Вениамин Гиршгорн - БЕСЦЕРЕМОННЫЙ РОМАН
Правительственные комиссары на местах являются надзирающим органом за государственными монополиями.
1 января 1817 г. Фонтенбло».
* * *
Роман торопился с постановкой, хотя бы на среднюю высоту, металлургического производства. Это требовало времени и сложнейших расчетов – за конструктивными эскизами сидела армия инженеров. Развитие промышленности требовало громадных денег. Пришлось акционировать почти все начинания с урезкой прав акционеров а пользу государственного пая. Призыв в трудовую армию, вызвавший неистовые протесты со стороны буржуазии, упрямо поддерживался императором, который не мог простить ей энтузиазма при входе союзников в Париж и травли, которую подняли против него при Людовике. Этим успешно пользовался Владычин.
Французская армия заняла к маю 1817 года Венгрию и Трансильванию – хлеб был нужен.
Находясь в неопределенном состоянии ни войны, ни мира, Европа подошла к экономическому кризису, и Роман решил, что теперь настало время действовать. Ждали приезда Мюрата, короля Неаполитанского, для участия в чрезвычайном собрании В.-П. Совета.
* * *
«Пленум, как говорится», – подумал Роман, усаживаясь в кресло.
* * *
Наполеон, распорядившись занять Венгрию и получив известие о безболезненном, на его масштабы, окончании этой экспедиции, решил, что Россия не такой уж колючий еж, каким она оказалась пять лет назад, и раз «аппетит приходит с едой», то Россию не трудно будет скушать.
Владычин был противником плана российской кампании, предложенного императором; он нашел себе поддержку в лице Нея, обрабатываемого Романом в гуманитарном направлении. Дряхлый граф Бертолле, которому Роман дал интересные указания в его лабораторных занятиях, тоже был противником какой бы то ни было войны. До своего назначения на один из высочайших постов империи Бертолле был в рядах оппозиции новому фавориту, толкавшему императора, как казалось, на весьма опасные авантюры. Но оппозиция потеряла Талейрана, и Бертолле выучился кивать головой именно так, как того желал Владычин.
Иоахим Мюрат, отрастивший брюшко на необременительном престоле и не будучи в силах оторваться от блаженного воспоминания о «лакрима кристи» [10] («лакрима кристи!…» расстаться с ним было очень трудно…), не особенно увлекался перспективой верховой прогулки по холодной России; он не удивился бы июльскому снегу в этой варварской стране. Да, Мюрат стал пацифистом, он находил… и так далее, он многое находил… Он был вообще находчивый малый.
Роман не хотел отдавать Россию Бонапарту.
«Маленький капрал» злопамятен, мстителен, и Россия быстро и больно почувствует тяжелую руку Наполеона, «благосклонный протекторат» Франции.
Нет! Судьбу России будет вершить сам Роман, через них, тех, лучших…
Россия! Уже яснело 14 декабря, уже поклялись Рылеев и Каховский, под когтистым орлом александровского царствования уже дышал Петербург воздухом восстания, уже щурил глаза в ослепительном свете свободы…
Там, в Петербурге, будущие помощники Романа – будущие его друзья…
Роман думал:
«Незачем начинать новое грандиозное кровопролитие, будить патриотические чувства наций; большая Россия, раскинувшаяся снегом и степью на тысячи верст, большая Россия не легко сдастся «маленькому капралу» – игра не стоит свеч, овчинка – выделки».
Роман был решительным противником плана российской кампании, предложенного императором.
Роман предпочитал Россию – очаг революции России-колонии.
В Совете создалась комически заговорщическая атмосфера.
Роман задал Бонапарту коварный вопрос:
– Как бы вы хотели, ваше величество, – чтобы Россия явилась победным лавром или пришла к вам гордая, величественная, в спокойном сознании вашего превосходства, пришла к лучам аустерлицкого солнца, стыдясь пламени московского пожара?
– Гм!… – склонив набок голову, протянул Наполеон.
Он смаковал различные перспективы.
– Гм-да!… – полузакрыв глаза, сказал он через минуту.
Наполеон так разнежился, что даже захотел спать.
– Хорошо, это, знаете ли, интересная тема! Вы зайдите ко мне завтра утром, князь!…
Когда Наполеон выходил, прикрывая рукой растянутый в зевоте рот, Роман услыхал, как Мюрат перешептывался с Неем о выпивке.
15
Сегодня Песталоцци никак не может дописать очередную главу своей книги.
– Господин Песталоцци!…
– Ну что еще? Неужели не можете без меня?
