Олег Кулаков - Нукер Тамерлана
— Тогда просто разуйтесь.
Пожав плечами, я снял кроссовки и носки. Дощатый пол приятно холодил ступни.
— А почему так пусто? — поинтересовался я. Он улыбнулся:
— Ну, во-первых, вы законченный индивидуалист…
Я усмехнулся.
— А во-вторых, у меня мало учеников… Вернее, совсем нет. Я, конечно, веду занятия, но этого мало, чтобы считаться моим учеником.
Игорь наклонился, дотянувшись до пола, а когда распрямился, в руках его оказались две широкие кривые сабли.
Это было очень красиво — то, что он делал. Я затаил дыхание, поглощенный мерцанием металла и стремительностью движений. Он все убыстрял темп, пока лезвия вращающихся сабель не превратились в отливающие металлом сплошные круги. Вспарываемый лезвиями воздух гудел, как потревоженный шмель. Остановился Игорь так же внезапно, как начал.
— Что скажете?
— Танец. Красивый и смертоносный.
— Моей дочери десять лет, а сыну семь, — улыбнулся он, — и оба станут блестящими фехтовальщиками. Но мне нужен еще ученик-мужчина. Взрослый, но не старше двадцати пяти. И лучше, если до этого с фехтованием вообще, не сталкивался. Разные стили, разная хватка — не надо переучиваться. Но дело даже не в этом. Познакомив с вами, Велимир сделал мне неожиданный и потрясающий подарок. Мои дети станут чемпионами: они фехтуют с четырех лет; но вы, Дима, будете мастером из мастеров. Поверьте, я знаю, о чем говорю. И хотя есть люди, которые годами берут у меня уроки, приобретая и умение, и опыт, а вы никогда не держали в руке ни меча, ни сабли, ни шпаги, вы быстро опередите их. Потому что ваш талант, Дима, — совершеннейший атавизм. И дело не в физической силе. Родись вы лет пятьсот назад, о вас бы складывали легенды еще при жизни. Честное слово, мне бы не хотелось упустить такой шанс.
Я молчал, не зная, что сказать. Потом спросил:
— Игорь, вы серьезно?
— Мне сорок пять, Дима. И фехтованием я занимаюсь с десяти: сначала спортивным — рапира, эспадрон; затем историческим. Я его фанатик. Фанатик искусства, ненужного современному миру. А это уже не просто опыт: тут задействована интуиция. И она редко меня подводит. Вы для меня — как для старого учителя музыки ученик с абсолютным слухом, абсолютной музыкальной памятью и склонностью к композиции. У вас Божий дар, Дима.
Я опустился на пол и сел, скрестив ноги.
— Пусть так. Но, знаете, я, пожалуй, не готов к такому повороту событий.
Он усмехнулся.
— Теперь вы уйдете, подумаете, а потом вдруг решите — а почему бы не попробовать?
— А если нет?
— Нет так нет, — Игорь пожал плечами. — А если да, то зачем тянуть? Давайте попробуем сейчас — сразу все и решим.
— Что ж… Давайте. Я ничего не теряю.
— Начнем, — сказал он.
Мы начали. И продолжали восемь лет. Игорь действительно был фанатиком. В фехтовании сосредоточился смысл его жизни. Сабли, мечи, копья, ятаганы, шпаги и рапиры. Для Игоря фехтование являлось искусством, потерявшим свое основное предназначение — нести смерть, а потому ставшим в ряд с музыкой и балетом. Он был и исполнителем, и балетмейстером своих головокружительных номеров с отточенной сталью в руках.
Не знаю, был ли он прав, говоря, что я стану великим мастером клинка, но заразить своей страстъю Игорь меня сумел. Однажды мы провели в зале восемь часов подряд, проверяя, против какого вооружения может выстоять испанский набор: шпага и кинжал. Вооружение идальго досталось мне, а Игорь постоянно менял оружие. Мы перепробовали все — от египетского ятагана до двуручного меча. Но двуручный меч оказался для шпаги слишком крепок. Она сломалась.
* * *
Топот множества ног заставил Дмитрия обернуться: отряд из пяти солдат с горящими факелами проходил по аллее. Увидев его, воины стали переговариваться, а потом громко захохотали. Он провожал караул взглядом, пока отсветы пламени факелов не растаяли во тьме. На какие-то минуты Дмитрий отключился от собственных мыслей, а потом вдруг понял, что решение уже принял. Безумное, но единственно правильное.
Уйти некуда. Теперь понятно, почему люди здесь столь низкорослы — средневековье. Они все были тогда метр с кепкой: достаточно разок полюбоваться доспехами в Рыцарском зале Эрмитажа, чтобы получить представление, какого росточка были славные герои турниров. А это еще и Средняя Азия, население которой и в будущем-то не баскетбольных стандартов. Так что затеряться среди малорослого средневекового люда при всем желании не удастся. К тому же он почти альбинос — красных глаз только и не хватает. Вот это как раз к лучшему — будь у него красные радужки полного альбиноса, черт его знает, что бы пришло в голову здешнему народцу: могли и за сказочное чудовище счесть. Это во-первых.
