Ревизор: возвращение в СССР 31 (СИ) - Винтеркей Серж
– С кем, говоришь, он у нас дружит? – взялся опять за ручку Сатчан.
– С Романом Малининым из агитбригады. Ты его видел на монтаже к дню рождения Ленина.
– Кого я там только не видел, – отстранённо ответил он. – Ладно, сейчас Варданяну позвоню, передам.
– Ну, до вечера, – протянул я ему руку.
Италия. Рим.
Гвидо Лентини сделал карьеру в итальянском профсоюзном движении на волне объединения в прошлом году различных профсоюзных организаций Италии. Он давно и прочно сотрудничал с КГБ, ещё с тех пор, когда он был членом Всеобщей итальянской конфедерации труда, созданной в конце второй мировой войны итальянскими коммунистами.
Получив от КГБ информацию о планах американцев в Авиано, он, согласно заданию, собрал руководителей профсоюзных секций промышленных предприятий.
– Мы тут все живём, у нас тут семьи, мы не можем рисковать из-за того, что американские империалисты пытаются стравить Советский Союз и Италию! – решительно жестикулировал он с возмущённым видом перед собравшимися. – Они планируют завезти на территорию Авиано ядерное оружие и всякие там бомбардировщики, которые будут угрожать Советскому союзу и странам Варшавского договора. Почему наши семьи должны становиться заложниками в борьбе СССР и США? Не допустим сговора продажных политиканов!
– Правильно! – поддержали его сразу с нескольких мест.
– С завтрашнего дня начинаем полную блокаду авиабазы Авиано! – продолжал Гвидо. – Чтоб никто не мог ни въехать, ни выехать. Пусть американцы видят, что если и смогут доставить на базу свое ядерное оружие на самолетах, то им придется жить на ней в постоянной осаде. Никаких отлучек в город отдохнуть в баре, купить продукты, погулять по девушкам. Никакого подвоза свежего продовольствия, придется жить на сухпайках. Посмотрим, как им понравится такая перспектива!
Конечно, будут провокации со стороны полиции. Эти наймиты империализма попытаются нас отогнать от базы. Поэтому мы обеспечим всех протестующих цепями и замками, чтобы они приковали себя к ограждению дороги, ограде базы, к уличным фонарям, друг к другу, к любым предметам вокруг базы. Проинструктируйте участников, что, приковав себя, необходимо поменяться ключами с товарищами, чтобы полицейские не могли найти ключи, чтобы открыть замки, и им приходилось пилить каждую цепь! И тогда у полиции не получится так легко расчистить дорогу к базе!
Профсоюзные лидеры предприятий эмоционально загалдели, предвкушая предстоящую акцию.
– Запомните, никакого насилия! – продолжал Гвидо. – Мы – жертвы полицейского произвола! Нас бьют, а мы не отбиваемся! Пусть весь мир видит, как итальянское правительство использует против мирных жителей свой репрессивный аппарат в угоду американцам! Я уже договорился с журналистами всех передовых газет. Минимум два-три журналиста будут постоянно дежурить около базы… А если все как следует разгорится, то на такой материал и телевидение непременно пожалует.
Москва. ЗИЛ.
Сатчан пришёл на тренировку, значит, всё без изменений. Отвлекал его разговорами про детские вещи, кроватку, ванночку и прочее, необходимое уже на первых порах. Кроватку он хотел купить такую же красивую, как у наших пацанов. Обещал ему поговорить с Анной Аркадьевной. И ещё он собрался на базу за коляской…
– Слушай, давай, съезжу с тобой на базу, помогу тебе выбрать, – предложил я. – Заодно своим посмотрю сидячую складную двухместную коляску. А то лето на носу…
Он посмотрел на меня сначала удивлённо, когда я помощь предложил с выбором. А потом, когда я про двухместную коляску заговорил, его такой смех разобрал прямо во время тренировки, видимо, напряжение выходило… Ну да, меня самого на базу, куда у него есть допуск, то ли как у комсомольского руководителя, то ли как у зятя министра, не зовут, вот я и хочу там закупиться импортной коляской за компанию с ним… Ну а что – наглость города берет! В «Березке» много что есть, но импортную коляску для двойни мы так и не смогли с Фирдаусом найти, уж больно редкий товар…
Пытаясь сдержать смех, он начал так забавно похрюкивать, тут уже и меня смех разобрал. Чуть тренировку с ним не сорвали, начав в голос ржать.
