Герои Аустерлица (СИ) - Ангелов Августин
Мои мысли прервал Степан:
— Ваша светлость, пани Иржина слугу прислала. Он ждет вашего ответа, изволите ли вы завтра к полудню принять его хозяйку?
«Однако, навязчивая бабенка! Впрочем, от меня не убудет, если погляжу на нее, а то мне уже любопытно, что за мадам меня домогается», — подумал я, а вслух сказал денщику:
— Ладно, передай, что соизволю завтра принять ее в указанное время. Только тебе придется до этого привести меня в порядок: наладить помывку в бане, побрить и по поводу одежды, подобающей князю, позаботиться.
— Помилуйте, ваша светлость! Баню и бритье сумею наладить, а вот одежду, какую просите, взять негде, — проговорил Коротаев.
— Так уж и негде? А как же мундир? — сказал я.
Степан пробормотал:
— Вы же сами сказали, ваше высокоблагородие, что мундир испорчен безнадежно.
— Так почини! Ты денщик или кто? Найди нитку и иголку, да зашей мои лосины и ботфорты почисти! Не понимаю, почему ты не сделал этого до сих пор? Времени у тебя полно имелось, чтобы форму хоть как-то в порядок привести, пока я без сознания валялся!
— Виноват, ваша светлость, я никогда раньше денщиком не был, — потупился Коротаев.
А я продолжал распекать его:
— Раз не был до этого денщиком, так теперь привыкай к новой должности! Отныне следи за порядком и четко соблюдай аккуратность. У меня не забалуешь! Требовать буду с тебя, как положено! Вот мой колет, например, мог бы еще раз перестирать, чтобы пятна от крови попытаться свести.
Рядовой уставился в пол, покраснев и снова бормоча, что, мол, виноват. Понимал, каналья, что князь и побить своего денщика право имеет.
Между тем, смягчившись, я сказал Степану, сбавив тон:
— Впрочем, что колет с не отстиранными кровавыми пятнами, так на то мне наплевать. Переживу. Все и без того здесь знают, что я ранен. Так пусть видят, что кровь свою пролил я на одежду. Хуже от этого не будет. Во всяком случае, оденусь, как подобает моему положению. И тебе, кстати, приказываю к приезду помещицы в форму облачиться. Хотя бы в колет и в сапоги. А раз рейтузы твои без одной штанины остались, то разрешаю временно заменить их этими твоими серыми крестьянскими штанами. Только подтяни их, как следует, чтобы не болтались. Пусть здешняя барыня увидит, что дух русских воинов не сломлен даже в плену. И мы в грязь лицом не ударим, если будем по форме одеты, пусть и без головных уборов. Военная форма всегда оказывает на гражданских людей определенное психологическое воздействие, подчеркивая принадлежность к защитникам государства…
Я осекся, поняв, что слишком сложно выражаюсь для этого времени. Откуда Степану Коротаеву знать про «психологическое воздействие», как и вообще про психологию? Ему такая дисциплина неведома. И не только ему, поскольку никакой психологии, как науки, в 1805 году еще просто не существует! Впрочем, Степан ничего не переспросил, только взглянул удивленно. Да и что он скажет? Если князь изощряется в словесности, сыпля какими-то непонятными терминами, то это его княжеская прихоть, которую денщику надлежит терпеливо выслушивать. И только. Но все-таки я в тот момент решил для себя, что постараюсь изъясняться попроще. Пусть служивые и не поймут, но образованные дворяне и спросить могут, что подразумевает то или иное незнакомое словечко, внезапно вылетевшее из моего рта. Потому лучше не бросаться словами из будущего, чтобы никому ничего объяснять не пришлось.
Глава 8
Поужинав картофельным пюре с мясным гарниром и запив еду компотом, я почувствовал себя лучше. Головная боль опять отступила, оставшись лишь возле левого виска и справа на затылке, где под повязкой, которую мне сменил Степан, находилось выходное отверстие от пули. Там была зашитая, но еще не полностью зажившая рана, из которой до сих пор сочилась сукровица. И это место постоянно свербело. К тому же, мышцы на задней стороне шеи под самым основанием черепа, разорванные пулей и сшитые французским хирургом в натяг, создавали мне дополнительный дискомфорт, когда пытался поворачивать голову. А еще и густая темно-желтая мазь, подозрительно напоминающая по консистенции горчицу, которой мне обрабатывал рану Коротаев во время перевязки, жгла, словно и на самом деле была сделана на основе горчицы. Но, я постепенно привыкал жить с этими неприятными ощущениями.
