Фрыц Айзенштайн - АТЫН
Свои тойонские привилегии, а именно: спать мягко и сколько угодно, питаться регулярно и вкусно я реализовал в полной мере. Всё-таки скачки верхом по степи – это не мой профиль. Слишком утомительно, а ехать на арбу – не позволяет положение. Лучше всего здесь подошел бы персональный транспорт на антиграве, но я его прощелкал. Остается теперь только отдыхать. Но и вылёживаться нельзя.
Пошел организовывать общественные работы. Заставил нарубить в бывших садах веток, вымочить их в воде и делать из них плетни. Из плетней делать П – образные лотки- короба, получится арматура. Разобрали пару заборов и сколотили опалубку. Залили все это добро цементом, чтобы получился армированный бетон. Дело новое, пришлось присутствовать и направлять. Я, безусловно, поспешил, назначив приблудного мастера руководить работами. Когда вечером я подошел к нему и поинтересовался ходом работ, он сказал мне:
— Я так думаю, что через пять-шесть дней я закончу набивать контуры будущего рисунка.
Нет, это, блин, убийство какое-то. Это не мастера, это импотенты. Не спеша вырезать цветуёчки, листики, всякие плетение и тому подобную мишуру, от которой лотки работать лучше не будут причем. Тщательно, подери его кабан.
— Никаких вензелей, — разорялся я, — никаких мозаик, скульптурных композиций, резьбы по камню и дорических колонн с коринфскими портиками! Мне наплевать, что ты придумал себе стройку с автографом мастера! Нужно быстро и функционально! Нам быстро нужна вода, а не твоё уязвлённое самолюбие. И вообще, я сам подпишу своё творение, пусть мне будет стыдно! А ты будешь спать спокойно и внукам рассказывать, как ты про…л рождение нового слова в архитектуре.
Но это бесполезно. Нет ничего крепче чугунной головы с вбитыми в неё догмами. Мастер вытащил свой талмуд и начал мне показывать какие-то картинки. Типовой проект, надо понимать, освященный Отцом-основателем и шаманами. Я уже хотел прослыть местным Корбюзье, но гении никогда не были признаны при жизни. Новое с таким трудом пробивает себе дорогу к свету. Последователь замшелых традиций художественной резьбы по сырому бетону был готов затоптать робкие ростки авангардизма, конструктивизма, кубизма и прочих паразитизмов. Спор кончился тем, что мастера связали и изолировали от общества, а я начертал на цементной коробке: Магеллан Атын повелел лепить так!
Это, конечно, дурдом. Я нажил себе врага на всю оставшуюся жизнь, хорошо хоть мужики в это же время натаскали камней и тряпья из бывшей деревни и законопатили щели в бассейне и без лишних слов залили их раствором. Потом уже и бетонные лотки выложили через самые большие трещины в земле так, чтобы вода из бассейна текла в арыки аула.
Война с ортодоксальным мастером, не считая прочих хозработ, отняла у меня два дня столь нужного мне времени. Но и тут вроде всё наладилось, мастера выпускали из узилища только для прогулок, и я, при помощи Улбахая, снарядил караван в самое пекло, то есть к самолёту. С собой я взял, кроме погонщика, мастера Хайсэра чтобы он смог впечатлиться достижениями технологической цивилизации. Верблюдов нагрузили в основном водой. Ни грузчиков, ни охрану я брать не стал – чем меньше народа знает про всякие штучки в пустыне, тем лучше. Не уверен я был, что среди моих людей не будет стукача от всяких заинтересованных сторон. Кроме того, я решил пройти к самолёту вдали от тайного города, чтобы не засветить мой маленький секрет. Если насчет воды и травы ходят всякие слухи, то чем меньше народу про них будет знать, тем крепче я буду спать. Потом, у меня в мыслях была и такая мысль, посмотрю я внимательно, кто сильно будет интересоваться, откуда это мы привезли столько замечательного добра. Может и выявлю засланного казачка. В дорогу мы снарядились, как и полагается бедуинам: куфии, бурнусы и всё такое, и никто уже не делал большие глаза, когда мы наматывали белые платки.
Тот путь, что я, подобно героям древности, шел почти неделю, мы на верблюдах прошли за день. Конечно, это не пешком топтать перекалённую каменистую землю, тем более что я совершал кое-какие зигзаги, чтобы ненароком не въехать в подземный город. Вечером того же дня мы были уже у цели. Утро мы начали с того, что похоронили погибших, документы я забрал на всякий случай, может когда-нибудь пригодятся. Хотя сообщать родственникам о том, где погибли эти люди будет весьма непросто.
