Александр Логачев - Мечи Ямато
— Это само собой, — кивнул Мацудайра. — Но я сейчас говорю о приемных детях. Защищайся, Ямамото!
И мастер пошел в атаку, нанося удары один за другим — сверху, слева, справа. Артем отступал, подставляя свой синай под синай мастера и удивляясь, как ему удается сдерживать этот натиск. В тишине зала стоял дробный стук бамбуковых мечей. Артем пятился, пока не уперся спиной в стену. Мацудайра тоже остановился.
— Одно из главных правил кэмпо[14], Ямамото: никогда не ставь синай ниже боевого меча. Во время учебного поединка ты должен быть уверен, что держишь в руках боевой меч.
Мацудайра отошел к центру зала, давая возможность Артему отлепиться от стены и тоже выйти на середину.
— И прими во внимание еще одно правило кэмпо, — сказал мастер. — Искренность усилий — это ключ к успеху. Когда мы действуем против более сильного противника, в своих действиях не должны быть неискренними, напротив, нам следует проявить себя с лучшей стороны. Защищайся, Ямамото!
И мастер показал, что предыдущая атакующая серия была разминочной. Мацудайра увеличил скорость ударов. Артем уже не пытался угадать, откуда в очередной раз вылетит бамбуковая палка круглого сечения, вообще ничего не пытался угадать и о чем-то думать, а целиком положился на чутье. И какое-то время — вот удивительно! — ему удавалось успешно отбиваться. Но потом, понятно, все встало на свои места. Артем почувствовал касание шеи, касание плеча, удар по локтю и завершил серию удар по ребрам.
Бли-ин... Довольно чувствительно приложил, ирод. Артема согнуло. Он схватился одной рукой за бок, но из другой синай не выпустил. А еще гимнаст отчего-то не сомневался, что тот ураганный ритм, в каком тут феерил мастер, — это еще не предел его возможностей.
— Я не договорил о приемных детях, — раздался сверху спокойный голос Мацудайра.
Артем оторвал взгляд от пола, посмотрел на мастера.
— Я весь внимание, Мацудайра-сан.
— Приемные дети всегда деятельнее, энергичнее родных детей, — сказал Мацудайра. — Им надо бороться за свое место в новой семье. А права они имеют точно такие же, как и кровные дети, значит, могут подняться в новой семье весьма высоко, даже стать главой клана...
— И остальным отпрыскам волей-неволей приходится шевелиться, чтобы не оказаться в подчиненном положении у приемыша, — сказал Артем, поднимаясь.
— Ты верно говоришь. Приемные дети встряхивают и оживляют семью, в которую попадают. Не дают крови застаиваться. Ты понимаешь, почему я об этом говорю, Ямамото?
— Понимаю, что твои слова, мастер Мацудайра, каким-то образом связаны со мной, только не пойму, как именно.
— Я убежден, Ямамото, что стране Ямато только на пользу пойдут приемные дети из других стран. — Мацудайра направился к стойке с мечами. — Они точно так же оживят страну. Взбодрят ее, не дадут ей погрузиться в сон. Конечно, нельзя допустить, чтобы чужаки заполонили страну, но и отгораживаться глухим забором тоже нельзя.
— А как же быть с надписью на воротах: «Почитать императора, изгонять варваров»? Варвары — это же чужаки. Такие, как я.
— В одном и том же иероглифе люди видят разный смысл, Ямамото. — Мацудайра вложил свой синай в стойку, добавив к другим мечам. — Одни читают «варвары» и видят перед собой айнов[15]. Другие читают «варвары» и видят перед собой всех чужеземцев, даже китайских и корейских монахов. Я читаю «варвары» и вижу перед собой трусов и глупцов.
Артем тоже подошел к стойке и поступил со своим синаем в точности так же, как мастер.
— Я хоть и не так давно нахожусь в стране Ямато, но мне почему-то кажется, что твои слова, мастер Мацудайра, многим бы не понравились. Я имею в виду — многим влиятельным людям, принадлежащим к тем самым упомянутым тобою благородным домам.
— Что с того, Ямамото! Всегда кому-то что-то не нравится. Многим не нравятся снегопады зимой, и что теперь делать, высочайшим указом запретить снегопады?
Мацудайра задумчиво крутил в руках деревянный меч. Он отличался от бамбукового — был не прямой, а загнутый, был не круглого сечения, а вытянуто-овального. Собственно, изделию этому, поелику возможно, пытались придать сходство с катаной.
— Вот поэтому Хидейоши направил тебя ко мне, — сказал Мацудайра. — Он знает, что я не отнесусь к чужаку плохо только потому, что он чужак. Он помнит, чему я учил его. Но вот вопрос, Ямамото... думал ли еще о чем-нибудь Хидейоши, когда направлял тебя ко мне? Была ли у него какая-то вторая мысль при этом?
