Андрей Букин - Пара, в которой трое
Наташа. Конечно, нам было бы куда спокойнее, если бы Мария Ильинична перебралась в Москву. Но она категорически отказывается переезжать. Она может приехать погостить, но ее дом там, в Питере. Мы пытались однажды всю осень и зиму удержать ее здесь, но поняли, что она чувствует себя в нашем роскошном доме как в тюрьме. Она, когда приехала, сказала: «Господи, это самое красивое, что я видела в жизни». Я чуть не заплакала. Во всяком случае, она постоянно у нас гостит. Но всегда возвращается домой.
Игорь. Я ее понимаю, потому что помню, с каким трудом я, будучи намного ее моложе, привыкал к Москве. Кровь ленинградская, ничего не поделаешь. Тем более у нее квартира рядом с Владимирской площадью, а теперь каждое утро на Владимирской церкви колокола бьют. Можно спуститься и зайти в церковь, рядом Невский проспект. Она живет в центре города, пешком ходит в театр. Мама – городской житель. Дома, в Питере, ей родные стены помогают. А на даче она чувствует себя одиноко. Мама, как мне кажется, если и ни с кем не разговаривает, должна ощущать себя в центре, среди людей.
Тетя Неля так же бодра, так же активна, как и десять, и двадцать лет назад. Единственное, что ее убивает, конечно, в переносном смысле, как, наверное, всех пожилых людей, – это сериалы.
Наташа. У нее дома однажды сломался телевизор. Наступил траур. Она мне звонит: «Наташа, я только сейчас поняла, как я привязана к сериалам». Я: «Тетя Неля, мы сейчас же отвезем телевизор в ремонт». Что же делать? Если в таком возрасте человека хотя бы что-то интересует, уже чудесно. Они гуляют на даче с Полиной (это наша собака), заходят на любой участок, потому что со всеми знакомы, со всеми общаются. Я вышла первый раз за зиму на лыжах, взяла с собой собаку, и оказалось, что Полину весь поселок приветствует. Сперва: «Здравствуй, Полина!», потом: «Здравствуйте», – это уже мне. Я говорю: «Ой, Полина, ты – звезда». Она, не оборачиваясь, гордо бежит впереди.
Догини
Игорь. Я поехал к Наташе на сборы в Днепропетровск через два месяца после свадьбы. Разрешение Татьяны Анатольевны на это посещение было выдано. Без разрешения нельзя. Могли бы в Днепропетровск не пустить. Поехал я туда на машине, а на самом деле полетел на крыльях любви. Три дня побыл в гостях, вернулся обратно в Москву.
Подъезжаю к нашему дому и думаю: «Почему у меня покрывала на окнах висят? Непонятно и как-то странно». Розовые такие покрывала…
Наташа. Мы жили в Чертаново – я, папа и мама. Папе дали там квартиру, а мой брат с молодой женой Таней и только что родившимся сыном остались в нашей прежней квартире в двухэтажном домике на радиостанции в Теплом Стане, где кроме нас жило еще семь семей.
Но Чертаново было так далеко от катка, а мы с Андреем уже начали что-то выигрывать, и Татьяна Анатольевна предложила: «Давай сходим в Моссовет и попробуем обменять вашу квартиру на центр». У меня уже вовсю разгорался роман с Игорем, но родители про это не знали, нет, наверное, мама догадывалась и, конечно, Татьяна Анатольевна. Она мне и предложила: «Может, тебе разъехаться с родителями?» Я ответила: «Наверное, это было бы здорово, я так хочу жить одна». Когда я объявила о своих планах маме, она была потрясена: ее дочечка будет жить одна!
Ну а дальше так сложилось, что мама рано ушла из жизни, и мы с папой осиротели, размениваться уже не имело смысла. В то же время Моссовет наконец подобрал обмен, и папину чертановскую квартиру обменяли на эту на улице Марины Расковой за гостиницей «Советская», в которой мы и по сей день живем. К этому времени мы уже с Игорем решили пожениться и перед свадьбой перевезли сюда вещи. Папа нам помогал делать ремонт и какое-то время жил с нами, но вскоре женился и уехал. И мы остались одни…
Игорь. Так вот, я подъезжаю, вижу розовые покрывала на окнах. Думаю: либо я «поехал» после длительной дороги, либо что-то произошло. Поднимаюсь – дверь сломана. Вернее, первая дверь открыта на площадку, а вторая лежит в квартире на полу. Захожу, а в квартире такое творится! В общем, единственное, что осталось, – Наташина норковая курточка, которая лежала, как половичок, на полу около входа. Мой подарок на свадьбу. Такое счастье, что ее оставили! Ни магнитофонов, ни телевизоров – ничего. Шуба у Наташи была, кольца… Все исчезло. Самое смешное, что я хотел сделать жене приятное: все ее разбросанные украшения – какие-то кольца от мамы, браслеты, сережки – я аккуратненько разложил по коробочкам и поместил в один шкафчик, рядышком. Выдвигаешь ящик – и сразу все берешь. Золотые медали, к счастью, Наташа еще не завоевала, но вот золотой конечек, который я получил как чемпион Европы, унесли.
