Помещик (СИ) - Шерр Михаил

— Ох, барин! Да это ж не то, что у нас в губернии никто не готовит — такие яйца и государю-императору подать не стыдно!

— А этот соус что за диво? — спросила Пелагея, пробуя майонез.

— Это французское изобретение, — объяснил я. — Называется майонез.

— Ох, и хитро же! — покачала головой кухарка.

Завтрак прошёл в приятной обстановке. Все хвалили омлет, а я насладился отцовскими сигарами — оказалось, что у покойного в этом отношении были отличные вкусы и денег на это он не жалел.

Около полудня во двор въехал верховой. Молодой человек лет двадцати пяти, одетый в модный сюртук и высокие сапоги. Конь под ним был породистый, сбруя — дорогая.

— Александр! — крикнул он, спешиваясь. — Mon ami! Как дела?

Воспоминания Александра подсказали мне, кто это. Николай Петрович Ракитин, сын соседнего помещика. Только звал он себя на французский манер — Николя. Кажется мой ровесник.

— Николя! — отвечал я, выходя ему навстречу. — Какими судьбами?

— А вот приехал тебя звать, mon vieux! — Николя обнял меня по-приятельски. — Сегодня у нас праздник! Мой дорогой друг из Парижа приехал. Соберётся вся наша компания — будем développer, как говорят французы.

— То есть? — я сделал непонимающий вид.

— Да всё что полагается — пить хорошее вино, танцевать с приятными дамами, в фанты играть, — Николя сально подмигнул. — А ты нам что-нибудь споёшь, сыграешь. Ты же у нас artiste!

Воспоминания подсказывали, что до отъезда в Париж Александр действительно был местным затейником. Особого толку от него не было, но развлекать народ он умел. Играл на гитаре, неплохо пел и рассказывал анекдоты, в основном пошловатые или даже откровенно неприличные. Но заходили они на ура.

«А теперь я ещё и парижанин, — понял я. — Наверняка от меня ждут последних европейских новостей и модных песенок».

Отказаться было нельзя. Во-первых, Ракитины были влиятельной семьёй в уезде. Во-вторых, мне действительно нужно было познакомиться с местным обществом, понять, кто есть кто.

— Конечно, приеду, — согласился я. — В которому часу?

— Вечером естественно. Часам к семи. Не подведи, mon ami!

Николя вскочил на коня и умчался, оставив облако пыли.

Перед поездкой я, уединившись, еще раз проштудировал страницы дневника Сашеньки, где он подробно описывает Ракитиных и сборища у них.

Ума Александр Георгиевич прежнего разлива был не далекого: то, что отношение к нему как к клоуну, он похоже не понимал, но публику, собирающуюся у Ракитиных описывал подробно. И даже в мельчайших подробностях изложил похабщину какой закончились его проводы в Париж.

Да, нравы русского дворянства середины 19 века еще те. Знаю все это уже не будешь удивляться глубине падения этой опоры государства Российского через несколько десятков лет. Практически детей нынешней дворянской молодежи России.

Но в этот раз я вам, господа, подобное «удовольствие» организовывать не намерен.

К семи вечера я был у Ракитиных. Деревенские мужики успели привести в порядок изрядно потрепанную на европейских дорогах карету, а Степан привел из деревни двух более менее приличных лошадей. Так что мой выезд в итоге получился вполне ничего.

Ракитинская усадьба выглядела намного богаче и ухоженнее моей — большой каменный, как с иголочки дом, ухоженный на английский манер парк, множество вышколенных слуг. Дела у них явно шли лучше.

В гостиной собралась вся местная «золотая» молодёжь. Николя с невестой — незнакомой мне девушкой лет восемнадцати, которую все называли Анжелика, хотя её настоящее имя было Евдокия. Ещё несколько молодых дворян из окрестных имений.

Я невольно про себя похвалил Сашеньку, его описания были очень точными и я «узнал» почти всех гостей.

Взяв у лакея бокал шампанского, я уже хотел было присоединиться к кружку вокруг моего «друга» Николя, как в этот момент в гостиную вошла ещё одна гостья. Дама лет двадцати, достаточно пышных форм, в ярком изумрудно-зелёном платье с глубоким декольте и в кремовых вечерних перчатках. Её представили как Аглаю Дмитриевну Самохватову.

