Помещик (СИ) - Шерр Михаил

— Это музыкальная иллюстрация, — объяснил я. — Влюблённый приходит на свидание к кладбищу. Сначала идёт спокойно — вот эти медленные удары. Потом слышит, как скрипнула крышка гроба — вот этот звук. Пугается, кричит и убегает — быстрые удары.

— Гениально! — восхитился Николя. — Вот это настоящее французское искусство!

Все были в восторге. А я внутренне усмехался. Обошёлся без пения, а эффект получился отличный.

На удивление от меня больше никто не стал требовать исполнения каких-либо музыкальных номеров или свежих парижских анекдотов. Только старший Ракитин несколько раз как-то странно на меня посмотрел.

Возможно, что я начинаю немного шизовать, но любого потенциального кредитора мой потрясенный разум начинает воспринимать как реального и более того, мне кажется что он сейчас на меня набросится и начнет требовать с меня долг. Причем это будет сопровождаться методами воздействия из лихих девяностых.

Мне представилась картина: я связанный лежу в каком-то пыточном подвале, а старший Ракитин готовится призвать меня к ответу с помощью огромного чугунного утюга, который на огне разогревают Николя со своей невестой.

Тряхнув головой, я избавился от этого дурацкого видения, но мне тут же пришло в голову другое. Меня пытают отец и дочь Самохватовы.

В совершенно растрепанных чувствах я покинул ракитинский вечер, дав себе самому твердое слово завтра же начать приводить с порядок дела имения. Лично.

По возвращению домой меня ждал большой сюрприз — Пелагея с красными, нареванными глазами подала мне толстый пакет запечатанный сургучной печатью батюшки с надписью сделанной вероятно его дрожайшей рукой, судя по неровным кривым буквам: «Моему сыну Александру» и родительскую печать в виде перстня.

— Ваш батюшка, умирая, велел передать вам. Он перед смертью сказал, «Алексей далеко, кругом одна измена. Только на тебя одна надежда». Алексей Владимирович были в отъезде, когда ваши родители отошли ко Господу.

От неожиданности я растерялся и не сразу взял пакет и перстень. Память Сашеньки услужливо напомнила, что у батюшке действительно был такой тяжелый золотой перстень.

— А почему ты раньше не отдала?

— Боялась.

Пелагея развернулась и зарыдав, убежала.

Глава 6

Сказано, сделано. Началом рабочего дня для себя я привычно определил восемь часов утра.

Все необходимые распоряжения я отдал с вечера и ровно в восемь переступил порог родительского кабинета.

Кабинет находился в самой тихой части флигеля. Массивный письменный стол из дуба, красивые застекленные книжные шкафы, четыре удобных кожаных кресла.

По моему приказу под присмотром Степана была произведена тщательная уборка кабинета и в нем теперь стоял запах какой-то весенней свежести с легким табачным налетом. На столе лежали стопки бумаг, которые вёл Семён Иванович.

Для начала я решил внимательно изучить содержимое пакета вчера переданного мне Пелагеей.

В нем были письма с Кавказа, извещающие родителей о гибели братьев. Я еще раз внимательно прочитал их и аккуратно положил в нижний ящик стола. Туда же последовал список долгов братьев составленный батюшкой сразу же после получения таких печальных известий.

Долги были не малые, в сумме они тянули почти на сто пятьдесят тысяч, сто из которых сделал старший брат. Юридически ни родители, ни я, не обязаны их выплачивать, но дворянская и родовая честь обязывали это сделать. Так что когда-то мне придется их выплачивать. Возможно.

После этого я разложил на столе остальное содержимое вчерашнего пакета: записную книжку батюшки, отчет губернского землемера о выполнении работы по межеванию земель имения заказанного помещиком Нестеровым Г. П. за месяц до смерти родителей, справка губернской канцелярии о состоянии сельского хозяйства в губернии и в частности об урожайности за последние десять лет, письмо с не разборчивой подписью какого-то московского агронома о качестве пахотных земель имения и список долгов батюшки, которые я унаследовал и обязан выплатить.

