Спасти СССР. Манифестация II (СИ) - Большаков Валерий Петрович
А меня всего пробрало холодной дрожью, будто лишь теперь дошло по-настоящему, что мы не на экскурсии побывали, гуляючи по местам боевой славы. Всю неделю ученики и ученицы 9-го «А» сдавали «контры» по предметам, которые не проходят в школе – разгребали наносы забвения, вытаскивая на свет скорбную память.
А вокруг, словно контраста ради, распускалась юная, зовущая весна! Непривычная теплынь кружила голову терпкими запахами новой жизни. Дальние березки пушились, сквозя зеленой пролистью, и вдруг – похороны…
…Саныч повысил голос, и слова протекли в сознание:
– Спасибо нашим детям… Да что там – внукам! За то, что не испугались – ни трудов, ни страхов. И… вот… – голос ветерана дрогнул.
– Андрей… – рука Василия Алексеевича легла мне на плечо. – Тебе слово.
Глаза фронтовиков, блестящие или сухие, давно выплаканные, оборотились на меня. Я в ответ оглядел победителей, и медленно, не изыскивая глаголов повычурней, заговорил:
– Мы… весь наш класс… родились в мирное и счастливое время. А мир и счастье для нас завоевали вы. И они. – мой взгляд качнулся на горестный штабель. – Вы исполнили священный долг – встали на защиту своей страны, своего народа. И победили. А теперь пришла наша очередь. Суворов говорил, что война не закончена, пока не будет похоронен последний солдат. Вот поэтому Великая Отечественная еще длится, но мы обязательно покончим с нею, отдав последние почести всем, кто погиб за нас. Вечная им память!
– Вечная память… – высокие звонкие и глухие дребезжащие голоса слились в нестройном, понуром хоре. Природа, и та пригасила буйную радость цветенья, дохнув знобким ветерком.
Покачиваясь на тугих стропах, гробы окунулись в щемящую сырость братской могилы.
– Караул, – негромко скомандовал лощеный лейтенантик с едва пробившимися усиками. – Залпом…
Заклацали затворы, и стволы «калашей» вскинулись к ясному небу.
– Пли!
Резкий салют трижды рванул тишину.
– Oh my god, oh my god… – запричитала Мэри, и спрятала лицо в ладонях. Ее плечи мелко затряслись.
Чернобурка тут же оказалась рядом, но не стала утешительно ворковать, а молча обняла рыжую «герлу». Та и сама притиснулась, всхлипывая и размазывая слезы ладонью.
– Eternal memory… – дрожащим голосом вытолкнула русистка, и шмыгнула носом.
Тот же день, позже
Старая Русса, улица Карла Маркса
Заведующая столовой, основательная такая цепкая дама, на мир смотрела с подозрением, но Василий Алексеевич ее обаял. Да и основной наплыв голодающих схлынул. Нам осталось только сдвинуть столики, да перетаскать нехитрые яства – суп с фрикадельками, наваристый, горячий еще, да пюрешку с котлетками.
А за витринными стеклами, подернутыми невесомым тюлем, грелась на солнце тихая улочка, застроенная еще до революции в один-два этажа. Старгород.
- У меня так в первый раз, чтобы по-походному! – призналась Тома, вертясь напротив. Нежный румянец красил ее щеки самым изысканным макияжем. – Татьяна Анатольевна! – подняла она руку по неистребимой школьной привычке. – А угоститься нам дадут? По чуть-чуть! – девичий голос начал расстроенно упадать: – Праздник все-таки…
Тыблоко переглянулась с военруком, и беззлобно проворчала:
– Ну, в виде исключения…
Заведующая расположилась к нам еще пуще, жалуя несколько бутылок «Советского шампанского» из огромного пузатого холодильника. Моим стараниям поручили холодный, скользкий от осевших капель сосуд с брютом.
Страх осрамиться щекотнул меня – надо было успеть раскрутить мягкую проволочку до того, как шампанское вырвется на волю, пузырчатой струей брызгая в потолок. Успел!
Я проворачивал пробку, а она ощутимо давила в ладонь. А фиг…
Негромко, сдавленно хлопнуло – и из горлышка завился реденький парок, будто из дула пальнувшего «кольта». Разочарованно шипя, шампанское пролилось в стакан с полустертым красным ободком, тут же вспухая пеной.