Потом денщик с разрешения мельника организовал мне баню в отдельно стоящей деревянной постройке, напоминающей сарай. Ему помогал, а заодно и присматривал за нами, один из слуг мельника, старик по имени Вацлав. Вениками чехи в своей бане почему-то не пользовались, да и слишком горячий пар не разводили. Впрочем, я и без того не собирался пока сильно париться из-за слабости и этой своей не полностью зажившей раны на затылке, опасаясь нагноения. Но, выкупался я с помощью денщика все-таки неплохо.
Степан наполнил для меня вместо ванны большую деревянную бочку теплой водой, согретой в медном котле на печной плите до кипения и разбавленной до нужной температуры. Вацлав выдал нам кусок желто-серого мыла, похожего видом и запахом на хозяйственное. А когда я намылился, денщик поливал мне из деревянного ковша для ополаскивания. Вместо полотенец здесь использовались куски холстины, настолько грубой, что могли оцарапать кожу, если переусердствовать при вытирании, но, в целом, банная процедура удалась. И после нее я прекрасно заснул.
Почему-то мне в ту ночь очень подробно приснился эпизод из интимной жизни князя Андрея: он с женой Лизой занимался любовью на широкой старинной кровати под балдахином при свете трех свечей, которые горели на тумбочке возле постели, воткнутые в серебряный канделябр. И из этого сна я сделал удивительный вывод, что для любовных утех в начале XIX века уже использовалась не только миссионерская позиция. Во всяком случае, Лиза явно предпочитала разнообразие и даже скакала верхом! А когда проснулся, то, конечно, прекрасно понимал, что это, получается, я сам там с Лизой в постели кувыркался. Точнее, мое вот это самое тело кувыркалось, хотя меня в тот момент еще в нем не было.
Ощущения я испытывал весьма необычные. Словно бы посмотрел порнографический фильм, снятый от первого лица с полным погружением и со всеми ощущениями. И все-таки, не покидало чувство, что это не со мной происходило. И действительно, это же происходило с князем Андреем задолго до того момента, как я сделался им! Тем не менее, впервые после попадания в тело князя я обнаружил, что мое новое мужское естество, которое даже оказалось на вид более солидным, чем раньше, после тяжелого ранения и пребывания организма в коме, все-таки реагирует на подобные сценки, как полагается. А это означало, что я на верном пути к выздоровлению.
Утром выяснилось, что Степан Коротаев имел неплохие навыки цирюльника, уверенно побрив меня с помощью опасной бритвы и ни разу не порезав кожу. Еще и шить, как оказалось, солдат умел неплохо. Орудуя большой иголкой и толстой ниткой, Степан зашил мои разорванные по шву кожаные лосины от мундира вполне сносно, хотя и довольно грубо. Во всяком случае, носить эти форменные штаны после ремонта стало вполне возможно, если осторожно. Так что, благодаря моему денщику, я привел себя в относительный порядок, облачившись к полудню в остатки собственного мундира и подготовившись к предстоящему визиту пани Иржины.
Возбужденный своим сном про Лизу, я думал о том, что, тот князь Андрей, который присутствовал в этом теле до меня, свою жену, похоже, любил. И она его тоже любила, конечно, хотя бы в начале их совместной жизни. Впрочем, сохранившиеся воспоминания князя Волконского подсказывали мне, что какой-то особой возвышенной любви между Андреем и Лизой как раз и не было. Ни она, ни он, не чувствовали себя счастливыми в браке, будучи людьми совершенно разными. Похоже, что их поначалу связывали между собой только поверхностная симпатия, да родительское принуждение к этой женитьбе по вполне меркантильным соображениям, как это было принято в дворянских семействах, а уже потом их отношения укрепил совместный секс, поскольку оба были молодыми и здоровыми. Стерпится и слюбится, так обычно говорят о таких парах, начавших супружескую жизнь по воле родителей.
