Екатерина Безымянная - Записки prostitutki Ket
Я молча разминала ее спину.
– Мама у меня хорошая, я бы так не смогла, ей уже, считай, сорок два было.
– А папе? – не удержалась я
– Когда меня взяли? Сорок семь, кажется. Он знаешь какой был? До последнего был видный мужик. Я думаю, мама с ним намучилась, – уверенно заключила она.
– Почему? – не выдержала я, скользя ребрами ладоней вдоль ее позвоночника.
– Ну, он гулял по-страшному. Мама мне тоже, знаешь, всего не рассказывала, но я понимаю, что там у них с этим постоянно проблемы были. Я не знаю вообще, зачем они женились. Ай! Так чуть больно! Пониже опустись… Так, считай, сколько лет прожили. Она его из-за этого жрала постоянно. Пос-то-ян-но. Представляешь, всю жизнь так прожить?
– Слабо, – честно призналась я и уколола ее, – так ты решила к маминым проблемам еще и себя добавить?
Я сказала это как-то зло, она явно почувствовала, но предпочла не замечать.
Замолчали вдвоем, мои руки опустились ниже.
– А ты такая же, – внезапно сказала она, – у тебя мама жива?
– Да.
– И что, она знает, чем ты занимаешься?
– Ну, нет, – неохотно ответила я.
– Ну, вот и моя никогда не узнала.
Она снова потянулась за сигаретами, я ненадолго остановилась.
– Я думаю, со мной и кроме этого проблем было немерено. Мне как тринадцать исполнилось – я из дома начала уходить. Ну там, переходный возраст, знаешь, такое все…
Ну, как уходить – на несколько дней. Мы поругаемся, а я ухожу. Где-то у подруги переночую, раз было – на скамейке летом два дня спала… Ну, так. Мама меня постращать решила, на учет поставила. Я еще, помню, ходила, отмечалась там…
– Так а с папой что? – не выдержала я.
– Ну что с папой, – подхватила она задумчиво, – это мне уже лет четырнадцать было…
Ты знаешь, я папу очень любила. На самом деле любила. Больше, чем маму. Ну и вот у меня идея фикс появилась – я решила, что он у меня должен первым стать. Он мне нравился.
– Ниче так идейка, – мрачно усмехнулась я, – дельная, что сказать.
– Да ладно тебе, он же мне все равно неродной. Он знаешь какой красивый был! Ему 58, а по нему видно – мужик еще! Высокий был, ну да, седой уже.
Ну, я и начала его соблазнять. Так, знаешь, мамы когда нет – я его то полотенце прошу подать, то из душа без ничего в комнату иду. Несколько раз, было, натыкался он на меня, – помолчала, – я, знаешь, уже тогда была какая-то испорченная…
– И что? – перехватило дух у меня.
– Ничего, – она пожала плечами, – вот я сейчас думаю, он, наверное, все понимал, ну, что мне надо? Черт его знает… А может, и не понимал. Или не хотел понимать. Может, думал, что случайности. Хотя вряд ли. Помассируй мне поясницу, а? Очень ноет…
Ой, я тогда вообще вытворяла. У меня мама часто на дачу уезжала, папа в городе оставался, ну, и я тоже. Веришь, мне снилось, как он со мной это будет делать…
Я тот момент так хорошо запомнила: дома очень жарко, мамы нет. Я в своей комнате лежу, в одних трусах. И слышу – ключ поворачивается, он входит и идет к моей комнате, посмотреть, дома ли я. И зовет меня по дороге.
Ты думаешь, я простыней прикрылась? Нет. Я специально так повернулась, еще руку закинула, чтоб он видел все. Лежу, глаза закрыла – и меня трясет – вот вдруг сейчас это случится… И смотрю через ресницы на дверь, как он в комнату заходит. Дышать перестала, веришь…
А он вошел, посмотрел на меня и стоит, молчит, смотрит. Я решила, что он сейчас подойдет – мы же одни дома, никто не узнает. А он несколько секунд потоптался и вышел. И дверь закрыл плотно.
– Слушай, – вступила я и тут только поняла, что все это время я даже не шевелилась, – а если б он не выдержал тогда? Ты думала, как бы ты потом маме в глаза смотрела? Как бы он смотрел?
– Не знаю, – флегматично сказала она, – не знаю. Как-то смотрела бы.
Я потом уже думала, как ему тогда было – здоровая молодая кобыла в доме, еще и неродная… Я не знаю, как он устоял.
– А потом ты еще пыталась?
– А потом как-то так получилось, что он почти сразу к бабушке уехал, ей плохо было, он перебрался к ней пожить. Из-за меня, наверное, – мрачно усмехнулась она, – а я потом отравилась. Но не из-за папы – из-за Костика.
– О боже… А Костик откуда взялся? – я ловила каждое слово.
– Да ниоткуда… Откуда они все берутся? Так, в компании познакомились. Он меня на три года старше был. Сама понимаешь, любовь, все дела, и с ним я уже начала. Ну, в итоге он меня бросил, к девке одной ушел. А я отравилась.