Так я вошел в квартиру, в которую мы только-только переехали. Не буду говорить, кого мы подозреваем в качестве наводчика, но, очевидно, «постарались» очень близкие люди. Только несколько человек знали о том, что я уезжаю в Днепропетровск. Когда потом меня вызывали на Петровку, я каждый раз, готовясь осматривать чьи-то найденные вещи, с ужасом думал, что сейчас выяснится, кто из наших друзей оказался негодяем. И эта мысль была куда хуже, чем тоска по тому, что украли.
Потом Андрюша Букин рассказал мне такую историю. Все тогда поголовно увлекались музыкальной аппаратурой, и в Японии мы с Андреем почти на все имевшиеся деньги купили профессиональные катушечные магнитофоны. Но я единственный, кто не просто купил, а заказал со специальной крышечкой, которая закрывает катушки. Таких в продаже не существовало. Так вот, Андрей через полгода после кражи сказал: «У одного бандита в таком-то районе стоит твой магнитофон». Мой – потому что с крышкой. Мы с Наташей задумались: если милиция не может найти даже шубу, на которой написано «Эксклюзив. Наталья Бестемьянова», стоит ли лезть на рожон и сталкиваться с бандитами, по сути дела, в одиночку или лучше забыть про то, что случилось?
Наташа. Елена Анатольевна Чайковская меня спрашивает: «Наташа, ваши вещи ищут?» Я отвечаю: «Должны. Всесоюзный розыск объявили». Она мне: «Я сдала свою олимпийскую шубу в комиссионный магазин (а у нас у всех одинаковые шубы), и меня ни о чем не спросили, а я все жду, когда мне позвонят и будут мою шубу идентифицировать с твоей». То есть весь этот всесоюзный розыск – такая профанация!
Игорь. Кстати, кто повесил на окна покрывала, прибив их гвоздями? Воры. Чтобы их не было видно, пока они спокойно работали в течение трех дней.
Наташа совсем перестала спать, вздрагивала при любом шорохе. И мне пришла в голову мысль: нам надо завести пса! Я не думал, как же мы будем, уезжая на гастроли, оставлять собаку, не думал о ее размерах, о породе, знал только, что в доме должна быть собака. Конечно, лучше, наверное, охранная: овчарка или что-то вроде нее. Про догов я тогда ничего не знал, но наш приятель порекомендовал нам эту породу. Его теща Инна Александровна Проклова много лет занималась догами. Я сейчас вспомнил крылатую фразу нашего ветеринара, что к догу в дом можно взять любую собаку, но вместо дога нельзя взять ни одну. Теперь я знаю, как ответить на заявление, что доги мало живут – одиннадцать лет для них максимум. Для человека одиннадцать лет небольшой срок, и расставаться со своим псом очень тяжело. Но когда растишь дога (вот он маленький, здесь в кресле лежал, а через четыре месяца уже в нем не помещается), ощущения непередаваемые. Я фотографирую специально свою собаку в одинаковом ракурсе, потом сличаю фотографии и хохочу как сумасшедший. Ну не может быть на одном снимке собака целиком, а на другом – такого же размера, но уже одна голова. Что-то фантастическое!
Когда я взял собаку, Наташа еще была занята спортом. Я понимал, что она не сразу оценит мой поступок, но не сомневался, что с приходом собаки в наш дом ей станет легче.
Я забрал щенка-девочку, положил ее на колени, потому что мне нужно было рулить. Она уснула, я вел машину а она во сне описалась, вдруг по ногам теплое потекло. Дергать я ее не стал, она так сладко спала. В общем, она приняла меня как хозяина полностью. Тем более что Наташа все время на сборах, оставлять пса не с кем, никакой дачи еще не было, и я брал щенка на гастроли с собой. Бедная собака, она так напутешествовалась и наелась тушенки с горошком, как никакой дог в мире. Горошек потом по всему гостиничному номеру был раскидан. Да к тому же всегда сложности – в советских гостиницах нельзя селиться с собакой. А она растет. Я ее привез во Внуково в сумке, и так мы пронесли ее в самолет. Через четыре дня она уже в этой сумке не помещалась, хвост торчал наружу. И чтобы пройти в гостиницу, мы с Ростиком Синицыным несли сумку, а Наташа Карамышева сзади заслоняла собачий хвост от дежурной. А сколько было съедено гостиничных диванов и диванных подушек! Сколько раз я по-наглому, уезжая из гостиницы, переворачивал их на другую сторону в расчете на то, что, скорее всего, не раньше чем через месяц их перевернут!
Сколько я заплатил за все ее безобразия! Но, в принципе, люди оказались добрее, чем я думал, и к нам относились лояльно. Может, помнили, кто такой Бобрин, ведь появлялся шанс рассказать: «Жил тут у нас Бобрин с собакой, а собака съела диван». Для обслуживающего персонала эти истории приобретали не материальный, а романтический смысл.
