На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

Всадники тут же поснимали шапки и шлемы, принялись кланяться. Однако намерения их явно были далеки от верноподданнических.

— С дороги! — рявкнул на предводителя всадников, натянувший поводья Сигизмунд. — Прочь! Как ты смеешь стоять на дороге у своего короля⁈

— Вы, ваше величество, — елейно улыбнулся в ответ всадник, нахлобучивая обратно на голову отороченную соболем шапку, — не мой король. Я имею честь служить великому князю литовскому Михалу Скопину-Шуйскому.

— Лжёшь, подлец! — наставил на него палец, будто клинок шпаги, король. — Я король польский и великий князь литовский! Московит же — подлый самозванец, против закона присвоивший себе чужой титул.

— Это уже magnae res politicae,[1] — отмахнулся всадник, — я же человек маленький, всего лишь полковник лёгкой конной хоругви в литовском войске. Честь имею представиться, ваше величество, Александр Юзеф Лисовский, простой шляхтич герба Ёж.

— Ты получишь моё королевское прощение, — заявил Сигизмунд, — и любое староство, какое выберешь, если пропустишь меня и сопроводишь до Кракова!

— Лестное и щедрое предложение, — потёр подбородок, словно обдумывая или в самом деле обдумывая, слова короля Лисовский. — Но вынужден отказаться, ваше величество. Я — подлец, не скрою, такова уж моя natura, кою уже не исправить. Но предателем и перемётчиком не был никогда и становиться не желаю, natura такая, ничего с собой поделать не могу.

— И что же ты станешь делать теперь? — поинтересовался у него Александр Балабан.

Племянник Жолкевского возглавлял отряд, сопровождающий короля. Однако, несмотря на то что людей он подобрал одного к одному — все отчаянные рубаки и готовы за его величество хоть в омут головой, хоть на сабли лисовчиков, — он понимал: драться сейчас — просто людей без толку положить. Лисовчиков слишком много, дорога вперёд отрезана, их просто перебьют, а его величество всё равно попадёт в плен.

— У меня приказ со всем вежеством проводить его величество обратно в Варшаву, — ответил Лисовский. — Вы же, панове, вольны сопровождать его величество или же ехать себе, мне до вас дела нет, и лить вашу кровь я не собираюсь.

Король затравленно глянул на Балабана, как будто думал, что тот покинет его, оставив одного. Однако староста теребовльский делать этого не собирался, предателем и трусом прослыть он точно не хотел.

— Надо разворачивать коней, ваше величество, — грустно произнёс он, — и возвращаться с этими негодяями в Варшаву.

Сигизмунд и без его советов понимал — выбора у него нет, придётся возвращаться. Чёртов московский выскочка снова переиграл его, вот только теперь король у него в руках.

[1] Большая политика (лат.)

На Замковой площади наш кортеж встречал сам король Сигизмунд под надёжным конвоем разряженных в пух и прах лисовчиков. Это был настоящий звёздный час полковника Александра Юзефа и его людей. Взять в плен самого короля польского — о таком простой шляхтич не мог и мечтать, да и не мечтал бы никогда, если уж честно. Но вот теперь Лисовский со своими лисовчиками стоят вокруг большой группы высших сановников Речи Посполитой, сопровождавших короля Жигимонта Польского. Тот уже успел сменить дорожное платье, в котором бежал из столицы, на более приличествующий королю наряд, решив одеться подчёркнуто на польский манер, хотя обычно отдавал предпочтение иноземному платью. Рядом с королём сидел в седле епископ Гембицкий, хотя особам духовного звания это было не так чтобы привычно. Его я опознал по сутане и Библии, которую он держал в левой руке, словно щит. Других сановников и сенаторов, безусловно вельможных и знаменитых, даже князь Скопин знал только по именам, но никак не в лицо.

Я сперва подъехал к Лисовскому, решив сказать этому плуту пару слов, прежде чем начну разговор с королём.

— Видел, какую рыбу я тебе в садок закинул, пан полковник, — усмехнулся я, — а ты артачился, не хотел оставаться в осадном стане.