После занятий, уже в раздевалке, ко мне подошёл Марат.
– Завтра как обычно? – спросил он. – В одиннадцать?
Блин, завтра же лекция по экономике! Хорошо, напомнил, а то я хотел с утра в Коростово ломануться, посмотреть, как там строительство продвигается.
Подтвердил нашу завтрашнюю встречу и поехал домой. Хотелось побыстрее добраться до кабинета. Появилась мысль, как написать письмо, чтобы гагаринские на него точно купились.
Вернувшись домой, договорились с женой, что с утра я съезжу на работу, а в деревню поедем сразу, как дети поспят первый раз.
Мальчишки уже спали. Тузик пристроился караулить на полу у одной кроватки, а Панда – у другой. Прямо идиллия…
Расспросил Галию, как у неё на работе отнеслись к тому, что она дала заднюю на опасные съемки?
– Ты знаешь, – с удивлённым лицом начала она. – Я так переживала, как они все воспримут мой отказ… А стоило только сказать, что мне муж не разрешил, сказал, что это небезопасно и всё… Ни у кого никаких больше вопросов. Представляешь?
– Ну, всё логично, на самом деле, – решил объяснить я, чтобы она и впредь от нежелательных предложений так же спокойно отказывалась. – Если женщина, ссылаясь на мужа, от чего-то отказывается, это, во-первых, говорит окружающим, что для неё семья важнее, чем тот выбор, что ей предложили. А во-вторых, начальство сразу понимает, что на такую женщину давить бесполезно. Она не одна, у неё за спиной поддержка в виде мужа. Если начать на неё давить, она просто уйдёт с этой работы на другую, но под начальство прогибаться не станет, плевать она на него хотела. Ну и фактор самооценки тоже играет роль. Ты им продемонстрировала, что не собираешься рисковать собой и тем самым, поверь, только уважение к себе вызвала.
– Правда?
– Конечно.
Будет моей малышке теперь над чем подумать, – мысленно улыбнулся я, и пошёл к себе работать. Так-то у меня была и еще одна версия – что они и сами знают, что предложение слишком опасное, и Галия не первая девушка, что отказалась после раздумий. Чему им удивляться?
Письмо для Регины и тех, кто за ней стоит, решил написать по аналогии с жалобой работников хлебозавода, которые жаловались, что им горелый хлеб из помойки не разрешают за территорию комбината выносить.
Мол, через бухгалтерию фабрики регулярно проходят акты о списании бракованной продукции. Но аноним жалуется, что этот брак сразу куда-то пропадает, его никто и не видит. Причем брака по документам очень много, сотни единиц продукции каждый месяц, как удалось разузнать у рядовых работников бухгалтерии. Сколько трудящиеся не обращались к руководству с просьбой хоть пару бракованных стульев оставить для своих рабочих мест, всё бесполезно. Аноним возмущается подобной бесхозяйственностью и задаёт закономерный вопрос: неужели незначительный дефект вполне себе функционального изделия не позволяет использовать его для нужд самого предприятия? Куда все это пропадает? Если на утилизацию, как в бумагах, то кто ей занимается, кого не спросишь, никому не поручали такого. Есть мнение, что все эти партии руководство вывозит для своих нужд. Мало ли, из двух бракованных стульев один целый собирают или диваны бракованные ремонтируют и используют? А рядовому сотруднику предприятия тогда почему не позволяют тоже поучаствовать в спасении брака «от уничтожения»? Сколько диванов и стульев нужно для руководства, руководителей не так и много же, могли бы и поделиться!
Подумав ещё, приписал, что если позволить трудящимся на фабрике выкупать некондицию хотя бы по цене материалов, то и убытки предприятия заметно снизятся. Возможно, для многих царапина на полировке не является таким уж критическим дефектом, как для ОТК фабрики. Лучше так, чем фабрика не получает ничего, как сейчас…
