Товарищ "Чума" 5 (СИ) - "lanpirot"

— И пришли Вы на этот раз после Войны, Мессер, — указала ведьма на еще одно несоответствие канонического прихода всадников.

— Да, мне это тоже хорошо известно. Не так давно я встречался с четвертым братом…

— Неужели со Смертью? — ахнула Глория. — Что ему было нужно от вас?

— С ним… — подтвердил я. — Он призывал меня поскорее осознать себя и вернуться «в строй». Иначе Война может… вернее, уже пошёл в разнос. И если не остановить второго всадника, возжелавшего стать первым — всё может окончиться очень и очень плохо!

[1] Марсе́льская чума — эпидемия бубонной чумы в Марселе и ряде городов Прованса в 1720 — 1722 годах. В результате заболевания погибло до 100 тысяч человек.

[2] Знаменитая фраза Кисы Воробьянинова из романа И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев».

[3] Мессе́р, также месси́р (итал. messère, фр. messer«господин») — обращение к именитому гражданину в средневековой Италии и Франции. Указанное обращение могло добавляться к фамилии или должности человека.

В итальянских средневековых городах мессером именовали рыцарей, судей, докторов медицины и юриспруденции, церковных иерархов. К представителям среднего класса (в том числе, к нотариям) обращались сер(итал. ser).

Со временем обращение мессер было вытеснено социально нейтральным месье(фр. monsieur) во Франции и синьор(итал. signore) в Италии.

Глава 7

В общем, наш разговор с Глорией (я решил для себя называть её именно так) после всего случившегося несколько затянулся. Я расспрашивал её о жизни, о профессиональной деятельности на нелегком поприще ведьмы, и уже достигшей весомых результатов. Да, бесспорно, она было довольно могучей и опытной колдуньей. Шестой чин — это вам не хухры-мухры! Это сила!

Чтобы не терять времени зря, я пульнул заранее заготовленную и напитанную силой «бумажную проекцию» печати доппельгангера прямо через окно в слащавого красавчика-майора Удо фон Штаде. Пусть печать его пока отсканирует, после чего мы поменяемся с ним местами.

Я поеду с комфортом в столицу Третьего рейха «восстанавливать утраченное на фронте здоровье», а этим аристократическим ушлёпком займется «моя» давняя знакомая — ведьма Глория. Уж очень она хотела пообщаться с заносчивым фон-бароном тет-а-тет, слившись с ублюдком в «колдовском интимном экстазе», а заодно и пополнить запасы силы. Ну, и как я мог отказать в такой малости этой «прекрасной» женщине?

Ведьма внимательно наблюдала, как я играючи (а чего там корячиться, все предварительные телодвижения уже давно закончены) активирую сложную печать и отправляю в полёт. У неё даже глаза заблестели — так ей захотелось иметь в своём арсенале подобное заклинание.

Хотя, как по мне, её личина ничем не уступала в качестве печати доппеля. За одним лишь малым исключением — её колдовство обеспечивало лишь натуральное воспроизведение внешнего облика. А вот привычки, повадки и память объекта копирования она воспроизвести не могла.

— Держи, дарю! — Вытащив из кармана еще одну (я этого добра заготовил с запасом, чтобы потом времени не терять) «заряженную» копию печати, протянул я бумажку Глории. — Изучишь на досуге. Магии на неё расходуется мало, но в воспроизведении сложная, зараза!

— Мессер… — Глория даже дар речи потеряла, сжимая в руке лист с изображением печати. — Я… Я…

— Не стоит благодарностей, — легко отмахнулся я. — Пользуйся на здоровье! Тебе она явно пригодится.

— Вы не представляете, Мессер… — наконец-то сумела выдавить ведьма. — Никто и никогда из «нашего круга» не станет вот так, запросто и безвозмездно, делиться знаниями. Эта печать для любой ведьмы, перевалившей за сотню лет — бесценна! Вы просто не знаете, на что мне пришлось пойти, чтобы заполучить вот это заклинание, с помощью которого я и поддерживаю сейчас свою форму.

— Я рад, что опять сумел тебе помочь, Глория, — по-отечески улыбнувшись, произнес я, погладив ведьму по руке, в которой она судорожно сжимала печать.

