Скопа Московская (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Отнюдь, — согласился англичанин, который должен был сыграть весьма важную роль в моей авантюре с меховой рухлядью.

— У вас остались ко мне вопросы, господа офицеры? — поинтересовался я.

— Вопросов более не имеем, — церемонно ответил фон Тунбург. — Ваши слова нас полностью удовлетворили.

— Очень надеемся, что они не разойдутся с делом, — добавил Колборн, прежде чем они вышли.

Как только за обоими закрылась дверь, на меня накинулся Делагарди.

— Ты в своём уме, Михаэль? — едва сдерживаясь, чтобы не повысить голос, вопрошал он. На крик всё же не сорвался, понимая, что наёмники могут услышать его. — Где ты возьмёшь деньги, чтобы рассчитаться за меха? Ты хоть понимаешь, что царь большую часть жалования ими и заплатит. Нет у вас в казне столько золота, чтобы даже половину покрыть.

— Знаю, — кивнул я. — Всё знаю, Якоб. Но выбора нет. Сейчас надо успокоить их, а дальше уже сделать так, чтобы слова с делом не разошлись.

— И как ты собираешься это проделать? — спросил он.

— Пока не скажу, — усмехнулся я, — чтобы Фортуну не спугнуть. Она — дама переменчивая, а мне вся её благосклонность понадобится.

— Очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь, Михаэль, — покачал головой Делагарди. — Иначе всем нам крышка.

Тут он сильно преувеличивал, однако я ему на это указывать не стал.

* * *

Войско готовилось к походу на Смоленск, где стоял с армией король Сигизмунд, осаждавший его уже больше восьми месяцев. Однако воевода Шеин упёрся и не сдавал польскому королю город. Держался гарнизон, наверное, на одном упрямстве, да ещё все понимали, что стоит Смоленску пасть вражеская армия там порезвится на славу, какие бы гарантии ни давали горожанам. Сигизмунд хотел город себе во владение, больше его в этом походе не интересовало ничего, и лояльность местного населения монарха волновала мало. Он ей предпочитал страх. А хорошая расправа в этом деле служит отличным примером.

И всё же торопиться не следовало. Сомме тренировал отборных людей из посошной рати, делая из них подобие пикинеров. До немецких им было очень далеко, удара не то что гусарской или панцирной хоругви, но даже куда более легко вооружённых казаков. Но мне этого и не требовалось пока. Всё равно, воевать будут из-за рогаток и в острожках, прикрывая стрельцов от натиска вражеской конницы. В открытом поле их просто сметут — тут у меня иллюзий относительно боеспособности моих «людей нового строя» не было.

Князь Дмитрий тоже не торопился прибыть в Можайск из Москвы с казной для выдачи жалования наёмникам. Мне его промедление играло на руку, несмотря на кровавую жертву, которую платят гарнизон и население Смоленска за каждый день осады.

И всё же торчать в Можайске без толку — глупо. Нужно предпринять хоть что-то, и я решил-таки отправить воевод Елецкого и Валуева к Царёву Займищу, чтобы потревожить Сигизмунда.

— Дробить силы не самое верное решение, Михаэль, — покачал головой, узнав о моём решении Делагарди. — Ты решил, как у нас говорят, потыкать в медведя острой палкой.

— Я дам им шесть тысяч человек и малый пушечный наряд, — ответил я. — Их так просто из Царёва Займища не выбить, если успеют укрепиться.

— Это самое важное, — обстоятельно заявил Делагарди. — Но могут и не успеть.

— Сигизмунд засиделся под Смоленском, Якоб, — возразил я. — Ты ведь сам знаешь, как размякает армия при долгой осаде. Даже если ему вовремя донесут о появлении нашего отряда, его армия не сумеет отреагировать достаточно быстро.

— Поляки, — заметил Делагарди, — сделают ставку на кавалерию.

— Без пушек им даже не особо укреплённого города не взять, — покачал головой я. — Князь Елецкий добрый воевода, и дворяне, и стрельцы его уважают. — Этот факт, как и следующий, мне снова подкинула память Скопина. — Валуев же воевал со мной, и знает, как быстро окапываться и отбивать удар врага. Я уверен в них. Даже если против их отряда Сигизмунд пошлёт Жолкевского с его гусарами, воеводы сумеют оборониться.

Я не стал добавлять, что дворянин Валуев уже несколько раз командовал артиллерией, и весьма успешно. Не смалодушничай князь Дмитрий под Болховом и не прикажи отводить наряд, битва вполне могла бы завершиться иначе. Хотя бы не таким катастрофическим разгромом. Делагарди знал это и без меня, так что нет смысла зря воздух сотрясать. Убедить я упрямого шведа не убедил, он так и остался при своём мнении, однако и ему не удалось переспорить меня. Поэтому я отправил одного из своих послужильцев за князем Елецким и дворянином Валуевым.

