На Литовской земле (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

— Последние новости с юго-востока, — сообщал Сигизмунду епископ Гембицкий, — были о том, что под Збаражем случилась большая баталия. В ней войска обороняющихся и Жолкевского наголову разгромили предателя Конашевича Сагайдачного, заставив остатки его казацко-мужицкого воинства бежать на Сечь. Однако и там, как писал вам, ваше величество, Жолкевский, ему покоя не видать. Он отправил к низовцам верного человека, подстаросту чигиринского некоего Михаила Хмельницкого, чтобы тот со своим полком и прочими казаками, что остались верны Короне и вашему величеству, навёл там порядок и вырвал булаву из рук самозваного гетмана.

— Вы думаете этот Хмельницкий, — усомнился Александр Ходкевич, — сумеет привести к покорности низовое казачество и через это все украинные воеводства?

— Конечно, не сможет, — покачал головой Гембицкий, — и помощи от Вишневецких со Збаражскими ждать не приходится. Им ещё разбираться с бунтом и гасить его по всем воеводствам. Однако Жолкевский пишет вашем величеству также, что идёт со своим войском к Замостью, чтобы соединить силы с юным Томашем Замойским.

— В Замостье всем заправляет дед Томаша по матери, — возразил Ходкевич, — Станислав Тарновский, а он ни единого солдата не дал в помощь осаждённому Збаражу.

— Однако теперь, — вступил в увлекательную беседу сам король Сигизмунд, — когда непосредственная опасность Замостью и всем землям Замойских и Тарновских пропала вместе с разгромленным войском лжегетмана Конашевича, он, быть может, придёт на помощь своему королю в осаждённой столице. К тому же если Сагайдачный разгромлен, значит воинство идущее к нам с юго-востока может быть лишь союзным нам.

— Ваше величество правы в этом, — согласился с ним Ходкевич, — и ведёт это войско скорее всего Жолкевский, желая обратно булаву великого гетмана коронного заполучить. — Не удержался он от шпильки в адрес ещё одного конкурента в борьбе. Интригами Александр Ходкевич никогда не пренебрегал и всегда готов был вставить словцо ровно тогда, когда нужно. Вот как сейчас к примеру. — Однако размер его, к сожалению, далёк от того, о котором доносят слухи. Тарновский — старый паук, и покуда по соседству с ним будет горячо, он солдат не даст даже для спасения отечества.

— Вот, — грустным и каким-то тяжким голосом произнёс его величество, — вот она золотая вольность шляхетская. Речь Посполитая пропадай, гори огнём, спасать же будут лишь свою землю. Она, как рубаха, к телу ближе. Таков же и Вейер, — продолжил король, — не пошёл к нам на выручку, принялся ратиться с предателем курфюрстом и, по всей видимости, проиграл.

Вести с северо-запада, из Поморья и окрестностей Мальборка, где состоялась ещё одна битва, приходили совсем не такие, как из украинных воеводств. Ян Вейер, непревзойдённый пехотный командир, что редкость для шляхтича, попытался снять осаду с города, но в тяжёлой битве понёс поражение или же не сумел выполнить поставленную себе цель и отошёл обратно к Пуцку, чтобы привести в порядок потрёпанное воинство. Вот только денег у него на это не было, а потому он мог лишь дать побитым солдатам отдохнуть, но не более того. Новую амуницию и оружие, взамен испорченных и потерянных за время недолгой, но интенсивной военной кампании против курфюрста, брать ему попросту неоткуда, а на покупку не было средств. Так что рассчитывать, что в тылу в мятежного литовского войска находится дружественная армия, не приходилось.

— Нам следует первым делом определить, — начал давать его величеству военные советы Ходкевич, — кто идёт к Варшаве с юго-востока, и какова точная численность этого воинства.

— А как быть с тем, кто идёт с северо-запада? — тут же поинтересовался Гембицкий. — Туда вы тоже предложите отправить разведчиков?

— Это было бы неплохо, — спокойно ответил Ходкевич, — однако после того как пан Оссолинский потерял столько конницы, мы не можем себе позволить отправлять отряды в тыл к врагу. Правый же берег Вислы сейчас мятежники не контролируют никак, и потому наши гонцы доберутся до армии и вернутся в Варшаву.

— Но что, если вести из украинных воеводств ложные? — продолжал настаивать на своём Гембицкий. — Что если не Сагайдачный, но Жолкевский побит, и к столице движется не союзное войско, но дикая казацкая орда?

