Еда. Отправная точка. Какими мы станем в будущем, если не изменим себя в настоящем? - Уилсон Би

Братья и сестры всегда делили территорию с помощью еды. Споры из-за того, кому достанется лучшая еда в семье, – это самый первый способ научиться бороться за свои права. Когда делят пиццу, извлекают урок справедливости и узнают, отчего у богини правосудия завязаны глаза: ты разрезаешь, а я выбираю. Еда в компании братьев и сестер показывает – это первый жизненный пример того, что каждый считает себя заслуживающим большего. Здесь важно не желание получить последнее куриное крылышко или последнюю вишню из тарелки, главное – победа. Вам хочется быть ловкими и хитрыми, чтобы успеть взять еще один блин, пока это не сделал кто-нибудь другой. Мой младший, пятилетний, может разрыдаться, узнав, что брат, старше его на десять лет и выше его на голову во всех смыслах, съел последний пакет хлопьев. Его несчастный взгляд говорит: снова опередил. Он даже наполовину так не злится, когда его хлопья съедает отец.

Со временем борьба братьев и сестер за еду становится более запутанной. Вот как было у меня с сестрой. Сначала все начиналось с того, кто съел немало: больше лизнул теста для пирога, больше соскреб сырного суфле со стенок формы. Позднее это соревнование стало более странным и изощренным. Я всегда знала, что она умна, потому что так говорили мне учителя, когда через два года после выпуска сестры я попала в их класс и не показывала таких прекрасных результатов. Но по-настоящему я это поняла только после одного случая. Нам обеим нравился открытый пирог с заварным кремом: он продается в пекарнях по всей Великобритании, вдоль его ребристых стенок щедро насыпан тертый мускатный орех. Суть нашей игры состояла в том, чтобы есть пирог как можно медленнее. Мы начинали обкусывать сухой корж по краям, таким образом добирались до вкуснейшего крема и наконец до влажного коржа под ним, самого ценного трофея. Сестра всегда выигрывала, доев его последней, так как нетерпеливость брала надо мной верх. Однажды нам дали по куску пирога, и я начала его медленно обкусывать, как обычно. Моя сестра ушла в другую комнату, а вернувшись, сказала, что съела пирог. Ликуя, что наконец-то выиграла, я разделалась со своим куском всего за несколько укусов. Тогда-то она вынесла нетронутый десерт из другой комнаты и очень медленно съела у меня на глазах.

В конце концов, борьба за одни и те же вещи стала такой ожесточенной, что мы стали делить мир на две половины: моя и ее. У нее был кролик, у меня – морская свинка. Она читала только замечательные детские книги, вроде «Балетных туфелек» [25] и «Детей железной дороги» [26], а мне оставались комиксы и Энид Блайтон [27]. У нее были мидии, у меня – моллюски. Она стала вегетарианкой, а я любила жаркое на обед. Сестра питалась чечевицей и котлетами из нута, я ела приготовленные мамой тушеную говядину и клецки с петрушкой (пожалуй, здесь мне повезло больше, потому что вегетарианская кухня 1980-х имела мало общего с нынешним пиршеством специй и разнообразием ингредиентов). В нашей семье она давно славилась своим умением быстро есть. Одним из талантов сестры (смакование пирога с заварным кремом не в счет) было такое быстрое опустошение тарелки, что последнему человеку еще даже не подали еду. Я долго сидела над тарелкой с едой, наслаждаясь добавками. Она не проявляла никакого интереса к готовке, что позволяло мне проявить себя во всей красе. Я готовила сырные палочки и пышные булочки, а затем пыталась уговорить ее попробовать. В большинстве случаев сестра отказывалась.

