Герои Аустерлица (СИ) - Ангелов Августин

Под музыку и после четвертого тоста, поднятого виконтом Леопольдом за процветание родного края, застолье пошло веселее. Начались разговоры между гостями. И оба ближайших соседа по столу начали приставать ко мне с вопросами.

— А скажите, князь, эти пятна на вашем мундире, случайно, не от крови ли? — беспардонно спросил виконт, тыча пальцем в бурые разводы на моем колете.

Я ответил так же бесцеремонно, не проявив ни грамма толерантности, да еще и приврав:

— Да! Вы угадали! Это кровь врагов, которая брызгала на меня во время сражения, когда я пронзал их своим клинком. И я теперь ношу эти отметины, как награду и напоминание о собственной доблести.

Тут же и баронет задал вопрос:

— И сколько человек вы закололи?

Я коротко произнес:

— Не считал.

А виконт Леопольд воскликнул:

— Как интересно! И как же вы в плен попали?

На что я честно ответил:

— Напоролся в атаке головой на шальную пулю и упал. Наверное, я бы умер, но меня вовремя заметили и отвезли в лазарет. Сам Наполеон набрел на меня и распорядился о лечении.

— Сам император? Во это да! — восхитился Влад.

— Что же это получается, князь, наш император Бонапарт спас вас, а вы не хотите пить за его здоровье? — внезапно вмешался в беседу капитан Годэн. И тон его показался мне очень недобрым.

Я даже подумал, что этот злой француз, наверное, вот-вот вызовет меня на дуэль. И как я буду с ним биться в своем немощном состоянии, когда даже нормально наесться пока боюсь, чтобы желудок не перегружать после недавней комы? Но, обстановку разрядил полковник Ришар, приказав Годэну:

— Капитан, уже давно стемнело. Проверьте караулы.

И, как только капитан удалился выполнять команду, Ришар объяснил, повернувшись ко мне:

— В этой провинции неспокойно. В окрестностях замка действуют разбойники, нападая в темноте. Ни один из них пока не пойман. Потому приходится усиливать охрану на ночь.

А виконт Леопольд тут же дополнил сказанное своими измышлениями:

— Да, старики говорят, что нынешняя война пробудила в наших краях фекстов. Они снова почувствовали дыхание смерти. Эти твари неуловимы, но несчастий причиняют немало, убивая людей на дорогах и на окраинах поселений, и выпивая их кровь.

— И кто же такие эти фексты? — спросил я, чтобы подыграть Леопольду, уведя разговор от моего презрения к Наполеону.

— Они сродни вампирам! Это ожившие мертвецы. И они бессмертны, — охотно объяснил виконт Моравский.

Но ему возразил баронет:

— Не бессмертны, хотя и весьма живучие. Я слышал, что их можно убить стеклом или осиновым колом, если попасть прямо в сердце. А простое оружие их не берет. Обычные пули пролетают их тела насквозь, не причиняя вреда, а колотые и резаные раны на них тут же затягиваются.

Мистическая тема явно вызвала интерес. Даже заскучавшая Иванка встряла в разговор:

— Бабушка мне говорила, что фексты от дьявола!

— А я слышал, что это старые моравские солдаты, которые купили себе колдовство неуязвимости во время Тридцатилетней войны, в те времена, когда еще не всех ведьм сожгли на кострах, — сказал Влад.

Я был рад, что отвлек их от своей персоны, развив эту мистическую тему, которую почти вся компания с удовольствием подхватила. Подвыпившие присутствующие уже порядком надоели мне. После тяжелого дня с тряской дорогой и хорошего ужина мое все еще слабое тело банально желало поскорее лечь в постель и заснуть. Да и мой денщик, терпеливо стоящий рядом, уже очень сильно проголодался и, наверняка, тоже был бы не против, вкусив остатки господского ужина вместе с другими слугами, улечься на боковую у себя в коморке.

Беседой, ведущейся на нашем конце стола, заинтересовался и полковник Ришар, сообщив:

— Господа, все это было бы очень интересно про этих ваших фекстов, если бы разбойники на самом деле не убили пару дней назад на склоне соседней горы двух наших солдат из конного патруля. И пока непонятно, кто это сделал и зачем.

«Партизаны, конечно! Ясное дело! Наверняка, моравские народные мстители убивают французских оккупантов», — подумал я про себя, а вслух проговорил:

— Прошу меня простить. Я еще не оправился от ранения и очень устал с дороги. Посему разрешите откланяться.