Уста Хайсэр при виде самолёта пришел в сильнейшее возбуждение. Поначалу он посчитал, что тот сделан из серебра, нюхал его и скреб ногтем. Была бы возможность – попробовал бы на зуб, но такие зубы у него еще не выросли. Не откладывая дела в долгий ящик, простите за каламбур, ящики мы немедля начали вытаскивать и складировать. На немые любопытствующие взгляды моих попутчиков я делал морду кирпичом, с понтом я не понимаю, чего они хотят, но распечатывать так и не стал. Потом я пошарился по всяким закромам: Дуглас, видимо, был совсем новой американской комплектации, которую не успели растащить ушлые технари. Помимо разного инструмента, нашлись даже авометр, паяльник и прочая мелочёвка, так облегчающая жизнь юного радиолюбителя в пустыне. Были так же, в качестве приятных бонусов, бинокль и компас. Пока я рассуждал, стоит ли с самолёта ободрать разные нужности, типа тросиков, патрубков и насосов высокого давления, или же оставить всё как есть с прицелом на то, что можно будет восстановить летательный аппарат, мастер Хайсэр решил этот вопрос без меня. При помощи отвертки и личной интуиции он научился открывать лючки в фюзеляже. Обилие добра его повергло в шок, и, продолжая пребывать в беспамятстве от свалившегося на него счастья, он выковыривал из недр всё, что можно было поснимать без применения автогена. Когда он очнулся, ему пришлось решать вторую, не менее трудную задачу: что везти, а что оставить. Кое-как, без сильного повреждения мозгов, дилемма была разрешена. Кое-что из железа погрузили, кое-что оставили, но свои ящики я трогать не разрешил? Пока есть угроза войны, пулюмёты нам нужнее.
Потом я некоторое время поработал адмиралом. Корабли пустыни, сами понимаете, в количестве пяти штук, вполне тянут на флот небольшой банановой республики. Но это ненадолго, всего на сутки, потом случился бунт и меня сместили. Шутка. Просто мне внезапно захотелось поднять на флагмане Весёлого Роджера и взять на абордаж цистерну с водой. Это такие фантазии от перегрева. Скоро пройдет.
За трое суток нашего отсутствия ничего особенного не случилось, если не считать выхода из КПЗ нашего рахитектора, мастера стройки века, по совместительству саботажника. Кондратий его не хватил, но он дулся на меня, как мышь на крупу. А вода тем временем жиденьким ручейком текла в аул. И всё. Там же, в ауле, она так же исчезала в арыках, как и ранее – в дырявом бассейне. Это меня не могло не огорчать. Поэтому, разгрузив верблюдов у себя во дворе, я помимо утешения своих женщин, задумался, как бы так увеличить отдачу моего источника воды. Сто грамм, под хорошую закусь, окончательно прочистили мне мозг, и я вспомнил, что дебет нефтяных скважин когда-то пытались повысить ядерными взрывами. Воодушевлённый столь вовремя пришедшей мне в голову идеей, я оправился посмотреть на место будущего действия, прихватив с собой пару толовых шашек. Потом подумал, добавил еще две, сто грамм для храбрости и бикфордов шнур с взрывателем.
Однако, будучи не до конца пьян, я понял, что возбуждение продольных волн в гидравлической среде на текущем этапе было невозможно. По причине того, что дырка, откуда сочилась вода, была слишком мала для того, чтобы туда воткнуть хотя бы одну шашку. Но я был уже достаточно на взводе, чтобы привлечь всех мужчин, которых обнаружил в поле зрения для того, чтобы откопать место для закладки заряда. Ну, в некотором роде алкогольная гиперактивность, помноженная на пьяное упрямство и отсутствие всяческих сомнений в правоте своего подхода к решению проблем привело к тому, что лопатами расковыряли кое-что. В кое-что, глубиной, как оказалось, метра два, я засунул примотанные к палке четыре толовые шашки. Это не помогло. Шашки вместе с палкой тонуть не желали. Пришлось примотать к ним еще камень, чтобы гарантированно утопить это самопальное взрывное устройство к самому дну. Еще минут пять-десять мне понадобилось, чтобы пинками отогнать от источника всех любопытствующих. Обезьян и поджечь бикфордов шнур. Его длина была около метра, я полагал, одна минута сорок секунд – достаточное время, чтобы добежать до канадской границы. Между нами говоря, до канадской границы можно добежать за любое время, было бы желание. Но я успел отбежать метров на триста и залечь. Дрогнула земля, со свистом над головой пролетели мелкие камни вперемешку с водой. Красиво, с детства любил всякие взрывы. Надо было мне пойти во взрывники. Или в пожарные.
И всё. На месте бывшего родника образовалась яма, заполненная жидкой грязью. Пипец бассейну с мраморными стенками, подумалось мне. Никаких тебе фонтанирующих скважин, ни с нефтью, ни с водой. Только земля почему-то продолжала дрожать и в её недрах что-то странно гудело. Но примерно через пару секунд, гудение стало напоминать мне аварию на водопроводной станции, и в небо взвился фонтан воды, высотой метров тридцать, обдав нас свежим холодным душем и ещё одной порцией грязи и камней. Но никто не пострадал, как мне показалось. Мы восторженно смотрели на эту реку воды, которая летела в небеса, восхищаясь моим провидческим гением. Минут через десять, когда стихли аплодисменты, артезианская скважина поумерила свой пыл, и фонтан стал высотой метра полтора. И всё равно, такое количество воды полностью наполнило бассейн и бурным потоком потекло по лоткам и арыкам. Проблема воды в данном месте была решена, а зрители пошли отстирывать портки. Я же с чувством глубокого удовлетворения отправился в свою хату, праздновать победу над слепыми силами природы.