Их общая сумма действительно значительна — сто пять тысяч с небольшим. Дражайший родитель тщательно расписал каждый долг: когда, у кого, на какой срок и на каких условиях он взял деньги. Четко указаны суммы и то, что в будущем назовут графиком платежей.

Оказалось, что на каждый долг у кредитора есть расписка со всей подробнейшей информацией и она заверена личной печатью батюшки. Так что все сразу господа кредиторы накинуться на меня не смогут. Закон в данном случае на моей стороне.

А вот составленная отцом моего репичиента итоговая таблица платежей меня расстроила и одновременно обрадовала.

В Государственный заемный банк надо в течении пятнадцати лет платить по 750 рублей в год. Двадцать тысяч действительно в начале года взяты беспроцентно под гарантии Алексея Владимировича с обязательством вернуть по первому требованию в течении десяти дней через год после займа.

Остается долг в 74 тысячи, который надо выплачивать в течении восьми лет ежегодными платежами. Это плюс-минус девять тысяч. Платежи за этот год частным кредиторам и в банк произведены за месяц до получения известия о гибели братьев. Надо полагать отец скорее всего понял, что жить ему осталось не долго и каким-то образом нашел деньги. Скорее всего это он сделал из тех средств которые ему помог занять дядюшка, но желательно бы уточнить.

Если через год удастся расплатиться с Алексеем Васильевичем, то положение радостным конечно не назовешь, но и не «ужас, ужас, ужас». По крайней мере можно попытаться что-то сделать.

Долги были расписаны на нескольких листках твердой рукой, очень разборчиво и ровно. Последним был листок, прочитав который, я просто обалдел. Его надо было читать самым первым!

Коротко это можно назвать историей падения и разорения, написанной собственноручно рукой помещика Нестерова.

Еще пять лет он все дела в имении вел сам и оно процветало, принося доход, которого хватало на всё. Родители Александра жили скромно: в свет выезжали редко, занимались воспитанием трех сыновей и хозяйством. Понемногу ремонтировали разоренный много лет назад большой господский дом.

Но пять лет назад из столичного кадетского корпуса выпустился и пошел служить в гвардию старший брат, через год средний, а я, то есть Александр Георгиевич, пошел учиться в Московский университет.

Расходы сразу же пошли вверх, особенно когда три балбеса начали баловаться картишками. Дальше больше, любовь и последующая женитьба старшего брата отправила семейный бюджет в нокаут.

Три года назад отец начал много болеть, перестал справляться с ведением дел и итоге все дела начал вести, нанятый за два года до этого, управляющий. Но дела с каждым годом шли все хуже и хуже.

Долги начали расти с огромной скоростью и в какой-то момент батюшка стал занимать, чтобы платить по предыдущим займам.

Прошедшей весной хозяин поместья решил, что управляющий Семен Иванович просто никчемный сотрудник и решил его уволить и начать вновь вести хозяйство самому. Этим объяснялось сделанное по его заказу новое межевание земель имения и получение двух интересных справок: об урожайности в губернии и плодородии земель имения.

Алексей Васильевич совершенно прав: покойный родитель был действительно большим чудаком. Да любой нормальный человек в данной ситуации сразу же подумал бы о воровстве управляющего и выгнал его, а не смотрел бы несколько лет, как он гробит еще недавно процветающее имение и загоняет тебя в долги.

Выгнать никчемного управляющего не сложно, но сначала надо во всем разобраться и понять каким образом Семен Иванович нас обворовывал.

Первым делом я решил ознакомиться с отчетом об экономике поместья за прошлый год. Сразу же в глаза бросилось, что он составлен позже обычного, как раз после проведенного межевания и характеристика поместья соответствовало данным землемера.

Всего в поместье 830 десятин земли. 400 пахотные земли, 100 луга и сенокосы, 300 десятин лес и 30 усадьба и дороги. Болот и каких-нибудь пустошей нет.