«А, — вспомнил я, — дочка калужского купца. У нас с её отцом соседние дома в городе».

Аглая Дмитриевна сразу же обратила на меня внимание. Подплыла, так сказать, к моей персоне и заняла собою все окружающее пространство вокруг.

— Ах, Александр Георгиевич! — защебетала она. — Как я рада вас видеть! Папенька так часто о вас вспоминает!

«Ещё бы не вспоминать, — мрачно подумал я. — Небось денег должен и ему».

— Расскажите нам о Париже! — продолжала ворковать Аглая. — Там ведь такая мода интересная! А театры! А рестораны!

Она была настойчива как тяжелый танк, всё время норовила прикоснуться к моему рукаву, заглянуть в глаза и продемонстрировать глубину своего декольте. Было ясно, что дама положила на меня глаз.

«Боже, — думал я с ужасом, — только этого мне не хватало. Глупая и назойливая купеческая дочка с явными матримониальными планами. И наверняка тяжелой артиллерией будут мои долги её папеньке».

Вечер тянулся довольно скучно. Играли в карты, в домино, пили вино, обсуждали местные сплетни. Николя рассказывал о своих планах поступить на государственную службу, Анжелика — о последних парижских модах. Присутствие старших делало вечер достаточно пристойным, без откровенных пошлостей.

Ближе к концу вечера Николя отвёл меня в сторону.

— Слушай, Александр, — сказал он очень тихо и доверительно, — что ты тушишься? Аглая же прямо на тебя облизывается!

— Да вижу я, не слепой, — вздохнул я.

— Так в чём дело? Отец у неё, конечно, не миллионщик, но денег много. И приданое даст хорошее. А то что жирновата — так это не беда. Девка видная, будет что пощупать.

Николя подмигнул мне, сально ухмыльнувшись и подкрепил свои слова откровенным жестом.

— А если не нравится — так никто не заставляет тебя хранить верность. Все так живут — женятся на деньгах, а потом делай что хочешь. Ребёночка заделаешь для приличия — и с капиталом тестя обратно в Париж!

Мне стало противно. Циничность, с которой Николя говорил о браке, просто поражала.

«Натуральная проституция, — думал я. — Продать себя за деньги и жить на содержании у богатого тестя».

Но возразить я не мог. Время другое и нравы другие. Да и купцу Самохватову я тоже был должен.

— Подумаю, — уклончиво ответил я.

Думать мне естественно не хотелось, а было острейшее желание заехать в тыкву «другу» Николя за столь откровенное сватовство купеческой дочки.

В этот момент кто-то крикнул:

— А давайте музыку! Александр, спой нам что-нибудь!

— Да, да! — подхватили остальные. — Ты же наш главный артист!

Принесли гитару. Все уселись в большой кружок, ожидая представления.

«Чёрт, — подумал я. — Сейчас от меня ждут какую-нибудь модную парижскую песенку. А я что, буду петь Высоцкого? Или Битлз?»

Нужно было как-то выкрутиться, не изображать же из себя действительно клоуна.

— О, господа! — воскликнул я, беря гитару. — Конечно! Сейчас я исполню для вас новейшую французскую песню!

Все зааплодировали в предвкушении.

Я задумчиво провёл пальцами по струнам, потом начал медленно барабанить по деке гитары двумя пальцами. Тык-тык-тык-тык…

— Песня называется «Свидание на кладбище», — торжественно объявил я.

— О! — восхитились дамы. — Как романтично!

Я продолжал барабанить: тык-тык-тык-тык…

Потом резко дёрнул самую толстую струну. Раздался низкий, протяжный звук — как будто где-то скрипнула доска.

— А-а-а! — вскрикнул я и начал быстро барабанить по гитаре. Тын-тын-тын-тын-тын!

И на этом закончил. Секунду все сидели в растерянности, потом разразились аплодисментами.

— Браво! — кричал Николя. — Какая экспрессия! Какое настроение!

— Так реалистично! — восхищалась Анжелика. — Прямо мурашки по коже!

— Расскажите, что это означало! — попросила Аглая.

Похоже в этой компании она, возможно в силу своего купеческого происхождения, оказалась самым умным человеком.