Роберт Твиггер - Злые белые пижамы
Я кричал и бесновался. Пользуясь их незнанием английского языка, я грязно ругался и скоро понял, что возненавидел эту школу. К счастью, предводительница четверки, семнадцатилетняя Наоко, была непривлекательной. Если бы она была красавицей, это было бы последней соломинкой.
Один раз я видел, как Наоко ласкает свою грудь, как бы взвешивая ее.
— От этого она у тебя больше не станет, — сказал я раздраженно.
Я стал ходить в школу другой дорогой, чтобы не смешиваться с толпами девочек в матросских костюмчиках.
Это было уже просто смешно! Что бы в таком случае сделал Чида сэнсей? Или Шиода? Или Роберт Мастард? Одна фраза, которую сказал Билл, застряла у меня в памяти: «Мы не можем жить в страхе.» Поскольку я боялся девчонки-подростка, я обратился к господину Вада за советом.
— Ты можешь вынудить Наоко не приходить на твои уроки, — сказал он
— И что тогда будет?
— Тогда она завалит английский язык.
— Это что, большая проблема?
— Если она завалит английский язык, она будет исключена из школы.
А вот это, как я знал, будет очень большой проблемой. Если девочку исключают из высшей школы на ее второй или третий год занятий, ей будет очень трудно поступить в другую школу, если вообще возможно. Она не закончит школу вместе со своими друзьями, а в Японии твои друзья по старшим классам — это единственные друзья на всю жизнь. Это было то, что я себе сказал. И я подумал, что если я подведу ее и позволю ей испытать все последствия: гнев родителей, низкооплачиваемую работу и отвращение к англичанам, как к народу на всю оставшуюся жизнь. Все хотели, чтобы я так поступил. Я чувствовал себя, как Мартин Шин в «Апокалипсисе сегодня», где он получил приказ убить Марлона Брандо, но все время откладывал исполнение приказа. «Все хотят, чтобы я это сделал, — говорит Шин. — Даже джунгли хотят, чтобы он умер.»
Я тоже не мог рассчитывать на помощь площадок для гольфа и теннисных кортов в решении проблемы с Наоко, у всех с ней были проблемы. Г-н Вада просто озвучил то, что все хотели бы сказать.
— У многих учителей такие же проблемы с ней. Она была трудной ученицей еще с начальной школы.
— Она такая… нахальная, — сказал я, и рассказал очередную историю о том, как Наоко отказалась выполнять задание.
— Наверное, ей придется уйти, — сказал г-н Вада. Я подумал, что он хочет, чтобы я принял такое решение.
— Что бы вы сделали? — спросил я.
— Она у меня не учится. — сказал он, прямо взглянув на меня.
Это было очевидно. Я был выбран козлом отпущения. Все хотели исключить Наоко, но, поскольку это была частная школа, никто не хотел нести ответственность за то, что родители будут неизбежно раздосадованы. Я был гайдзин, меня легко можно было заменить. Если последуют жалобы, можно всю вину легко повесить на меня, сказав: «Он всего лишь иностранец и не понимает, что такое Япония. Я знаю, это ужасно, но он все же учитель, и боюсь, что Наоко не сможет вернуться в нашу школу.»
Чем больше я думал об этом, тем больше мне казалось, что все годами ждали возможности избавиться от девчонки. Странным образом, я начал сочувствовать Наоко. Мы были в одинаковом положении, за исключением того, что меня преследовал Роберт Мастард в японском додзё.
В начале курса нам часто угрожали исключением. Теперь мы чувствовали, что заслужили свое место в группе. Мастард так не думал. Он продолжал подпитывать атмосферу неуверенности. Один незначительный промах мог привести к моментальному уничтожению результата всех предыдущих усилий. Я чувствовал себя как герой анекдота, в котором водителя останавливают за проезд на красный свет: «Ну же, офицер, а как насчет всех тех зеленых светофоров, которые я проезжал без нарушений? Неужели это не засчитывается?» У Мастарда определенно не засчитывалось.
В первое время его стандартная фраза: «Если тебе не нравится — отправляйся домой» адресовалась персонально, и в основном, мне. Я подсчитывал, кому сколько раз он ее говорил, и я в этой игре вел со значительным отрывом. Я был выбран в качестве отрицательного примера. Мы как будто бы играли в какую-то глупую психологическую войну. Он насмехался надо мной и иногда над Адамом: «Боитесь? Если вы боитесь, оставайтесь дома.» Это приводило в замешательство, но, тем не менее, не работало. В то же время я понимал, что я отказался от всех своих прав, когда записывался на этот курс. Это японский способ совершенно развязать руки учителю. Например, в некоторых японских школах школьники умирали из-за наказаний, которые им придумывал учитель.