– Тамара! – благим матом рявкнула директриса. – С днем рождения тебя! Радуй учителей хорошими отметками, а меня – примерным поведением!
– А нас просто радуй! – воскликнула Ясмина.
В говоре и смехе стаканы сошлись, разнося умноженное клацанье. Томины глаза влажно блестели, зелено сияя над красным ободком. Даже некая поволока затуманилась во взгляде, но голод пересилил любовь – усиленно забренчали ложки с вилками. Первое, второе и компот пропадали в нас, как в черных дырах, исчезая за горизонтом событий.
Музыки не было, да и какие танцы после печального обряда? Зато Чернобурка выполнила свое обещание – торжественно внесла огромный торт, изукрашенный кремовыми розочками, как клумба.
– Happy birthday to you… happy birthday to you… – негромко затянула Мэри.
– …Happy birthday, dear Tammy, – подхватила половина отряда, – happy birthday to you!
– Томочке – самый большой кусок! С центральной розой! – велел я, примечая в дверях кряжистую фигуру дяди Вадима. Улыбаясь, он приложил палец к губам.
Подкрался, да как выдаст:
– С днем рождения, Томусик!
– Ой! – подпрыгнула именинница. – Здрасте!
– Привет! – весело рассмеялся третий секретарь. – О, здорово, Алексеич! Мы с Гришей «сто тридцатого» пригнали. Уже перекидали всё – палатки, лопаты, посуду, находки ваши… Что, обратно тоже на поезде?
– На ночном, – закивал военрук.
– Ага… Ну, я тогда Григория сориентирую, чтобы с утра у школы был. Чайком не угостите? В счет будущих заслуг, хе-хе…
Кузя вспорхнула, и поднесла гостю полный стакан в звякающем подстаканнике. Метнула на меня карий взгляд, и чопорно присела на место. Ангелица, прости, господи…
Смачно отхлебнув, дядя Вадим крякнул, и развернулся к племяннице. Посмотрел испытующе и предложил:
– Ну, что, Томик, подъедай тортик да поехали!
А Тома, такая городская, такая домашняя девочка, вдруг выпрямилась, решительно замотав головой:
– Нет, дядь, я со всеми. Вместе!
Третий секретарь внимательно посмотрел на «племяшку», и в его глазах затеплилось одобрение.
– Ну, раз вместе… Тогда дерзайте! – дядя загремел стулом и вылез из-за стола, включая мимоходом гагаринскую улыбку. – Вы, давайте, не тяните с чаепитием, а то остынет!
Вторник, 9 мая. Раннее утро
Ленинград, 8-я Красноармейская улица
Разминая затекшие ноги, я прошелся до знакомого крыльца, заново привыкая к городским ритмам и суетам. Жизнь на природе слегка размыла будничные виды – рустованный фасад школы, трещиноватый асфальт под ногами, ленинградские проспекты за спиной.
Внезапно в памяти всплыло несбывшееся, и нервный холодок сквозанул по хребту.
…Если бы я сидел на попе ровно, боясь восколебать устои реальности, то вот прямо сейчас в центре Рима, на виа Каэтани, припарковали бы скромный красный «Рено». Вскоре любопытствующие полицейские обнаружили бы в его багажнике страшненькую находку – труп Альдо Моро, изрешеченный автоматной очередью.
«Бригадисты», вспоминая партизанскую юность, вычеркнули бы очередного «буржуазного холуя» из расстрельного списка; в далеком Лэнгли пили бы бурбон за успех тайной операции на Апеннинах, а «Кукольник» Личо Джелли натягивал бы новые паутинки своей масонской сети…
Но тут являюсь я, и бью от трех бортов в угол. Ай, да Дюха! Ай, да карамболь!
Альдо Моро, лидер мирового уровня, жив-здоров. Выйдет ли Италия из НАТО, лишая блок доступа к средиземноморским портам? Это вряд ли. Но позиции «еврокоммунизма» явно укрепились. Да и слабое сердце папы Павла VI, близкого друга Моро, уже не разорвется от горя. Следовательно, и Кароль Войтыла, в былом реале – главный мотиватор польского кризиса, вряд ли теперь займет Святой Престол. Но, впрочем, надо за этой линией бдеть дальше, мало ли что изменчивая история подкинет…
