все остальные были потеряны в предыдущих боях. Так что уже через неделю русские, всё так же под оркестры, вошли в город…
Ну а часть наиболее «запятнавших себя» в глазах императора Николая руководителей восстания, в число которых входил и сам Михаил Гедеон, воспользовавшись неразберихой и тем, что плотной блокады осаждённого города не было — рванули в бега. И вот уже третий день он с двумя десятками самых преданных слуг и офицеров уходил на юг, пытаясь добраться до границы с Австрией.