– Откачали? – совершенно глупо переспросила я.
– Как видишь, – ухмыльнулась она, – клиническая смерть была. Меня потом в дурке долго держали, типа, нервный срыв лечили…
Папа спас, кстати. Я выпила тридцать таблеток клофелина. Где взяла? У нас дома лежали, давление сбивать. Мама на даче была, папа у бабушки. Я и решила. Веришь, тогда так серьезно решила, даже записок не оставляла, ни к чему это все.
А папа приехал от бабушки случайно, на минутку буквально, что-то взять хотел. Я к тому времени сутки спала. Он пришел, начал меня будить, понял, что разбудить меня нельзя, и вызвал «Скорую». Они сказали, что еще бы буквально чуть – и начались бы уже необратимые изменения. Меня и забрали. Я крепкая оказалась.
Менты еще потом приходили, ну, знаешь, несовершеннолетняя травится… Кто, что, из-за чего, мол, доведение до самоубийства. В итоге сошлись: я им написала, что по неосторожности выпила пачку анальгина. По не-ос-то-рож-нос-ти… Ну да. Им-то этот гемор ни к чему. Так…
– А Костик?
– Костик? Костик ни разу не пришел.
– А знал вообще?
– Что в больнице – знал, что отравилась – знал… А так… нет, наверное. Кто ж ему скажет? Да и зачем?
Я потом уже в училище ушла, там мужа будущего встретила, ну и так…
– С мужем не живешь уже? – глупый вопрос, и так было ясно, что нет.
– Неа, – она снова потянулась за сигаретой, – он сел. Друга прирезал.
– Друга зачем?! – это был какой-то трэш.
– А я с ним спала. Муж узнал. Не насмерть прирезал, но так, серьезно… Потом у меня еще один муж был. Короче, это уже скучно…
– Знаешь, – она вдруг повела телом, давая понять, чтоб я слезла, – я вызову такси. Не хочу до утра оставаться. Какой там у тебя адрес?
Она встала и потянулась к телефону.
Я продиктовала адрес. И, когда она положила трубку, спросила вдруг:
– А мама твоя сейчас где?
– Я с ней живу, – усмехнулась она, – мама уже старенькая. Папа умер. Еще пять лет назад. Считай, два раза меня замуж выдать успел…
Она оделась и ушла. И я закурила.
Обещать – не значит жениться
У меня была знакомая – Любочка. Не подружка, нет. Так, подруга подруги. Пили вместе иногда.
Во мне она видела добрую душу и свободные уши. Не знаю уж сейчас, что привлекало ее больше.
Ну так вот, было у Любочки давнее прошлое, которое, по сути, ничего уже не значит.
Когда-то Любочка работала в салоне красоты администратором.
То есть она как бы и не парикмахер была, и не мастер маникюра, но торчала целыми днями в небольшом, но приличном салончике. Контингент разный – девочки, редко мальчики…
Все больше приличные, но никак не элита.
Кстати, Любочка должности таки соответствовала. Длинные волосы, мастерски затонированные в «натуральный» каштан, грамотный макияж, ухоженные ногти. Симпатичная дамочка, очень.
И вот однажды, давным-давно, двенадцать лет назад, в салон к Любочке пожаловал дядечка. Ну, то есть, он как бы не к самой Любочке пожаловал, а заскочил подстричься туда, где мимо проезжал.
Любочка потом рассказывала, что и не обратила бы на него внимания, но дядечка начал с заметной регулярностью возвращаться.
Где-то после третьей встречи Любочка заметила, что дядя к ней неравнодушен. И пригляделась.
И понеслось.
Дядечка водил Любочку по ресторанам, целовал ей ладошки и дарил букеты охапками. Букеты, между прочим, дядечка доставал из собственного «Мерседеса» при каждой встрече. Любочка была вне себя от счастья.
Иногда они проводили вместе выходные, иногда ездили за город. Как-то даже успели сгонять в Китай на недельку – у дядечки там были страшно важные дела.
Омрачало Любочкино счастье лишь одно незначительное, но невероятно мерзкое обстоятельство.
Дядечка был давно и прочно женат. Жену, по его же словам, не любил, но воспитание четырехлетнего сына не позволяло дядечке бросить женщину, шедшую с ним рука об руку всю их долгую совместную жизнь.
Любочка терпела, когда в Новый год ей приходилось вздыхать в одиночку на маленькой кухоньке. Терпела, когда раз за разом любимый дядечка доставал новую пачку презервативов, на которые у Любочки была жесткая аллергия.
Терпела тишину телефона и ждала, пока он сам позвонит, потому что самой ей запрещалось набирать его номер без веских и таких что-лучше-б-и-не-было причин.
Раз в пару месяцев Любочка устраивала концерты с истериками. Ну, как обычно, да.
Она лила слезы ведрами и выкидывала тапочки, которые дядечка покупал себе каждый раз после примирения.
И каждый раз, успокоившись, она спрашивала его о будущем, их совместном будущем.