Во-вторых. Куда идти? На Русь? Хрен редьки не слаще: тут Тамерлан, там князья друг дружку за бороды дерут. Патриотизм тут неуместен. И куда бы он ни пошел — везде будет большой белой вороной. Так что спокойная жизнь кончилась раз и навсегда.
Значит, остается адаптироваться здесь. Но как? Обучиться какому-нибудь ремеслу? Теоретически возможно. Но это же средневековье: сплошные войны, феодалы и чернь, дани и поборы. Словом, веселая жизнь.
Дмитрий всегда хотел одного — ни от кого не зависеть, и на исходе двадцатого столетия это стало возможным даже в его патологически тоталитарной стране. В меру, конечно: имей хорошо оплачиваемую профессию, собственный угол, личный транспорт, не лезь в игры, которые отдают сомнительным душком, — и будешь счастлив. А здесь кто-нибудь да обязательно сядет на шею и свесит ноги. Либо ты сидишь на ком-то, либо некто на тебе — третьего не дано.
“Родиться бы тебе лет пятьсот назад…” Дмитрий усмехнулся. Вот я и родился, Игорь. Надеюсь, ты не обманывался, возлагая на меня такие надежды…
Две вещи по-настоящему волновали Дмитрия: вмешательство в прошлое и неминуемая необходимость убивать. Он еще никого не убивал. Не довелось. А уж мечом или шпагой — тем более.
Правда, поединки “на поражение” они с Игорем проводили регулярно. Но там все заканчивалось обозначением “смертельного” удара. В основном же Игорь муштровал Дмитрия бесчисленными упражнениями. Бой с тенью. Или со многими тенями. Игорь утверждал, что китайцы совершенно правы: для овладения мастерством в искусстве поединка — будь то рукопашный бой или с применением подручных средств — вовсе не обязательно иметь реального противника; главное, чтобы тело знало, что делать. Движения ложатся в определенную схему, одинаковую и для китайца, и для индейца Огненной Земли.
Здесь же одним обозначением последнего удара бой не ограничится. Правила игры придется принять полностью, и значит, придется убивать, чтобы выжить. Главное, чтобы вышло в первый раз: необходимо снять рефлекс, заставляющий руку прервать движение клинка.
О том, что могут убить его, Дмитрий даже не думал: он и так, можно сказать, умер — для своего времени. Он лишь вспомнил недавний сон, в котором ему явился Велимир, и подумал, что глубины подсознания что-нибудь да подскажут человеку, если тот не в состоянии решить жизненно важных вопросов не сознательно. А уж какой облик примет интуиция — умершего ли друга, Божьей Матери или белого медведя — не суть важно.
Что же до вмешательства в прошлое… Тут уж одно из двух: либо надо плюнуть и не ломать головы над ненужными проблемами, либо отыскать веревку покрепче и повеситься на ближайшем суку, дабы ненароком не исказить будущего. Был, правда, еще третий вариант: забиться в совершеннейшую глухомань и отшельничать, ни во что не вмешиваясь. Питаться акридами и медом. Чушь! Рано или поздно все равно достанут. Это в лучшем случае, в худшем — он попросту рехнется от одиночества и мыслей о невозможности возвращения. А чего тогда, спрашивается, тянуть?
Дмитрий рассмеялся.
— Ну вот, Игорь, — проговорил он. — Теперь у меня самореализация пойдет полным ходом. И обо мне будут складывать легенды…
Он поднял глаза к ночному небу. Оно заметно посветлело — близился рассвет. У него оставалось еще немного времени, чтобы покопаться в памяти и кое-что вспомнить. Такая малость, а сколько от нее зависит…
* * *
С десяток воинов спали на траве вокруг тлеющего костра, разведенного прямо на зеленом газоне. Бодрствовал только один, он сидел и смотрел на низкие языки бледного пламени, облизывающего головни. Когда Дмитрий привидением вынырнул из утренних сумерек, воин настороженно вскинулся, но при виде юродивого отвернулся. Что и требовалось. Пирамида из составленных копий стояла чуть поодаль. Дмитрий быстро прошел туда, схватил одно и скрылся в кустах. Вслед раздался удивленный вскрик воина.
Он торопился к бассейну: там имелась лужайка, очень удобная для исполнения задуманного. Слыша позади топот бегущих ног, он улыбался: все как надо. Выбежав на середину лужайки, Дмитрий на мгновение остановился, перевел дух. И начал. Он наносил удары и отражал атаку воображаемого противника. Копье с шелестом рассекало воздух.
