Секс был. Интимная жизнь Советского союза - Александер Рустам
— Дядя Вася! — бросилась она к нему в объятия. — Я столько денег заработала этим летом! Чистыми тысяча восемьсот рублей! [117] Теперь свадьбе точно быть!
Василий неодобрительно покачал головой и обнял Татьяну по-отцовски. Довольная девушка уехала в Суздаль, о дальнейшей ее судьбе ничего не известно [118].
Ситуация с проституцией в СССР оставалась парадоксальной вплоть до 1980-х годов: само явление было достаточно распространено, но советское руководство и официальная пропаганда последовательно отрицали его существование. Ведь классики марксизма-ленинизма утверждали, что продажа собственного тела ради выживания возможна только в условиях буржуазных отношений. Это значило, что при социализме проституция невозможна [119].
Советская власть против секс-работниц
Чтобы воплотить в жизнь марксистскую догму о «продаже тела ради выживания», в конце 1920-х годов сталинское руководство начало радикальную борьбу с секс-работницами. С 29 июля 1929 года в СССР начало действовать постановление «О мерах по борьбе с проституцией»; агенты НКВД начали отлавливать в советских городах женщин, подозреваемых в проституции. Обвиненные в предоставлении секс-услуг проходили через особую исправительную систему: трудовые колонии и производственные мастерские [120]. А с 1939 года предусматривалось наказание в виде лишения свободы сроком на девять лет за организацию «притонов разврата» [121], из-за чего секс-индустрия ушла в глубокое подполье.
Проституция с той поры официально признавалась одной из болезней исключительно капиталистического общества, с пережитками которого было покончено. Большая советская энциклопедия — ключевой источник знаний, одобренный властями, — утверждала: проституция окончательно ликвидирована, потому что советское государство искоренило все причины, питавшие ее.
Такой позиции, по крайней мере публично, придерживались все советские официальные лица — начиная от кремлевских чиновников и заканчивая обычными милиционерами. Летним вечером 1973 года Марк Поповский заметил, как сотрудники правопорядка затаскивали в автофургон молодых девушек.
— Проституток вывозите? — поинтересовался Поповский у милиционера, который показался ему главным.
В ответ представитель власти со всей серьезностью заявил:
— У нас в стране проституток нет, гражданин. А эти… — милиционер кивнул в сторону девушек. — Эти — просто бляди. Вымоют пол в милиции — отпустим [122].
Вот таким образом проституция не существовала в советском обществе в рамках официальной идеологии. Более того, в уголовном кодексе отсутствовала соответствующая статья: если проституцию искоренили, значит, сажать за нее некого. Поэтому, когда милиция задерживала секс-работниц, формально обвинить их было не в чем: советская власть считала их «женщинами легкого поведения» и развратницами, но состава преступления в их действиях не было.
На самом деле все прекрасно понимали, что проституция в Советском Союзе еще как есть, а официальные формулировки об искоренении — не более чем пропаганда. Чтобы разрешить такой парадокс, правоохранители использовали другие методы давления на секс-работниц. Тех, у кого не было официального трудоустройства, обвиняли в тунеядстве, а женщин, приехавших «на заработки» из другого региона (как суздальчанка Татьяна в Москву), — в отсутствии прописки. Любой гражданин СССР должен был жить по прописке и иметь профессию. Соответственно, те, кто не выполнял эти условия, подвергались преследованиям (как, например, поэт Иосиф Бродский, которого в 1964 году судили за тунеядство) — и секс-работницы не были исключением.
На протяжении всего существования СССР милиция как могла боролась с секс-индустрией, и в отсутствие соответствующих законов сотрудникам органов приходилось идти на ухищрения. Так, еще в сентябре 1956 года ленинградские милиционеры получали прямые инструкции от своих начальников о том, как правильно идентифицировать женщин, занимающихся проституцией, как с ними обращаться и под каким предлогом наказывать. Если у подозреваемой не было постоянного места жительства, ее нужно было привлечь к ответственности за бродяжничество. Если женщина нарушала общественный порядок (например, оскорбляла граждан или сотрудников милиции), ее полагалось привлекать за хулиганство или неподчинение органам правопорядка. Если были основания считать, что она заразила кого-то сифилисом или гонореей, ей могли вменить распространение венерических заболеваний, за что в СССР было предусмотрено уголовное наказание. Иногородних без документов вообще выдворяли прочь из города за нарушение паспортного режима. При этом милиции не нужно было доказывать причастность подозреваемой женщины к секс-работе, поэтому стоило женщине попасть под подозрение, как ей уже грозили серьезные проблемы [123].
Поповский рассказывает, что с 1965 по 1970 год в Москве шли закрытые судебные процессы, обвиняемыми на которых были содержательницы «притонов разврата» (интересно, что, в отличие от секс-работы как таковой, организация таких притонов была криминализована). Свидетельницами выступали несколько сотен юных девушек, которые занимались проституцией. Следствие обещало свидетельницам иммунитет от любых преследований взамен на показания против содержательниц притона [124]. На одном из таких процессов шестнадцатилетняя девушка Нина свидетельствовала против хозяйки притона, но вступила с судом в спор о морали.
— Не стыдно ли вам заниматься такими делами?! — воскликнул судья Миронов.
— Нет, не стыдно, — твердо отвечала девушка. — Вы знаете сами: у меня отца нет, мать постоянно болеет. Где я могу заработать? На заводе? Но мне как несовершеннолетней полагается работать шесть часов в день и получать сорок рублей в месяц. Я работала полный день и получала в месяц шестьдесят. А там я зарабатывала те же шестьдесят рублей за два дня и была сыта, одета, обута. Так чего же мне стесняться? [125]
С точки зрения властей поводов для стеснения было достаточно. Правовед Алексей Игнатов в 1966 году называл проституцию «аморальным явлением», обязательно сопряженным с другими преступлениями: изнасилованием, совращением несовершеннолетних, хулиганством и изготовлением порнографии [126]. Проституцию считали мостиком в мир порока и преступности, а также частью устаревших социально-экономических отношений, с которыми необходимо бороться. Правда, борьба шла несколько лицемерно: признать, что проституция в СССР существует, советская власть никак не могла.
При этом власти также считали проституцию угрозой для репутации страны на международной арене, поддержание которой считалось важным делом для идеологической и культурной борьбы с Западом. Соответственно, если иностранцы приезжали в СССР, необходимо было сделать все, чтобы секс-работницы не попадались им на глаза.
Связи секс-работниц с иностранцами особенно сильно раздражали власти, так как способствовали свободному курсированию иностранной валюты. Советская власть стремилась сохранять монополию на валютно-денежные операции, жестоко карая подпольный обмен валюты. С 1 июля 1961 года за спекуляцию иностранной валютой полагалась смертная казнь — правда, речь шла об «особо крупных размерах», так что обычных девушек, получивших деньги от клиента, вряд ли могла ждать такая суровая кара.
В 1971 году власти Латвийской ССР, одной из самых «туристических» республик страны, куда приезжали как советские, так и иностранные туристы, решили сделать все возможное, чтобы ограничить там деятельность секс-работниц. На всех главных подъездах к Риге, а также на железнодорожных и автовокзалах установили постоянные патрули милиции — власти считали, что именно в этих местах секс-работницы собирались чаще всего.