Когда же мы стали подростками, игры изменились, и я иногда с нежностью вспоминала о былых наивных стычках. Грустно смотреть на блюдо горячих кексов, за которые никто не борется. Сестра стала пропускать приемы пищи: сначала просто завтрак, но потом к нему добавились обед и ужин, в основном перекусывала яблоками. Она говорила, что неголодна, и отказывалась спускаться в столовую из своей комнаты, а родители, казалось, спокойно с этим соглашались. Я смотрела на обеспокоенное лицо мамы и на пустое место за столом и ела все больше. Иногда сестра к нам присоединялась, но только ковырялась в своей тарелке. Я была счастлива доесть все блюдо полностью. Чем больше она голодала, тем больше я объедалась. Казалось, повторяется старая история с кроликом и морской свинкой. Мы просто играли единственные отведенные нам роли.

Власть, которой обладают братья и сестры над нашими пищевыми привычками, не пустяк. И все же мы редко говорим об этих незаметных семейных влияниях. То, сложится ли у вас привычка завтракать, зависит не столько от темперамента, сколько от количества братьев и сестер в подростковом возрасте. Данные одного исследования показали, что, чем больше у ребенка старших братьев и сестер, тем меньше у него шансов завтракать, несмотря на семейный достаток {265}. Чем больше в доме детей, тем больше в нем хаоса по утрам, к тому же, как выяснил мой младший, старшие братья и сестры имеют противную привычку подчистую съедать все хлопья.

Даже единственный ребенок в семье иногда входил в роль брата или сестры, когда ел в группе людей. Это чем-то напоминает игру в дочки-матери: «Я буду мамой», – говорит малышка, наливая чай из заварочного чайника. Как показывает практика, питаться по-братски означает, что право на общую еду на столе зависит от пола. Независимо от культур и стран мы растем с укоренившимися, хотя и не до конца сформулированными убеждениями, что мальчикам и девочкам должны доставаться разные блюда и в разных количествах. Часто эти слепые убеждения причиняют неудобства и наносят вред здоровью.

Влияние тех, кто сидел вместе с нами в детстве за одним столом, сохраняется еще долго после того, как вы начнете питаться самостоятельно. И вот, спустя много лет, вы стоите в магазине с фастфудом и не можете выбрать сэндвич: с рыбой или с индейкой, или ну его, этот сэндвич, лучше пойду-ка я отсюда – все это отчасти происходит под влиянием того человека, которому каждый вечер ставили кружку с ложкой рядом с вашими. У детей от двух до восьми, согласно результатам одного исследования, высока вероятность того, что в выборе еды они будут подражать своим братьям или сестрам, а не родителям {266}. Это весьма правдоподобно. Родители, как правило, предлагают детям одинаковую пищу, хотя могут готовить какие-то блюда только для себя, особенно в тех семьях, где родители и дети садятся обедать не вместе, а в разное время. Когда дети сидят рядом и едят котлеты с горошком, то они показывают, что это блюдо вкусное, и копируют друг друга.

По мере взросления братьев и сестер начинают различаться и привычки их питания. В Дании в 2002–2003 годах в течение года вели наблюдение за 415 парами братьев и сестер в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет. Выяснилось, что их пищевое поведение было только «умеренно похожим» {267}. Как и следовало ожидать, это больше зависело от качества взаимоотношений. Братья и сестры, имеющие очень близкие отношения, то есть очень весело проводившие время вместе, имели больше похожих привычек питания, чем те, которые были не так близки или даже враждебны по отношению друг к другу. Поистине удивительным открытием стало то, что когда братья и сестры перенимали разные привычки, то старшие подражали младшим, а не наоборот, особенно в случае с сестрами. Казалось бы, должно быть иначе, старший подает пример? Только не в нашей культуре, где все перевернуто с ног на голову. Исследователи объясняют это тем, что старшие, пройдя через пубертатный период, не такие худые. Округлившись, девушки смотрят на своих худеньких сестер и неосознанно решают, что, если питаться, как маленькая девочка, можно отменить действие времени. Больше тревожит, когда старшие девочки копируют младших, вовлекаясь в «эмоциональное питание», то есть начиная есть в ответ на стресс, злость и страх. Возможно, худые люди поняли, как правильно питаться, даже если их худоба объясняется недозрелостью.