Мацудайра протянул Артему деревянный меч.
— Возьми боккэн, Ямамото. Этот боккэн изготовлен из знаменитого окинавского дуба, поэтому даже сквозь кожу, которой обмотана рукоять, ты можешь почувствовать тепло древесины.
Тепла Артем никакого не ощутил, а вот что сразу почувствовал — боккэн этот был гораздо тяжелее бамбукового меча-синая. И первое, о чем подумал Артем, взяв в руки окинавское изделие: «Если боевых дел мастер влепит мне такой штуковиной, то это будут уже совсем иные ощущения, и все как на подбор неприятные. А где же, блин, знаменитые маски с решетчатыми забралами, в которых в кинофильмах тренируются эти проклятые японцы?» Но маски, видимо, еще пока не изобрели, и по идее Артем имел все шансы сделать это первым в мировой истории, запатентовать изобретение и нагреть на этом руки. Если, конечно, достаточно проживет, чтобы успеть что-то там запатентовать.
— Боккэн многие самураи носят с собой вместе с боевыми мечами, — сказал Мацудайра, доставая и себе боккэн из стойки. — Чтобы не опоганивать катану боем с недостойными людьми, например с разбойниками или невежливыми горожанами, самураи часто используют боккэн. А сейчас выбери любую стойку, Ямамото. Или из тех, что я тебе показал, или какую хочешь. Одно из правил кэмпо гласит: «Стойка должна быть естественна. Она должна быть естественной частью тебя самого». Приготовься, сейчас я проведу такую атаку: первый удар нанесу слева, второй сверху. Попробуй отразить эти удары.
И мастер не замедлил выполнить обещанное. Что-то мелькнуло в воздухе. Какие-то деревяшки громко стукнулись друг об друга. А потом Артем увидел у себя перед носом темное изделие из окинавского дуба. Если бы гражданин мастер не остановил дубовый меч в миллиметре от Артемового лба, то сотрясение воздушному гимнасту, думается, было бы гарантировано.
— Неплохо, Ямамото. Ты сумел остановить первый удар, — сказал Мацудайра, убирая боккэн от лица Артема.
«Я остановил первый удар?» — акробат сильно удивился. Но удивление удержал при себе. Ну да... вроде бы он рефлекторно вскинул меч. А услышанный стук — это не иначе соприкосновение боккэнов.
— Укиё-э[16] тебе подарили в монастыре? — вдруг спросил мастер.
— Что? — не понял Артем.
Деревянный клинок взлетел вверх, его лезвие коснулось груди Артема. Вернее, не груди, а выскочившей из-под куртки во время учебного боя лакированной дощечки на шнуре. Вот, значит, о чем спрашивает мастер...
— Нет, не в монастыре, — Артем замялся. — Мне... Я нашел ее в городе Яманаси. На улице. Видимо, кто-то обронил.
— Я весьма интересуюсь укиё-э, — сказал Мацудайра. — Впервые вижу гравюру, обитую медью.
Да ради бога! Пусть уж лучше рисунки на дощечках рассматривает, чем фехтует с бедным гимнастом! С этой мыслью Артем стянул с шеи сие изделие японского народного промысла и протянул мастеру.
— Любопытная вещь, — тихо проговорил мастер, разглядывая укиё-э.
— Я дарю вам ее, Мацудайра-сан, — сказал Артем и счел нелишним поклониться. — Пусть она принадлежит знатоку, а не человеку, который ничего не смыслит в укиё-э.
— Я благодарю тебя, Ямамото-сан, — поклонился в ответ мастер. Он засунул дощечку себе за пояс, отрывая от нее взгляд с явной неохотой, — заметно было, что ему хочется разглядеть поделку повнимательней. — Мы закончили на сегодня с фехтованием.
Мацудайра отправил боккэн в стойку.
— С первого раза до тебя, Ямамото, только один человек из впервые взявших в руки боккэн смог остановить хотя бы один из моих ударов. Это был Хидейоши. Ты — второй. Это говорит, что в тебе есть задатки прирожденного бойца. Только этого мало.
— Мало для чего? — спросил Артем.
— Для всего мало, — ответил мастер, засовывая за пояс-оби свои боевые мечи. — И для того чтобы стать ситэнно. И для того, чтобы стать кэнси. Мало даже для того, чтобы получить право называть себя кэнго из Мацудайра-рю[17].
Мастер опустился на соломенный мат, Артем последовал его примеру. Может, кому и удивительно, но Артем не расстроился, услышав, что одних только его замечательных задатков мало, чтобы стать кем-то из этих труднопроизносимых деятелей. А вот похвалой мастера он был польщен. Ишь ты, оказывается всего второй, кто отразил удар «повелителя меча», уж ясно, что сам Мацудайра не меньше чем ситэнно. Значит, не так уж плохи наши дела в космическом смысле этого слова!