Потихоньку мне удалось встать и двинуться в сторону винтовой лестницы с помощью Степана, который заботливо поддерживал меня под локоть. Наверное, я представлял собой в ту минуту жалкое зрелище. В замызганном колете и заштопанных лосинах, да еще и с повязкой на голове я двигался неуклюже, словно глубокий старик, подумав о том, что хорошо бы завести себе пока трость ради дополнительной точки опоры, потому что выпитое вино сделало мои ослабленные ноги совсем ватными. Тем не менее, я благополучно добрался до своей комнаты, желая уже поскорее завалиться на кровать, когда снаружи внезапно началась перестрелка.

Звуки походили на частую пальбу из разных охотничьих ружей. Впрочем, здесь в военных действиях нередко применялись именно разные ружья. В русской армии использовались ружья почти трех десятков типов от разных производителей с разбросом по году выпуска чуть ли не в сотню лет, имеющие различные диаметры каналов стволов. И это создавало серьезные проблемы для снабжения войск боеприпасами. Правда, интенданты как-то выкручивались, выдавая бойцам принадлежности для самостоятельного литья пуль, называемые пулелейками.

С началом войн с войсками Наполеона русская промышленность долго не успевала перейти на единые стандарты. Хотя в этом имелась насущная необходимость, тем более, что каждый род войск вооружался своим собственным видом ружей. И калибр этого разнородного стрелкового вооружения составлял от 13,5 до 22 миллиметров. Насколько я помнил, только в 1805 году наконец-то в России приняли единый калибр для ружей и пистолетов, составивший 7 линий, или 17,78 мм. Но, воплотили в жизнь это решение, понятно, не быстро. И чехарда с разношерстным стрелковым оружием продолжалась еще долго.

У французов дела со стрелковым вооружением обстояли ненамного лучше, чем в русской армии. Французская линейная пехота вооружалась ружьями образца 1777 года, имеющими калибр 17,4 мм и модификации 1799 и 1801 годов, слегка укороченную и облегченную, которой вооружали вольтижеров. Прицельно такое ружье било на 120 метров, но неудачное крепление кремниевой пластинки на курке часто приводило к осечкам. И потому солдаты при любом удобном случае старались поменять свои ружья на трофейные. Промышленность Франции тоже не справлялась с единообразием вооружения, потому все трофейное оружие, захваченное по всей Европе, сразу же пускалось в дело. Вот и тут за окном моей комнаты стреляли разные калибры, судя по звукам всей этой разноголосицы.

Сначала я решил, что баронесса решила удивить гостей фейерверком, но, когда одна из пуль разбила стекло в окне, я понял, что все это вовсе не увеселения, а самая настоящая попытка штурма крепости. Осторожно выглянув в разбитое окно, я увидел, что в свете почти полной луны к замку по склону быстро поднимаются какие-то вооруженные люди, а французские фузилеры стреляют по ним со стен.

Внизу смолк клавесин и заголосили женщины. И я поспешил обратно к винтовой лестнице, так быстро, как только мог в своем немощном состоянии. Проголодавшийся Семен Коротаев, сам двигаясь бочком и хромая, тем не менее, проворно подскочил ко мне и помогал спуститься. Я же, преодолевая головную боль, усталость, общую слабость и опьянение, напрягал мышцы, как мог. На лестнице было темно, не горели ни свечи, ни факелы. И я едва не навернулся на узких ступеньках. Но, кое-как ощупью, вдоль стеночки, поддерживаемый денщиком, преодолел первые три, когда на меня чуть не налетела пани Иржина, бегущая снизу. Сжимая в одной руке канделябр с тремя свечами, а другой подобрав полы длинного платья, она, освещая себе путь и увидев меня, прокричала по-французски:

— Скорее, князь! Следуйте за мной! На верхнем ярусе башни можно запереться, чтобы переждать стрельбу!

За ней, приподняв пышные юбки, уже торопились в укрытие ее родственницы, а следом за ними и Леопольд с Владом, да еще и не менее испуганная, чем они, прислуга, несущая следом за господами зажженные свечи. Стрельба снаружи, между тем, не прекращалась, а, наоборот, усиливалась с каждой минутой. Вскоре к ней добавились еще и вопли раненых. Ошеломленный такой переменой обстановки, я пропустил хозяйку замка по лестнице мимо себя, и она застучала каблучками, взбираясь дальше по крутой лестнице. Я же, поскольку все-равно не поспевал за остальными, попятился обратно к лестничной площадке и отошел вместе с денщиком в сторону, чтобы пропустить всех бегущих наверх. И только потом мы с Семеном двинулись следом за ними, а путь нам освещала служанка Маришка с подсвечником в руке, куда была воткнута одинокая, но толстая свеча.