– Ах, господин Песталоцци, этот шалун Бисмарк упал и ушибся!…
– Иду, иду…
И с протяжным вздохом, оторвавшись от бумаги и пера, засунув увеличенную порцию табака в необъятные ноздри неповторимого носа, Песталоцци плетется за воспитателем в воспитательный интернат.
В этом большом, светлом доме жили дети. Их было много – из разных стран, из разных городов, по заранее составленному князем Ватерлоо списку привез их сюда старый Генрих Песталоцци.
Бедняки охотно и быстро отдавали своих детей в государственный воспитательный интернат.
Они удивлялись, они не понимали, зачем сиятельному князю и этому носатому чудаку Песталоцци понадобился именно ребенок, но раздумывать долго было нечего, если уж привалило такое счастье. Семья освобождалась от лишнего рта, да кроме того за это еще и платили.
С богатыми и аристократами Генриху приходилось туже. Он пускал в ход тонкую лесть, делал непонятные намеки на огромное государственное значение интерната князя Ватерлоо, князя Ватерлоо! Гарантировал честолюбивым родителям будущую головокружительную карьеру их ребенка – и в конце концов большей частью добивался своего.
Детей в интернате торжественно встречал сам князь Ватерлоо; он оказывал детям почести больше, чем кому бы то ни было в империи, – Роман их буквально носил на руках.
Детей записывали в большую книгу, а Роман на полях помечал, кем должен быть в будущем новый воспитанник.
Дети были разделены на три возрастные группы, у каждой был свой распорядок дня. Ежедневные занятия, игры, прогулки, спорт составляли воспитательную систему интерната.
Роман смеялся тихо и нежно, когда видел Гарибальди, возящегося с маленьким Бисмарком, Дарвина, играющего в шахматы с сосредоточенным Лессепсом, Белинского, Гюго, Гоголя, Мюссе, усердно трудящихся над учебником.
Шли дни… Дружной, веселой семьей жил интернат. И когда уже довольно взрослый Гюго начинал свои первые строки, стены интерната наполнил детским криком и лепетом Миша Лермонтов.
* * *
…Когда время второй раз пройдет по тем же годам, эти ребята одному делу отдадут свой разум и свой талант.
Одному делу!…
Эти светлые головы, эти золотые руки – они помогут Роману осуществить грандиозный замысел, цель и смысл его жизни…
16
Идея двух великих империй давно привлекала и Александра, и Наполеона, но двенадцатый год внес маленькие неудобства.
Наполеон был готов на все, он знал, что он может, ну, конечно, он может окрутить этого масонствующего славянина, осмеливавшегося помахать мечом у его носа и прописавшего ему поездку на Эльбу.
«Да я ее возьму голыми руками, эту варварскую страну, я заставлю этих поджигателей вылизывать снег с моих сапог!»
У императора аппетиты, видимо, тут и кончились.
Однако он многое уяснил в разных экономических возможностях, выставленных Владычиным; старость становится более компетентной и внимательной в вопросах прямых прибылей.
В начале августа пришел из Петербурга ответ, указывающий, что император российский, усматривая полную непритязательность по отношению империи Российской со стороны Наполеона, в.новь величаемого императором, питает глубокое желание мира во имя божие и считает необходимым присутствие в Петербурге императорского посланника.
* * *
Роман, предполагая отправиться в Россию в начале зимы, решил отдохнуть и взял у императора отпуск. Его забавляла поездка в карете: десятки дней в пути – и ни одной рельсы, ни одного телеграфного столба; Европа была, в общем как всегда, только без электрического освещения и многих других положительных данных. После Женевы, проехав Милан и Венецию, Роман побывал в Генуе, где вспомнил испанское лицо наркоминдела Чичерина и ловчайшего конферансье всех времен и народов Ллойд-Джорджа.
Роман заехал также в деревушку Монте-Карло; там была архаическая простота. Роман гулял по заросшим склонам, причем до ушей адъютанта, неотступно следовавшего за ним, доносились странные слова: «zero… impair… manque!..» [11].
* * *
Владычин возвратился в октябре и привез с собой какую-то еврейскую чету, которую он поселил в задних комнатах дворца, так как зачислил еврея юрисконсультом своей канцелярии.
В Париже было получено известие о смерти Людовика XVIII – обстоятельство, немного обескуражившее Бурбонов, все еще не унимавшихся в своих притязаниях и без толку бродивших по Испании и Англии. Когда о них заговаривали как об эмигрантах, Роман неизбежно вспоминал Николая Николаевича «длинного» [12], Милюкова и многих других и жалел, что не с кем поострить на эту тему.
![Алина Борисова - По ту сторону Бездны[СИ]](/uploads/posts/books/1064/1064.jpg)
![Татьяна Зингер - Неудавшаяся история [СИ]](/uploads/posts/books/145167/145167.jpg)