В предыдущем месяце двое детей были заперты в стальном контейнере на восемь часов в наказание за ложь, они умерли от теплового удара и недостатка кислорода. Японцы на многие вещи реагируют неадекватно, но ни один из японских сенсеев не подходит к процессу так персонально, как это делает Мастард. Я пытался обсудить это с Биллом, чтобы понять причины.
— Наверное, у него было тяжелое детство. Возможно, его отец был слишком требовательным.
— Великолепно! — сказал Билл. — Мы пытаемся провести удаленный сеанс психоанализа.
Мы сидели в обшарпанных креслах в конце раздевалки, рядом с корзиной для старых доги. Несколько раз мой пояс загадочным образом оказывался в этой корзине. Я подозревал, что это делалось намеренно.
Раздевалка была альтернативой чайной комнате. Курс разделился на две части: Билл, Бен, Рэм и я; и с другой стороны, Бешеный Пес, Малыш Ник, Ага и Крейг, Дэнни и Адам время от времени примыкали то к одной, то к другой части. Это было не полное разделение: все-таки я проводил ежедневно все тренировки в потных объятиях Бешеного Пса, но все остальное время разделение было. Билл сказал: «Война делает из вас либо монахов, либо маньяков. Мы — монахи.» Что он имел в виду? Я подозревал, что он сказал следующее: если к вам относятся плохо, то вы либо это терпеливо сносите, либо стараетесь отыграться на других. Билл в этом смысле определенно был монахом, достаточно поднаторевшим в айкидо, чтобы не травмировать партнера. Я, однако, подозревал, что прогрессировать можно только когда тебе наплевать на то, что будет с партнером, и делать технику возможно жестче. Иначе почему все учителя, даже Андо Милосердный, проходили через фазу «убийцы»?
В настоящий момент самое большое количество травм происходило во время тренировок с Чино. Лысый Сато, который перед курсом много тренировался с Чино, чем заслужил прозвище «младший брат Чино», постоянно страдал от травм. Его ключица была сломана во время того, как Чино пытался отработать никадзе. Он также получил не менее пяти или шести других переломов и разрывов связок. Я спросил его: «И как тебе Чино, после всех травм, которые он тебе нанес?» Сато состроил перекошенную гримасу: «Мне очень нравится его айкидо, но он сам? Я думаю, что да, но я не забыл своей боли. Не забыл.»
Мы вернулись в раздевалку, где Билл затронул общую тему проблем с мозгами. (Мы уже обсуждали, что, возможно, Мастард имел какие-то проблемы с головой, и это могло бы объяснить его странное поведение) «В Мексике я встречал боксеров, которые занимались боксом более десяти лет, и они, надо сказать, определенно имели проблемы с головой. В Японии это еще хуже, я видел парней, которые занимаются профессионально всего два года и у них уже проблемы: глаза не фокусируются, руки трясутся и им трудно удержать равновесие.»
— Это еще почему? — спросил я
— Толщина черепа. Если ты посмотришь на свое запястье или лодыжку, это даст представление о толщине костей в принципе. У среднего японца весьма тонкие запястья, и думаю, что это можно отнести и к толщине черепа.
Я подумал, что, возможно, это объясняет загадочную зацикленность японцев на том, чтобы развить выносливость черепа: Уэсиба бился головой о деревья на Хоккайдо, чтобы развить свою способность противостоять ударам в голову.
Сначала это был просто черный юмор. Я начал думать о том, чтобы убить Мастарда, или, по крайней мере, каким-то образом обезопасить себя от его нападок. Эти фантазии стали весьма детальными и реалистичными. Я понял, что на самом деле убить кого-либо — задача совсем не простая, если ее прорабатывать в деталях. Я решил обсудить этот вопрос с Биллом.
Я видел его сегодня в душе и подумал, что если бы у меня была бейсбольная бита, я мог бы его ударить через занавеску, и он никогда бы не выяснил, кто это сделал.
Билл отнесся к моей идее весьма скептически: «Он чертов сукин сын. Ты должен его убить, потому что если ты сделаешь ошибку и не прикончишь его сразу, ты сам мертв».
Ты прав, это должен быть пистолет.
Но даже тогда ты должен быть уверен, что ты сможешь нажать на курок, глядя в его глаза. У тебя всего одна попытка, и если ты его не убьешь первым выстрелом, ты мертв.
Он был прав. Только по глазам вы можете вычислить настоящего мастера боевых искусств: по безжалостному, бесстрастному взгляду без капли тепла.
Совет Бена заключался в том, чтобы отправить посылку с бомбой.