Князь Елецкий был постарше, носил поверх кольчуги опашень[1] с соболиной оторочкой и редкими разговорами золотого шитья. Шлем надевать не стал, ограничившись шапкой. Валуев одевался попроще, без соболей и золота. Лицо его и руки покрывал несмывающийся уже пороховой нагар.

— Ты всё с пушками да с зельем возишься? — прежде чем начать разговор о главном спросил я у него.

— Да пока есть возможность спокойно это делать, — кивнул он. — В бою да на походе думать да прикидывать, как бы получше всё устроить с нарядом, некогда.

— Жалуются на тебя, Григорий, — усмехнулся я. — Много зелья переводишь, пушки портишь, а ради какой надобности, неясно.

— Вот начнётся бой настоящий, тогда и станет ясно ради чего, — запальчиво ответил Валуев.

За это он и нравился князю Скопину. Не раболепствовал перед сильными и всегда старался стоять на своём, за что частенько и страдал. Такими сложно командовать, если не подобрать к ним ключика. Но память князя снова вовремя подбросила мне всё, что нужно. Говорил уж, что без этого не справился бы, и ещё раз повторю — не грех.

— Будет у тебя возможность доказать, — заверил я его. — Тебя, князь Елецкий, назначаю воеводой передового полка. Бери шесть тысяч человек. Стрельцов, поместную конницу для разъездов, малый наряд пушечный, и ступай к Царёву Займищу. Засядешь там, укрепись как следует и жди.

— Чего ждать-то, Михаил? — Князь, как и я, Елецкий на людях любил подчеркнуть наше равенство. Особенно сейчас, когда местнический ранг в армии играл не главную роль, как прежде.

— Меня с главным войском или гостей из-под Смоленска, Фёдор Андреевич, — ответил я, намерено назвав по имени-отчеству, отдавая должное возрасту. Князь бы годами сильно старше меня. — Из Займища не выходите, держитесь там крепко. Для этого вторым воеводой и шлю тебя, Григорий. Там и докажешь, чего твои выдумки с зельем да пушками стоят.

Я дал им время обдумать мои слова, понять поставленную задачу. Задать вопросы если будут. И вопросы были.

— Дай мне пару сотен своих людей нового строя, — попросил князь Елецкий. — Не одному Григорию интерес есть повоевать по-новому.

— Дам, если Христиан Зомме оправился от раны достаточно, — ответил я. — Без него и его офицеров воевать они нормально не смогут.

С этим Елецкий спорить не стал. Без шведских офицеров и даже унтеров мой первый полк пикинеров нового строя стоил очень и очень мало. Своих им на смену готовить не один год. Это понимал сам я да и князь Елецкий не хуже моего.

— А сколько припаса брать к наряду? — спросил Валуев.

— Тут сам считай, Григорий, — покачал головой я. — Надо чтобы и не сильно отягощало это передовой полк, и чтобы осаду вы в Царём Займище выдержать смогли.

Валуев как мне показалось тут же погрузился в раздумья, прикидывая, как бы справиться с этой непростой задачкой.

Больше вопросов не было, и я отпустил воевод готовиться к походу.

[1]Опашень — старинная мужская и женская верхняя летняя одежда. Слово «опашень» происходит от «распахнуть». В письменных источниках впервые упоминается в 1359 году. Имел откидные длинные широкие рукава. Рукава сужались к запястью. Руки продевались в особые разрезы, а рукава висели вдоль фигуры. Воротника не было. Опашень никогда не подпоясывали

* * *

Князь Дмитрий прибыл в лагерь ближе к середине июня. До того я не раз писал в Москву, и получал один и тот же ответ — жди. Дороги ещё недостаточно просохли, чтобы по ним прошёл большой обоз. На самом деле, скорее всего, мой царственный дядюшка ждал, когда прибудут соболя, которыми он собирался расплатиться с наёмниками. Обозы из-за Каменного пояса (так называли в то время Урал, что снова подсказала мне память Скопина) идут сейчас очень долго — всякий на них норовит лапу наложить. Однако, видимо, пришли меха из златокипящей Мангазеи, где воеводой был Давыд Жеребцов, недавно убитый лисовчиками[1] в Макарьевом монастыре.[2] Я лежал без сил, когда пришла весть о гибели Жеребцова и разграблении монастыря, мне тогда даже хуже стало, вернулась слабость и я пару дней не вставал с постели. Кое-кто, наверное, подумывал, что отправлюсь-таки на тот свет. Но я в этом деле их разочаровал.