Скопа Московская (СИ) - Сапожников Борис Владимирович
Отпустив дворян обустраиваться, я вместе с Болшевым отправился к Делагарди. Застал того сидящим за столом. Якоб как раз заканчивал обедать.
— Ты голодный с дороги? — спросил он. — Садись со мной, и офицера своего сажай. Сейчас мои любезные хозяева сообразят чего-нибудь.
Хозяева сообразили и весьма прилично. Конечно, по распискам самого Делагарди уж точно платили всегда исправно и без занижений, поэтому хозяева усадьбы, где он квартировал, были рады стараться.
За едой начались разговоры. Но такие, о которых аппетит пропадёт даже у самого голодного.
— Забрать у нас ровным счётом шесть тысяч человек собираются, — сообщил мне Делагарди. — Хотят отправить двух воевод в Königliches Darlehen.
Делагарди говорил на немецком, который я теперь, благодаря памяти князя Скопина отлично знал, однако тут пришлось погадать. Что ещё за царский заём такой, а после понял, что это он так называет деревню Царёво Займище, расположенную меньше чем в сотне километров от Можайска и чуть более чем в двухстах от Смоленска.
— Пускай идут, — кивнул я. — Укрепятся там, будет у нас передовой плацдарм.
— Рано, — ответил Делагарди. — Сигизмунд сидит под Смоленском и думает, что мы здесь будем торчать до середины лета. Выдвижение части сил, причём довольно заметной, станет для него сигналом, что скоро из Можайска пойдут основные силы.
— Думаешь, двинет кого-нибудь на перехват? — задал вполне резонный вопрос я.
— Конечно, Жолкевского или Сапегу, — кивнул Делагарди. — Но Сапегу вряд ли, у того родной брат сидит в Калуге с этим вашим новым самозванцем. Сигизмунд не настолько доверяет своим аристократам, боится, что они сговорятся за его спиной.
Я проклинал себя за то, что толком ничего не знаю об этом времени. Даже в пределах школьной программы. Об осаде Смоленска королём Сигизмундом и то узнал из крайне посредственного фильма, который как-то показывали по федеральному каналу. Я его и до середины не досмотрел. Так что никаких знаний об этом периоде у меня нет, и я ничем не отличаюсь от жителей этого времени. Но уж что есть, то есть, придётся играть теми картами, что мне сдали. Знать бы ещё кто и зачем, вот только что-то подсказывало мне, вряд ли я это узнаю.
— А кого шлют в Царёво Займище? — спросил я.
— Воеводу князя Елецкого и с ним ещё кавалера Валуева, — ответил Делагарди. — Ну и шесть тысяч стрельцов да немного с ними конницы.
— Запрутся в там и пускай сидят, — кивнул я. — Князь Елецкий не глупый воевода, да и Валуев тоже. Много людей Сигизмунд со Смоленска не снимет, значит, отобьются. Запрутся в деревне, огородятся, и встретят ляхов как следует.
— Всё это хорошо, — согласился Делагарди, — если бы мы смогли пойти следом за ними.
— А мы, значит, не можем, — понял я. — Деньги в скором времени должен привезти князь Дмитрий. Его царь назначил вторым воеводой в войско.
— Елецкому это не понравится, — заметил Делагарди.
— Князь Фёдор Андреевич человек толковый, и не станет заноситься, — покачал головой я. — Но тем больше резона отправить его в Царёво Займище вместе с передовым отрядом.
— Мы можем просто не успеть ему на помощь, — заявил Делагарди. — Мои солдаты готовы воевать, а вот от наёмников уже дважды приходили депутации. В последний раз мне выставили ультиматум. Пока не будет серебра, из Можайска никто не выйдет.
— Значит, мне нужно переговорить с ними, — кивнул я. — Раз я снова в войске, пускай шлют ещё одну депутацию, теперь уже ко мне. Я здесь главный воевода.
— Думаешь, сумеешь найти с ними общий язык? — усомнился Делагарди. — Сам же знаешь, они ребята тёртые, одними словами их не убедить.
— Я отлично помню, как с одним только Сомме остался у Калязина против Сапеги, который сейчас в Калуге сидит. Тогда деньги нашлись, и теперь дядюшка мой венценосный наскребёт.
— Сразу скажу, — заметил Делагарди, — тебе заявят, что если золото ещё готовы взять, то меха — нет. Сбывать их солдатам негде и некогда, и обременять себя даже такой ценной рухлядью они не хотят.