Лисовский лишь усы разгладил в ответ, ничего не говоря. Он просто раздувался от самовольства, и мне, как никогда прежде, хотелось рубануть его по голове палашом. На поясе висел не привычный клушинский трофей, а дядюшкин подарок, однако и им я вполне мог раскроить его череп, так что зубы по всей стороне полетят.

Когда я отправлял Лисовского в засаду в осадный стан на правый берег Вислы, он и в самом деле артачился и всеми силами пытался отвязаться от этого поручения. Конечно, ему куда сильней хотелось разорять Мазовию, предавая её огню и мечу, нежели торчать с отборными лисовчиками в старом осадном стане и ждать появления там короля. Это если нам удастся взять Варшаву, если король побежит, если решит бежать именно так… Слишком много «если», а тут из рук буквально утекает добыча, которая теперь вся липкам Кмитича достанется. И всё же против прямого приказа он пойти не посмел, несмотря на всё своё знаменитое своевольство, да и сорвать банк шансы были, поэтому лисовчики и засели в старом осадном стане, поджидая короля. И ждать его пришлось недолго.

Проехав мимо Лисовского, я наконец оказался лицом к лицу со своим давним врагом, королём Жигимонтом Польским. С ним я воевал с прошлого года, но ни разу не видел его, и теперь наконец Бог дал — свиделись. Буквально лицом к лицу.

Первые несколько минут мы оба потратили, изучая друг друга, обоим интересно было понять, каков он — давний враг, с которым столько раз скрещивали клинки, но ни разу не встречались очно.

— Приветствовать вас на своей земле я не стану, — первым заговорил король Сигизмунд, — ибо вы не более чем захватчик, нацепивший к тому же чужую корону.

Как ни крути, а он был королём, и потому я не имел права обращаться к нему первым, как и курфюрст. Даже победители, мы были ниже его по рангу, да к тому же мятежными вассалами. Что я, что курфюрст, даже если бы Сигизмунд принял решение Виленского сейма, где меня выбрали великим князем литовским. Поэтому нам пришлось ждать короля, однако и тот не мог бесконечно тянуть паузу, поэтому вынужден был первым обратиться к нам, пускай и с не очень приятными словами.

— Великий сейм Литовский, — первым ответил королю Сигизмунду я, — избрал меня князем, так что великокняжеский венец я ношу по праву.

Самого венца у меня на голове не было, конечно, он остался в Вильно, однако ни Сигизмунда, ни меня это ничуть не смущало. Он тоже без короны польской был, в конце концов, но королём же от этого быть не перестал.

— Вашего сейма я, как великий князь литовский, не признаю, — отмахнулся Сигизмунд с таким высокомерием, словно его вместе со свитой окружали вовсе не мои лисовчики, а привычные гвардейцы из шведов, которым он доверял безоговорочно, — как и вашей подлой узурпации Литвы.

— Об этом, — ответил я, — будут судить другие. В Варшаву уже едут князь Николай Радзивилл и канцлер Сапега. Они везут проекты соглашений, которые будут подписаны между Польшей и Литвой.

— Этому не бывать никогда! — с пафосом выпалил король, и я понял, что пора несколько охладить его пыл.

— Ваше величество, — как можно спокойнее проговорил я, — мы пришли в Варшаву не как завоеватели, не отдали столицу своим солдатам на три дня, хотя, видит Бог, они этого заслужили и крови пролилось достаточно. Я не требую вашу саблю и ключи от города. Ведутся переговоры лишь о контрибуции, которую выплатит город, чтобы успокоить наших солдат. Если им не заплатить после такого сражения, они точно бунт поднимут и, того гляди, вообще спалят Варшаву. Тогда ни о каких переговорах и речи идти не может, придётся ввязываться в жестокую тотальную войну, в которой уже не будет победителей. Я не желаю, чтобы и дальше лилась польская и литовская кровь, поэтому предлагаю вашему величеству и всей Польше в вашем лице соглашения, которые закончат войну.

— Отторгнув от неё Литву… — начал было его величество, однако подъехавший к нему поближе епископ Гембицкий на правах духовного иерарха и коронного канцлера позволил себе прервать его и быстро что-то заговорил шёпотом, так что слышал один только Сигизмунд.