Еда. Отправная точка. Какими мы станем в будущем, если не изменим себя в настоящем? - Уилсон Би

В традиционной фрейдистской интерпретации злые кузины и мачехи – это плод воображения.

Но в статье, опубликованной в 1981 году, французский историк Евген Вебер утверждал, что сказки отражали правду жизни в Европе XVIII века: «голод, бедность, смерть, опасность, страх, перемены» {274}. Для крестьян, которые рассказывали эти сказки, мысль о том, что вам могут не дать хлеба, потому что вас ценят меньше, чем родного ребенка, была ужасной реальностью. «Учитывая уровень смертности, особенно детей женского пола, – пишет Вебер, – злые мачехи не были плодом фантазии, как и брошенные дети».

Если посмотреть под этим углом, опыт детей в сказках не отличается от того, что происходит с братом и сестрой в великолепном аниме-фильме «Могила светлячков» (1988), показывающем голод в Японии во время Второй мировой войны. У Сэйта и Сэцуко умирает мама, и им приходится выживать самостоятельно. Попав на воспитание к тете и отдав ей все оставшиеся припасы, брат с сестрой подвергаются различным придиркам, особенно за столом. Тетя взяла их к себе, но за столом всякий раз заставляет их почувствовать себя недостойными еды, хотя они и так отдают ей всю еду, какая у них есть. Тетя недовольна тем, что они слишком малы, чтобы пойти на работу, в отличие от ее родного ребенка. Она винит их в том, что в такое тяжелое время они ничего не делают ни для дома, ни для родины. Но нам понятно, что истинная причина ее недовольства из-за еды кроется в том, что эти бедные сиротки были ей неродными. Ученый Дж. С. Хэлдэйн известен фразой «Я мог бы отдать жизнь за двух братьев или восьмерых двоюродных братьев». Чтобы выжить в голодные годы, необходимо быть близким родственником человека, контролирующего еду.

Иногда, например, как в сказке «Гензель и Гретель», лишения вынуждают братьев и сестер становиться союзниками, объединяться и искать лучшей жизни. В сказке «Братец и сестрица» брат берет сестру за руку и говорит: раз мачеха бьет и кормит их «сухими хлебными корками» хуже, чем объедки, которые дают собаке, то лучше «вместе пойти по миру». Когда сказочные дети ищут свою судьбу, они ищут именно еду.

Вебер отмечает, когда персонажи в сказках наделяются тремя желаниями, у них проявляются умеренные амбиции: не господство над всем миром, не умение читать мысли или способность летать, а жизнь, в которой никогда не придется бороться за еду с братьями и сестрами: «В первую очередь они мечтают о горшках, которые безостановочно варят кашу, и о скатертях-самобранках» {275}.

В одной французской народной сказке говорится о волшебной еде под названием «сказочный хлеб». Еда была такой изобильной, что ее невозможно было доесть, но при условии, что пищу нельзя делить с незнакомцами. Как это комментирует Евген Вебер: «порог щедрости заканчивался на уровне семьи». Сказочная мечта – долго и счастливо – достичь такого состояния изобилия, при котором ни одному родителю не придется делать жестокий выбор среди многих ртов за столом. В доме, где никогда не переводится хлеб, сводных сестер не нужно бояться. Они могут стать вашими друзьями. Тогда все, о чем вам придется волноваться, – это разные злые чудовища, ведьмы или людоеды, которые охотятся за вами, чтобы съесть.

С другой стороны, существует категория людей, которые никогда в жизни не переживали из-за того, что брат или сестра забирают все лучшее. Единственный ребенок не знает подобных разборок за обеденным столом. Тот, кто постоянно находился в тени или под крылом другого человека, часто задаются вопросом, было бы у него больше свободы, будь они единственным малышом за столом. Какой стала бы жизнь, если можно было бы тихо-мирно задуть свечи на именинном торте и при этом никто не дышал бы вам в затылок. В Китае пропаганда закона об одном ребенке, впервые увидевшего свет в 1970-х годах, опиралась на мысль, что один ребенок в семье будет обладать большими ресурсами: как национальными, так и семейными богатствами. Благодаря отсутствию «бессмысленного шума» братьев и сестер эти дети будут более здоровыми, более образованными и хорошо накормленными {276}. По крайней мере, так предполагалось теоретически.

Противоположный негативный стереотип о единственном ребенке является мнением, что человек растет испорченным и эгоцентричным. Богатый бизнесмен Джордж Херст (1820–1891) отмечал некоторую эгоистичность в привычках питания своего сына Уильяма Рандольфа, единственного ребенка, который пошел очень далеко и стал одним из величайших журналистов Соединенных Штатов, а также прототипом главного героя кинофильма «Гражданин Кейн». «Я вам могу сказать о моем мальчике Билле только одно. Я наблюдал за ним, если он хочет торт, то ему нужен торт прямо сейчас. И, как я вижу, спустя какое-то время он действительно получает торт» {277}.

Эта манера поведения связана, скорее, с характером Херста.

Исследователи убеждены, что у них такое же поведение и взгляды, как и у других детей {278}. Что же касается убеждения, что они неохотно разделяют еду с другими, как отметила Лорен Сандлер, автор книги One and Only («Один-единственный»), радость быть одним ребенком на самом деле может помочь научиться делиться едой. Они перенимают поведение взрослых, которые уже научились брать и давать, а не копируют незрелое поведение братьев и сестер {279}.

Несмотря на все вышесказанное, питание единственного ребенка имеет отрицательные стороны. В среде изобилия выше риск развития ожирения. Как показало одно исследование, среди одиннадцатилетних детей с ожирением было больше единственных детей в семье, чем детей, имевших братьев или сестер {280}. Почему? Ответ очевиден: у них было все. Один взрослый, которому нравилось быть единственным ребенком в семье, вспоминал, какое это было счастье проснуться на Пасху и понять, что «есть только я, мама и папа», и можно съесть двенадцать шоколадных яиц {281}. Существуют также наблюдения, что единственные дети обычно менее подвижны, так как у них нет компании, чтобы погонять мяч.

Впрочем, это всего лишь частные случаи, а не правила. В зависимости от семейной динамики почти все отрицательные моменты «единственного» могут легко превратиться в благоприятные. Возможно, вы больше, а не меньше, занимаетесь спортом, потому что у ваших родителей есть время водить вас в спортивные клубы или ходить с вами в парк, чтобы поиграть с фрисби. Вполне возможно, у вас будут более правильные привычки питания, потому что родители находили время, чтобы готовить вам полезные завтраки.

Когда родители ждали моего появления на свет, то надеялись, что родится мальчик, и хотели назвать его Габриэль. Мог бы он изменить семейное меню? Мучился бы он меньше из-за своего питания? Когда наше с сестрой беспорядочное питание достигло апогея, иногда я мечтала о том, чтобы у нас появился младший брат, для которого питание было бы более простым делом, а не бесконечной психологической драмой. Он мог бы есть калорийные блюда вроде яичницы с беконом и не беспокоиться о том, как это скажется на его внешности. Тогда я не понимала, что мальчики тоже могут питаться беспорядочно. Равно как я не понимала того, что присутствие мальчика за обеденным столом могло привнести больше трудностей в отношении еды для сестер, а не меньше.