Секс был. Интимная жизнь Советского союза - Александер Рустам

Рассуждая, почему в советском обществе продолжает существовать проституция, Леонид Жуховицкий признавал, что проблема двухчастная: помимо нужды молодых женщин в деньгах, в советском обществе, как и любом другом, был спрос на секс-услуги со стороны мужчин. Но каких мужчин?

Стереотипное мышление услужливо рисует привычные образы сытых, богатых, наглых прожигателей жизни. Но первый же практический вопрос буквально ставит в тупик: а зачем им платить? Зачем тратить деньги на то, что при нынешних весьма вольных нравах так охотно и щедро дается даром? Нелегко, очень нелегко представить уважающего себя мужчину, который, томясь пусть даже временным одиночеством, сует в карман бумажник и отправляется на специфический рынок… Слишком уж много минусов в этой коммерческой акции. Во-первых, противно. Во-вторых, унизительно — неужели бесплатно на тебя никто и не взглянет? В-третьих, стыдно: вдруг кто из знакомых засечет за покупкой столь непрестижного товара. В-четвертых, опасно: случайное знакомство с купленной женщиной сплошь и рядом приводит к неслучайному знакомству с венерологом, а в последнее время над платной койкой словно бы висит уж вовсе страшное — беспощадный топор СПИДа.

Журналист приходил к выводу, что платная любовь — удел закомплексованных, невезучих и убогих мужчин, неспособных найти себе хотя бы временную пару. Рассуждая, стоит ли принять проституцию как явление и относиться к нему с пониманием, Жуховицкий писал:

Так что же делать — принять проституцию как неизбежное зло, поставить под врачебный контроль, обложить налогом в качестве индивидуальной трудовой деятельности, словом, облагородить и легализовать? Такие идеи носятся в воздухе и даже проникают в печать… Лично я с этой мыслью согласиться не могу. Причем по причине не столько практической, сколько… просто, как говорится, душа не принимает. Если еще и любовь превратится в товар… Платный поцелуй, корыстное прикосновение — нет, только не это!

Проблема лежала не только в плоскости морали. Проституция была тесно связана с проблемой распространения венерических болезней, а также ВИЧ, который проник в СССР как раз во время перестройки. Корреспондент «Молодого коммуниста» считал, что чтение моралей вряд ли здесь поможет, и уповал на информированность и откровенный разговор о проблеме — то, чего не хватало обществу на протяжении большей части советского периода:

Как убедить сегодняшнюю девятиклассницу от послезавтрашнего принудительного анализа на сифилис и СПИД? Что противопоставить расчетливому разврату? В мораль, точнее ее действенность, не верю, потому что нынешние девочки сами в нее не верят <…> В последние годы много надежд на половое воспитание. Я эти упования разделяю лишь частично <…> Сегодня, думаю, лучшее, что мы можем сделать, — это сказать о проституции правду. Можно с гневом, можно и без гнева — но пусть информация будет точной и полной. Пусть наша девятиклассница знает о древней профессии все: и про ресторанный столик с двадцатью пятью долларами за ночную услугу, и про нары в милицейском приемнике с двадцатью семью копейками в кармане…

И все же ни откровенный разговор на страницах советских газет о проблеме проституции, ни тревожные сообщения о СПИДе в перестроечной прессе не могли серьезно повлиять на существование проституции в СССР. В условиях позднесоветской разрухи и постсоветского хаоса секс-индустрия сохранила свою популярность.

Глава 10

Советский Альфред Кинси: сенсационное исследование сексуальной жизни казахстанских рабочих, о котором никто не узнал. 1968

Скандальная диссертация

— Сергей, я думаю, эта тема совершенно недиссертабельна, — серьезно сказал Игорь Кон, преподаватель Ленинградского университета, Сергею Голоду, одному из самых перспективных своих студентов. Значительно позже Кон опишет этот эпизод в своей англоязычной книге «Сексуальная революция в России».