А вот с оплатой мехами надо что-то делать. Причём в духе легендарных афер девяностых годов прошлого (не шестнадцатого, конечно, а двадцатого) века. Вот тут память меня не подводила, и объединив её со знаниями князя Скопина можно попробовать что-нибудь сделать. Но это в будущем. Сейчас надо решать насущные проблемы, и готовые взбунтоваться наёмники были на первом месте.
Они заявились ко мне сами, не заставив себя долго ждать. Пришли прямо в усадьбу, где я только разделался с обедом. Собственно, я и не торопился вставать из-за стола, зная, что ко мне придут, и именно сюда. Где же меня ещё искать.
Весть о том, что я прибыл в лагерь разнеслась по войску в одно мгновение. Я и не стремился сдерживать её — проблем накопилось слишком много, и решать их надо быстро. Пока не полыхнуло.
Возглавляли депутацию полковник Самуэль Колборн от наёмных кавалеристов и Иоганн Конрад Линк фон Тунбург от немецкой пехоты. Оба в лучших своих нарядах, правда сильно поистрепавшихся за время войны, однако всё равно эффектных, ничего не скажешь. Оба вежливо раскланялись со мной, пожелали здоровья первым делом и справились о том, принял ли я дела у Делагарди.
— Генерал Делагарди был и остаётся командиром вашего корпуса, — ответил я. — Я же теперь командую всем войском вместе с воеводой Дмитрием Шуйским.
— Ошибочно, — выдал со всей основательностью, свойственной немцам, в каком бы княжестве или королевстве своих земель они не жили, полковник фон Тунбург. — Я знаю о битве под Болховом и той роли, которую он сыграл в поражении ваших войск.
— У вас на родине тоже принято решения короля или князя осуждать? — поинтересовался я у него, заставив отвести взгляд.
Правитель может принимать неверные решения, но критиковать их нельзя — это уже измена. Потому что государство — это не территория, и не народ, они могут быть сегодня в одних границах, а завтра — в других. Государство — это его правитель, и всякое слово против него, это измена, которая карается только смертью. Причём смертью лютой, что у нас на Руси, что в просвещённых заграницах.
— Князь Дмитрий, — продолжил я, не давая растянуться неудобной паузе, — привезёт казну для выплаты жалования. И я вам обещаю, что со всеми расплатятся до выхода из лагеря. За всё время.
— А за будущую кампанию? — тут же уточнил Колборн.
— Это уж как навоюете, — пожал плечами я. — Кто же знает, что нас ждёт под Смоленском?
Тут обоим нечего было сказать. Если я ними расплатятся честь по чести за уже сделанное, то требовать денег вперёд вроде и нет оснований. Совсем уж беспределом, если выражаться словами из моей юности, прошедшей в лихие девяностые, никто заниматься не станет. Иначе не поймут, и не наймут больше, чего никто не хочет.
— Касательно жалования, — снова взял слово рассудительный немец. — Мы готовы скрепя сердце взять золото по той цене, чтобы назначил ваш царь, вместо честного серебра. Однако меха мы вместо денег не возьмём. Это слишком обременит нас.
— Таскать с собой эту рухлядь никому не нужно, — добавил, чтобы не совсем уж теряться на фоне немца, Колборн.
Вот тут я пошёл на риск. Очень большой, и вполне осознанный. Я понимал, что рискую войском и судьбой всего похода. Вот только выбора у меня не осталось. Без этого я просто останусь без наёмников, и весьма недовольными «свейскими немцами» Делагарди, которые если и станут воевать, то так, что лучше бы их в армии не было вовсе.
Надеясь, что мои оппоненты не заметили, как я прикрыл глаза и глубоко вздохнул, собираясь с духом, я произнёс:
— Я возьму у вас все меха, которые привезёт князь Дмитрий по той цене, что покроет ваше жалование.
Я лишь краем глаза заметил лицо Делагарди, стоявшего рядом со мной. Оно вытянулось так, что шведский генерал стал выглядеть просто смешно. Якоб Понтуссович явно не ожидал от меня подобного фортеля, как, собственно говоря, и Колборн с фон Тунбургом.
— Денег живых сразу не обещаю, — добавил я, — лгать не стану. Однако возьму всю меховую рухлядь по честной цене под расписку. И отвезу её в Москву, откуда обещаю привезти вам честное серебро. А чтобы вы были уверены во мне, компанию мне составит полковник Колборн. Ты ведь не против?