— Даже в этом случае, — гнул свою линию Ходкевич, — нам нужно знать, что у нас нет надежд на подкрепление. Однако, ваше преосвященство, всё же позволю себе сильно усомниться к том, что это могут быть казаки. Ибо primo, не могу взять в толк: для чего бы Жолкевскому лгать в письмах к его величеству о поражении самозваного гетмана и его армии. И secundo, даже если вести эти ложны, казакам ни за что не пройти к нам, не взяв Замостья, а это уж крепость такая, о которую даже самая современная армия зубы обломает. А благодаря упрямству пана Тарновского, который там всем распоряжается, в Замостье довольно и провианта, и фуража, и пороха, и главное гарнизон полностью укомплектован. Казаки же долго и упорно осаждали Збараж, они измотаны войной и даже если бы и сели в новую осаду, теперь уже у стен Замостья, то уж точно не взяли бы эту крепость так быстро, чтобы уже объявиться столь близко от Варшавы.

Слова эти совершенно успокоили его величество, и он велел Ходкевичу тут же отправлять людей к войску, идущему с юго-востока. Он рассчитывал на добрые вести и не обманулся.

Я выслушивал доклад Кмитича, который вместе с небольшим отрядом липков сам мотался на правый берег Вислы, чтобы проверить сведения. И слова стражника великого литовского меня ничуть не радовали.

— Сильное войско переправляется через Вислу прямо из бывшего нашего осадного стана, — докладывал Кмитич. — Разъезды отправляют широко, так что близко к нему не подобраться. Однако над станом стоят два больших флага. Первый с Елитой, второй с Любичем.

Елита был гербом Замойский, Любич же Жолкевских, что прямо говорило о том, кто ведёт на помощь осаждённой столице свои войска.

— А каковы солдаты в этом войске удалось узнать? — поинтересовался я.

— Те, что мы видели, — честно ответил Кмитич, — отменные. Не понять, кто поляки, а кто наёмники, потому как все одеты на иноземный манер. Выучены — любо-дорого посмотреть. В лагере и на переправе, которую навели очень споро, ведут себя дисциплинировано. Шагают красиво. Тут их лишь в самых светлых красках описать можно.

— У Замойских в войске всегда так было заведено, — кивнул князь Януш. — Побольше наёмников, но и приватные роты, где поляки служат, все только в иноземное платье рядить. Такой порядок ещё старый Ян Замойский завёл, кичился своим богатством перед остальными. Мол, у меня в войске приватном даже поляки службу на иноземный манер несут, и поглядите как справно.

Выходит, Сагайдачному не удалось оправдать надежд, точнее оправдал он их лишь частично. Разорив и подпалив огнём мятежа все украинные воеводства Речи Посполитой, он потерпел-таки поражение и, видимо, поражение сокрушительное, потому что как бы иначе столько войск разом освободилось, чтобы прийти на помощь Варшаве.

— Но отчего Замойский медлил прежде? — удивился я. — Отчего раньше не привёл свои войска?

— Оттого, что пока поблизости всё полыхало пламенем мятежа, — ответил мне князь Януш, — Замойский, а скорее старик Станислав Тарновский, отец жены Яна Замойского, который всем после смерти его в Замостье распоряжается, как у себя в вотчине, не спешил никуда, предпочитая со всеми силами ждать развязки и при неудачном для себя раскладе сил отражать нападение казаков. Теперь же, раз войска покинули Замостье, выходит в украинных воеводствах всё успокаиваться начало.

— Вместе с Замойским идёт и Жолкевский, — напомнил я. — Давний недруг мой, с которым у нас счёты ещё с Клушина. Надеюсь, на сей раз мы сумеем решить все наши противоречия раз и навсегда.

— Жолкевский крепко зол на вас, Михаил Васильич, — кивнул князь Януш, — но появление его в Варшаве наведёт много шуму. Там ведь сейчас правит бал Александр Ходкевич, гетман польный коронный, который давно уже тянется к булаве великого гетмана, однако король Жигимонт покуда его той булавой лишь манит. Теперь же кроме Оссолинского, который на второй план отошёл после поражения на Висле и потери стольких славных воинов, доверенных ему, в столице появится ещё и Жолкевский. А уж он-то не преминет побороться за булаву великого гетмана, которая уже у него за кушаком была.