В отличие от многих своих коллег, таких же молодых ученых-социологов, Голод интересовался темами, которые в СССР были табуированы. К ним относилась и половая жизнь советских людей. Голод понимал важность этой темы для общества и знал, что в стране нет фундаментальных сексологических работ. Между тем сенсационные научные исследования сексуального поведения американцев, которые провел ученый Альфред Кинси (или Кинзи, в СССР иногда ошибочно транскрибировали как «Кинсей») в 1940-х и 1950-х годах, пробудили в нем нешуточный научный интерес к теме. Две монографии, «Сексуальное поведение самца человека» и «Сексуальное поведение самки человека», всколыхнули все научное сообщество США, тогда еще достаточно консервативной страны. Проинтервьюировав более пяти тысяч респондентов, доктор Кинси, зоолог из Индианского университета Блумингтона, пришел к принципиально новым выводам о человеческой сексуальности — в частности, он утверждал, что не существует полностью гетеро- и гомосексуальных людей, а также указал на допустимость мастурбации и раннего начала половой жизни. Впрочем, Голода привлекали не столько результаты, сколько сама новизна научной работы Кинси — и теперь, спустя почти двадцать лет после публикации «Сексуального поведения самца человека», молодой ученый хотел провести похожее исследование в СССР.

Конечно, немногие в Советском Союзе слышали про монографии Кинси, опубликованные в США. Голод и сам ознакомился с трудами американского ученого только к концу 1960-х, после того как один из его коллег завез обе книги в СССР практически контрабандным путем, а другой ученый перевел их с английского на русский. Исследование и выводы Кинси глубоко поразили Голода, и он обратился к Игорю Кону с предложением провести похожую работу на советском материале, опросив респондентов об их интимной жизни. Оформить исследование Голод предлагал в качестве диссертации и просил Кона стать его научным руководителем.

В отличие от Голода, молодого и горящего идеей студента, более опытный Кон прекрасно понимал, какие проблемы у них могут возникнуть из-за такой диссертации. Даже попытка разговора на подобную тему — не на улице, не за закрытыми дверьми, а в научном сообществе — была опасной и могла погубить карьеру как Голода, так и самого Кона. Игорь Кон не меньше, чем Голод, верил, что советское общество остро нуждается в сексуальном просвещении и подобных исследованиях. Но понимал: несмотря на оттепель, партийные начальники, многие из которых получили свое «половое воспитание» в сталинское время, будут категорически против такой идеи. С другой стороны, поучаствовать в работе, которая может оказаться прорывом для советской науки, конечно, хотелось.

— Я всё прекрасно понимаю, но я всё же считаю, что нам следует попробовать, — настаивал Голод, слушая возражения Кона.

После долгих попыток объяснить Голоду все негативные последствия публикации такого исследования Кон скрепя сердце все-таки согласился стать его научным руководителем.

Информацию об интимной жизни советских людей Голод собирался получить с помощью специальных опросников. Над ними Кону и Голоду тоже пришлось долго думать. В США Альфред Кинси действовал как частное лицо и не был обязан ни с кем согласовывать текст опросников, но в СССР для таких исследований требовалось одобрение партийного руководства. Так что ученым пришлось хорошенько подумать, какие вопросы звучали приемлемо для бюрократов, а какие могли показаться неприличными. Многие вопросы пришлось убрать.

— Что это еще такое? — с возмущением воскликнул партработник, которому Голод принес опросники для согласования. — «Сколько у вас было половых партнеров за всю жизнь?» Что это за вопрос такой?! Я вот, например, живу с женой. Один партнер у меня. А сколько еще их должно быть, по-вашему?

— Мы уберем этот вопрос, — покорно ответил Голод, понимая, что довольно бесполезно объяснять собеседнику, что в реальности у многих людей больше чем один сексуальный партнер за всю жизнь. Включая, вероятно, и самого чиновника — Голод, как и многие в Ленинграде, слышал, что он также «жил» со многими балеринами местного театра, а про моногамную любовь к жене лукавил [130].