Не знаю почему, но я действительно чувствовал по отношению к ведьме отеческие чувства, хотя она была на две с половиной сотни лет старше. Однако, в очередной раз побывав в шкуре первого всадника, что-то произошло с моим внутренним ощущением возраста.

Я словно бы утвердился над самим временем, которое отныне не имело для меня былой силы. Что это было? Очередной бзик или выверт сознания? Не знаю. Когда имеешь дело с существами такого масштаба, как всадники Апокалипсиса, ни в чём нельзя быть уверенным.

— Простите, Мессер… Можно я скажу? — несмело произнесла фрау Аденауэр, наконец-то засунув листок с печатью куда-то за пазуху.

— Слушаю тебя, Глория, — произнес я, продолжая с интересом наблюдать за ведьмой. После наших совместно пережитых воспоминаний она стала совсем другой. Словно давно прошедшие и почти забытые события всколыхнули что-то в её душе, пусть и такой же чёрной и проклятой, как и у меня самого.

Но это не отменяло того факта, что изначально она было добрым и светлым человеком, как и вся её семья. И даже триста лет ведьмовского промысла не смогли погасить тот лучик света, что всегда присутствовал в её душе. И сейчас, после обретения еще одного кусочка памяти первого всадника (либо того, в чьём теле он возрождался в предыдущий раз), я отчетливо это видел.

Похоже, что она недаром заделалась целителем и врачом. Похоже, она всё-таки калечила не каждого солдата вермахта, а только тех утырков, чьи души уже настолько разъела тьма, что их уже невозможно было вернуть к свету. И всё равно делала это неохотно весьма неохотно.

Но ведьмовской промысел обязательно нужно «кормить», иначе он обернётся против тебя. И как найти и соблюсти этот баланс, творя «зло» во имя «добра»? Не знаю… Это очень и очень сложно. Практически невозможно. Наш проклятый дар постепенно разъедает наши души, наполняя их тьмой. А падать всегда легче, чем взбираться на верх. И мне это прекрасно известно — ведь я и сам с недавних пор ступил на эту скользкую дорожку.

— Так что ты мне хотела сказать? — напомнил я ведьме, отчего-то продолжающей медлить.

— Простите меня, Месер, но я скажу, как есть… — Она, наконец-то собралась с духом. — Вы какой-то неправильный ведьмак… Но… и как всадник Чума… Ваши действия совершенно не соотносятся с вашими функциями… — весьма сумбурно пояснила она.

— Что ты имеешь ввиду, Глория? — переспросил я, хотя уже начал догадываться, что она имеет ввиду.

— Вы добрый, Месер… — произнесла она после очередной заминки. — И это неправильно… для настоящего ведьмака… да и для Первого Всадника тоже…

— И каким же, по-твоему, мне надо быть? — Я с прищуром посмотрел в глаза ведьме.

— Как всаднику — нейтральным и бесстрастным, а как ведьмаку…

— Я понял, что ты хочешь сказать, Глория! — остановил я её. — Спасибо за честность и откровенность! А скажи мне, как ты воспринимаешь себя в ипостаси ведьмы? Ведь ты уже в таком состоянии находишься не одну сотню лет. Я помню, какой ты была тогда, в охваченном чумой Марселе… Какой ты стала, Луиза? Ведь эти века не прошли для тебя бесследно?

— Мне тяжело нести этот груз, Месер… — не опуская глаз, честно призналась ведьма. — Были моменты, когда я хотела наложить на себя руки… Но… вы же знаете, наш дар не даст нам просто так умереть… А передать его кому-то… Это… Это ответственность, Месер…

— Вот ты сама и ответила, что всё это время удерживало тебя на этом свете. Ответственность! Перед собой, перед людьми… Хотел бы сказать, что и перед Богом, но это уже совсем другая организация. Боюсь, что наши с тобою тёмные боссы этого не одобрят, — едко заметил я. — Хотя, мы все в этом мире повязаны… Все в одной лодке… Это наш крест, Глория, который невозможно возложить на кого-то другого… — Я тоже волновался, впервые озвучив свои размышлизмы после приобретения дара на тему «как дальше жить?»

К тому же, я впервые встретил настоящего единомышленника «ведовского фронта». Как бы это не показалось странным, но наши принципы совпадали по многим вопросам применения силы. Может быть, на Глорию так повлиял поступок первого всадника, ведь за свою помощь он ничего не попросил взамен.